Беда с этой Мэри - Милли Крисуэлл

Если быть совсем откровенным, то она была сногсшибательной, если, конечно, отвлечься от демонического блеска шоколадных глаз, что ей совершенно не шло и делало ее похожей на какого-нибудь шамана.

Но она вовсе не походила на ту рыжую старую каргу, которую он запомнил, да и вполовину не была такой свирепой.

Дэн был уже готов вздохнуть с облегчением, когда посетительница решительно двинулась в наступление на его письменный стол. Сжав кулаки, она смотрела Дэну прямо в глаза. Ноздри ее раздувались, и он был готов увидеть, как из них вырываются огонь и дым.

О да! Это была женщина что надо!

— Конечно, я Мэри Руссо. И я вовсе не рада нашему знакомству, мистер Галлахер. Поэтому давайте приступим к делу, согласны? Уверена, что вам не надо объяснять, что я явилась сюда из-за вашей мерзкой, гнусной статейки, которую вы написали о моем ресторане. Это ясно, как апельсин, и прямо написано на вашем («правда, очень красивом, но я не стану вам говорить об этом») лице, но вы ни черта не понимаете в итальянской кухне.

Дэн, напротив, много знал об итальянской пище и способах приготовления блюд. Он просто питал к ней отвращение, и это неприятие шло из детства. Но он не собирался признаваться в этом явившемуся к нему ангелу мщения.

— Ну, иметь мнение на этот счет — моя обязанность. А что касается обзорных статей, посвященных деятельности ресторанов, то в какой-то степени они всегда субъективны, мисс Руссо, — сказал он с удивительным спокойствием, отмечая про себя, как ненавидит давать пояснения кому бы то ни было, особенно разъяренным владельцам ресторанов. — Я называю вещи своими именами или так, как я их представляю. Я высказал свое мнение о еде, обслуживании и обстановке в ресторане «У мамы Софии» настолько честно, насколько мог. Очень сожалею, если обидел вас, но моя работа заключается в том, чтобы быть честным с моими читателями. И думаю, я был с ними честен.

Глаза Мэри раскрылись еще шире, и она слегка подалась вперед и оперлась о заваленный бумагами стол. Дэну показалось, что сейчас она бросится на него. Он старался не замечать расстегнутого ворота ее блузки, представлявшего на обозрение бурно и неровно бьющуюся жилку на ее шее, потому что эта часть ее тела была искусительным зрелищем и потому что Дэн не сомневался в том, что цель посетительницы — снять с него шкуру каким-либо тупым инструментом, а остальное едва ли может ее заинтересовать.

Отбросив в сторону эти кровожадные фантазии, он попытался сосредоточить свое внимание на ее полных, красных, как вишни, губках. И это оказалось большой ошибкой.

— Я одна из ваших читательниц, мистер Галлахер, и мне известно, что совсем недавно вы были автором спортивной хроники, а не критиковали работу ресторанов. Вам следует заниматься тем, что у вас хорошо получается.

В ее словах, несомненно, содержался намек на комплимент, по крайней мере так показалось Дэну.

Щеки молодой женщины порозовели, и, черт возьми, ей это очень шло. От этого она стала еще привлекательнее, даже несмотря на явную погрешность в стиле одежды: на ней были бесформенный коричневый вельветовый пиджак и бежевая блузка, однако и это не могло испортить ее внешности.

Ее черные волосы, карие глаза и смуглая кожа требовали, чтобы их оттенили красным — живым и ослепительным красным цветом, и так случилось, что этот цвет был его любимым.

— Это верно. Моя должность спортивного обозревателя не имеет ничего общего с моим теперешним местом. Но у меня безупречный вкус, и я могу отличить хорошее блюдо от плохого.

Мэри выпрямилась, и теперь ее спина казалась окостеневшей.

— Кто бы говорил! Думаю, у вас мерзкий вкус по части еды! Столь же мерзкий, как и ваша статья. Я приложила немало усилий, чтобы превратить ресторан «У мамы Софии» в приличное место. Признаю, что в день открытия и первые несколько дней у нас были кое-какие сложности. Но я не допущу никаких оскорбительных замечаний в адрес своего ресторана, способных погубить его репутацию, а у него есть все шансы для того, чтобы стать популярным и любимым!

Круто повернувшись, она направилась к двери, потом неожиданно резко остановилась и обернулась:

— Есть и еще кое-что. Шоколадные вафли — мое собственное изобретение, и они изысканные и восхитительные на вкус. Они просто фантастические! Если бы в вашей душе была хоть капля справедливости, вы бы это признали!

Дверь за ней захлопнулась, прежде чем Дэн успел ответить. Он откинулся на спинку стула, радуясь тому обстоятельству, что принимал Мэри сидя. Возмущенная тирада Мэри Руссо лишила его сил. Потом он улыбнулся. Черт возьми! В груди у этой женщины кипела лава. А уж что касается ее языка, то тут не могло быть двух мнений: он был хорошо подвешен! Дэн осторожно ощупал себя, чтобы убедиться в сохранности всех частей своего тела — нет, она ничего не изжевала и не откусила. Должно быть, поступками Мэри управляла рука Всевышнего, потому что вместо того, чтобы отправиться прямо к себе домой, она повернула в противоположную сторону и оказалась в католической церкви святого Франциска Ассизского. Мэри считала себя католичкой скорее формально, чем по духу. Она не была такой ревностной прихожанкой, как ее мать и бабушка, но постоянно посещала мессу и ходила к исповеди, когда ее вынуждали к этому обстоятельства. При этом Мэри старалась подгадать, чтобы по другую сторону решетки в исповедальне оказался ее брат Джо. К тому же ей не нужно было пользоваться противозачаточными средствами, потому что, к несчастью, как всем было известно, секс оставался для нее незнакомой областью жизни.

Она все-таки надеялась когда-нибудь открыть свою аптечку, где хранился бы годовой запас противозачаточных таблеток и использовать их по назначению. Но только в том случае, если бы дело того стоило.

Мэри была уверена, что у Господа Бога нет причин быть недовольным ею, потому что ее религиозные и нравственные устои оставались незыблемыми. Правда, сегодня она дала волю гневу, но это не означало, что у нее появилось желание покаяться в том, что она позволила себе вполне заслуженно упрекнуть зарвавшегося репортера.

Но несмотря на то что Мэри сочла Дэна Галлахера раздражающим и неприятным, она не могла отрицать, что он оказался очень красивым, а это было для нее полной неожиданностью. Фотография в газете не отдавала должного его внешности. И глаза у него оказались на самом деле зелеными! «Но он нахал и ничтожество», — напомнила себе Мэри. Да и чем другим он мог быть? Чего можно было ждать от ирландца?

Однако Мэри полагала, что он окажется неприветливым, грубым и высокомерным. Но наверное, он таким и был. И еще самодовольным. А она ненавидела самодовольство. Тем больше у нее было оснований невзлюбить его, если бы даже у нее не было для этого другой, и более веской, причины. Для неприязни было вполне достаточно его статьи.