Нужна ли пенсия коту? - Арсений Козак

такой расклад взбесил. Он злобно ухнул совой, и из грязной мокроты стали высовываться какие-то корявые то ли руки, от ли лапы, больше похожие на сухие ветки с пальцами и когтями. Они хватали девушку за лодыжки и тянули вниз, но соскальзывали и прятались под водой, оставляя на коже кровавые царапины.

По толпе пронёсся шёпот: «Ведьма! Это ведьма! Она не тонет!!!»

Никита опомнился и заорал:

— Её надо сжечь! Лови колдовку!

И бросился следом. Однако ему не удалось повторить фокус Настеньки: он тут же провалился по пояс, стал барахтаться, пытаясь выбраться, отчего увязал всё больше и больше. Кое-кто подал барычу сломанные ветки. Он зацепился сразу за две. Мужики с натугой стали вытягивать парня...

Девушка остановилась. Видимо, хотела вернуться назад к людям, но наткнулась на разъярённые лица сельчан. Даже те бабы, которые хлюпали носами, только что жалея жертву, приняли вид воинствующей добродетели. Каждый вооружился всем, что попалось под руку: палками, камнями. Минута — и всё это полетело прямо в девушку!

Испугавшись, Настя бросилась бежать вперёд по болоту. Преследовать её никто из толпы не решился. Но как я мог её оставить? И я прыгнул следом в омерзительную жижу. Если честно, мозги мои в этот момент вовсе отключились. Я не обдумывал свои решения, действовал спонтанно.

И тот факт, что и я так же, как Настя, не стал проваливаться в болото, меня, честно сказать, порадовал изрядно. Молодец, Баламутень! Позаботился и обо мне, предвидел и такой поворот.

Остановились мы только тогда, когда голоса сельчан перестали угадываться. Края болота всё ещё видно не было. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась серая грязная поверхность с редкими зелёными островками-чарусами. Да, если мы не сумеем выйти на землю хотя бы за пару дней, то подохнем тут от голода и жажды. А усталость брала своё — двигались мы уже ни много-ни мало, а часа три точно.

— Оторвались, вроде бы, от погони, — пробормотала Настя, присев около хилой ольхи, неясно каким образом выросшей здесь, и погладила меня по спине. — Только ты, Пушок, меня не оставил... Спасибо тебе, миленький мой!

Девушка так устала, что подняться уже была не в силах — так и уселась прямо на жижу, привалившись спиной к стволу деревца. Я забрался к ней на колени, мурча и тыкаясь башкой в её ладонь. Как это ни странно, но поглаживания девушки придавали мне некоторое облегчение. Минута — и я, свернувшись калачиком, уже счастливо посапывал у неё на коленях.

Вообще, кошачий сон — это нечто иное, чем глубокий сон человека. Мелкий хищник не вырубается на сто процентов, как это делают люди, особенно, когда у них пустой желудок. И даже видя абсолютно спокойное животное, которое сладко посапывает, развалившись в неге, знайте: котик спит в пол уха и в полглаза, внимая тому, что происходит вокруг. Поверьте мне — я сам побывал в этой шкуре. даже если кот не откликается на зов, изображая крепко спящего, не верьте — возможно, он так поступает по какой-то ему одному известной причине.

Солнышко, поднявшись высоко в небе, обогрело нас. Настю тоже сморил сон, несмотря на пережитое волнение. Но где-то через час мы уже снова были на ногах. Теперь каждый шаг давался с огромным трудом. Ноги нещадно ныли. Лучи солнца, так радостно нами встреченные совсем недавно, жгли и приносили дополнительные страдания. А ещё жажда... Пить хотелось неимоверно!

Маленькая трясогузка примостилась на ближайшей чарусе. Поймать? В котейке проснулся хищник. Я стал красться к пичуге, прижавшись пузом к поверхности и ощетинившись.

— Не надо, Пушок! — попросила меня Настя. — Оставь птичку в покое. Пусть живёт.

Я недовольно сверкнул на девушку глазами. Она что, не понимает, что я собирался поймать трясогузку не просто из желания развлечься — мне надо поживиться... Да я элементарно хочу жрать! Но Настин взгляд выражал столько мольбы... Пришлось смириться. И я таки принял обычную позу, бросив охотиться за призывно скачущей по чарусам пичугой.

Кстати, а почему она не улетает? Как будто бы зовёт нас следовать за ней! Отлетит на пару метров и присядет на поверхность болота, повернётся к нам своей жёлтой грудкой, покивает тёмной головкой и снова разворачивается спинкой, ритмично покачивая хвостиком вверх-вниз. Взлетит чуточку над болотом, взмахнёт раз пять крылышками, приземлится и снова как будто бы подзывает нас.

Видимо, и Насте в голову пришла та же мысль. Она погладила меня, заглянула в глаза и спросила:

— Вроде, как она зовёт нас за собой?

Я кивнул.

— Пойдём?

Я снова кивнул.

И мы стали двигаться следом за трясогузкой. Не прошло и часа как впереди замаячила рощица. Болото заканчивается?! Ура! Я громко мякнул, подпрыгнул, зацепившись когтями за ближайший хлипкий кустик ивы, перевернулся в воздухе и плюхнулся на пузо. Чаруса мягко спружинила, подбросив меня ещё разок, но уже совсем невысоко. Настя весело расхохоталась, наблюдая за моим акробатическим этюдом, и даже зааплодировала. Значит, и её волнение немного отпустило.

... Уже к вечеру мы добрались до ближайшей деревеньки. Это было селение из тридцати дворов. Домики выглядели справно, ухожено. Слышалось мычание коров в сараях, блеяние коз. Еле переставляя ноги от усталости, мы подошли к крайней избе, выходящей окнами на улицу. Настя пару раз стукнула кулачком в окошко. Шторка приподнялась, выглянула милая детская мордашка.

— А дома никого нет! — девчушка улыбнулась. — Мама доит Жданку.

И тут вдруг силы оставили Настеньку. Она покачнулась и стала оседать, цепляясь за ставни. Но опора быстро закончилась, и в полуметре от земли девушка натурально упала в траву. Девчушка, наблюдая за происходящим из окна, подхватилась и убежала. Видимо, бросилась в сарай за матерью, потому что где-то минут через пятнадцать из калитки выскочила дородная женщина-сельчанка с сером балахоне и повязанном на голове таким же серым платком.

Женщина подбежала к Насте, пошлёпала её легонько ладонью по щекам, приводя в чувство. Когда же Настя открыла глаза, она выдохнула: «Ну и слава духам!», сунула ей в руки кусок хлеба и кружку с парным молоком. Девушка с благодарностью кивнула, приняла подношение и жадно припала к кружке. Отпив несколько глотков залпом, она вспомнила о хлебе. Теперь уже, усевшись поудобнее, она стала откусывать от краюхи, запивая молоком.

А я... Ну, а что я? Я — кот, животное, которое должно само добывать себе пропитание. И неважно, умеет оно это делать или нет... Инстинкт должен помочь и научить. Короче, я изо всех сил пытался отвести жадный взгляд от