Порядок в танковых войсках - Андрей Земсков

25 января 1934 года. Кремль.

Воспоминание о минувшем.

На следующий день открывался съезд партии. Ясно, что съезд будет тяжелым. На съезде решатся судьбы Партии и самого Сталина. На собственную судьбу Вождю было плевать, а вот от судьбы Партии зависела судьба страны, судьба Народа. Пока большевистская партия играла двоякую роль, но в ближайшие дни все должно было решиться — кем она станет для России — спасением или палачом. Это зависело от того, какая из группировок одержит верх и, возглавив партию, подчинит ее своим целям. Время скрытого двоевластия заканчивалось. На съезде будет последний бой, который решит все. Съезд принесет кому-то победу, а кому-то поражение. И участь побежденного будет трагична — на пощаду не рассчитывает ни та, ни другая сторона.

Сталин задумчиво расхаживал по своему кабинету в Кремле. Пока ему удавалось стравливать врагов России между собой и убирать их руками таких же врагов. Но есть сведения, что они пытаются объединиться, отложив на потом свои междоусобные местечковые дрязги. Враги общими усилиями планируют дать на съезде ему и его команде решительный бой. А команду Сталину удалось создать сильную. За него горой стоит любимый народом маршал Климент Ефремович Ворошилов. Хотя, конечно, Ворошилов — больше символ, раскрученный пропагандой, и в реальности ему далеко до гениального полководца. Но, надо отдать должное, Ворошилов не отличается таким самомнением, как другие «красные маршалы», и не рвется к власти. Да и как командующий он вполне справный, хоть и не выдающийся. На планирование гениальных операций не способен, но фронт может держать четко. Под Царицыном он себя проявил хорошо. Да уж по сравнению с этой сворой бездарностей, возомнивших себя военными гениями, Ворошилов действительно — лучший маршал.

Но главная сила завтра будет, конечно, не армия, не Ворошилов. Завтра предстоит битва на идеологическом фронте. Тут главная сила — Сергей Миронович Киров, основной идеолог и оратор сталинской группы. Партийные массы его просто обожают. Но что будет, если Киров не справится? Ведь у противников есть свои не менее талантливые ораторы! Например, Бухарин... Партийные массы его так же обожают, даже Ульянов-Ленин писал, что Бухарин «законно считается любимцем всей партии».

Сталин раскурил трубку и, подойдя к окну, задумчиво посмотрел на заснеженные ели. Медленно падал пушистый снег. Тишина, спокойствие, покой. Но эта тишина почему-то напоминала затишье перед бурей. Завтрашний день решал очень многое. Многие затаили свои обиды и амбиции. Многие, ранее смалодушничав или проворовавшись, готовы на все от страха перед разоблачением. А что будет, если Киров не справится? А если враги выставят против него не Бухарина, а, например, Тухачевского и войска Московского военного округа? А может и не Тухачевского, а Иегуду и НКВД? Ведь и армия, и НКВД находятся под контролем лиц, которые явно планируют получить власть. «Красные маршалы» об этом даже говорят вслух между собой, не задумываясь, что НКВД прослушивает эти беседы. А вот прослушивать беседы людей Иегуды некому, но по отрывочным сведениям ясно, что настроения у них аналогичные.

И кого им можно противопоставить? Ворошилова? Буденного? Тухачевский, конечно, не стратег, а авантюрист, но тем-то он и опасен. И при этом еще и крайне жесток, что продемонстрировал в Кронштадте и под Тамбовом. Да и Буденный непредсказуем. Чего стоит только та его выходка, когда он в академии в ответ на критику генерала Слащова во время разбора бездарно проигранной «красными маршалами» польской кампании выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в Слащова. А вот Слащов — молодец! После этого он спокойно подошел к Буденному и во всеуслышание произнес: «Как вы стреляете, так вы и воюете!»[15] А ведь это выход! На Слащова можно полагаться. Он человек умный, честный, решительный. И полководец он гениальный, ведь как он великолепно отбил наступление красных на Крым, за что официально стал именоваться Слащов-Крымский. Хорошо, что он все же перешел на сторону красных, разочаровавшись в белом движении. А если бы в польской кампании войсками командовал Слащов, а не Тухачевский, то наверняка не было бы позорного поражения и таких огромных жертв. Но вместо этого легендарному полководцу не доверили командовать даже корпусом, а отправили преподавать в академии. Хорошо хоть покушение на него не удалось[16]. И Слащов постоянно пишет рапорты, прося отправить в войска. Слащов жаждет деятельности, его тяготит рутина.

Возможен хороший ход. Для начала назначить Слащова командующим войсками Московского военного округа и одновременно заместителем Ворошилова, а затем и министром обороны. Кроме того, надо будет срочно разобраться с Иегудой и НКВД. Сталин вышел в приемную и обратился к своему секретарю:

— Товарищ Поскребышев, вызовите ко мне товарищей Ворошилова и Слащова.

— Генерала Слащова-Крымского, товарищ Сталин?

— Да. И желательно без лишней огласки.

25 июня 1941 года. Шоссе Каунас—Даугавпилс.

Взгляд через командирский перископ Pz-IVF.

После атаки русских на хутор и разгрома немецкой пехоты танк гауптштурмфюрера фон Блицмана укрылся в расположенной неподалеку роще. Что произошло с остальными машинами, остававшимися от его роты, он не знал. То ли они подбиты, то ли так же, как и он, смогли удрать, но в другом направлении. Гауптштурмфюрер попытался связаться по радио с командованием, но в наушниках слышался только треск помех. Связи не было.

Йозеф приказал механику-водителю вывести машину ближе к опушке и, взяв бинокль, вылез из люка, чтобы изучить обстановку. Только оказавшись снаружи, он понял, почему не было связи. Антенный вывод был оторван шальной пулей либо осколком. Гауптштурмфюрер чертыхнулся. Приказав наводчику попытаться починить антенну, сам спрыгнул на землю и пошел ближе к опушке рощи, чтобы осмотреться и выяснить обстановку.

Идущие к роще тридцатьчетверки он увидел и без бинокля, как только подошел к росшему по краю рощи кустарнику. Эти ужасные танки атакуют его уже в третий раз! Но теперь уже он один, а их — девять. Йозеф бросился бежать к своей машине. Удирать от русских через лес было крайне рискованно. Пришлось бы маневрировать между деревьями, да еще и подставлять корму.

— Хорст! Заводи мотор, там русские танки! — закричал Йозеф механику-водителю, карабкаясь в люк. — Уходим вдоль опушки, не выскакивая на открытое пространство!

Вдоль опушки деревья в основном молодые и не представляют особой помехи для движения танка. А растущий по краю рощи густой кустарник должен скрыть немецкий танк от русских со стороны поля. Pz-IVF двинулся в указанном направлении, с треском ломая деревья и кусты. Йозеф выглянул в люк. Тридцатьчетверки, не меняя направления движения, промчались через рощу, лихо срубая попадавшиеся на пути деревья. Силуэт одного из них даже промелькнул позади между стволами. Вскоре послышались звуки выстрелов — значит, там завязался бой. Путь назад был отрезан.

Гауптштурмфюрер достал карту. Судя по всему, русские ведут наступление вдоль шоссе в сторону Каунаса и при том ограниченными силами, не создавая сплошного фронта. Конечно, можно попытаться двинуться на юго-запад в стороне от шоссе, но, судя по карте, этот путь преграждает река с неудобопроизносимым названием Швянтойи. Выйти к мосту около Укмерге раньше противника, двигаясь через лес, было нереально. Оставалось двигаться только на север на соединение с основными силами своей дивизии, форсирующей Западную Двину в составе 4-й танковой группы.

— Господин гауптштурмфюрер, связь есть! — доложил наводчик, закончивший прикручивать кусок медной проволоки вместо разорванного антенного кабеля.

Йозеф надел наушники. Из-за плохого соединения в них был слышан громкий треск, но все же возможность выйти на связь была.

— На связи Визель-9! Ответьте!

— Вас очень плохо слышно, Визель-9! Это Вольф! — послышалось в наушниках сквозь шорохи и треск. — Где вы находитесь?

— Двигаюсь на север параллельно шоссе Каунас—Даугавпилс на расстоянии примерно трех километров. Путь на юг отрезан рекой и прорвавшимися русскими танками.

— Приказываю двигаться вдоль шоссе на север. Вести разведку. В бой не вступать. Обо всех замеченных русских войсках немедленно докладывать!

— Яволь!

— В районе Утены повернете на северо-запад в направлении Сведасай-Купишкис, где соединитесь с силами танковой дивизии СС «Тотенкопф». Она сейчас наносит контрудар по прорвавшимся большевистским частям.

— Яволь!

Йозефу не улыбалось в одиночку осуществлять разведывательный рейд почти в сотню километров, оказавшись в тылу противника. Перед глазами вставали статьи из «Ангриффа», перепечатанные из английской прессы, где рассказывалось, что русские солдаты по своей азиатской привычке едят пленных. Была даже фотография десятка азиатов в русской форме, которые сидели вокруг котла. Что варится в котле, было не видно, но ясно, что это русские по приказу еврейского комиссара варят на обед несчастных немецких солдат. Фон Блицман тяжело вздохнул. Плутать в тылу у русских ему совсем не хотелось. Но приказы не обсуждаются, да и иного пути, кроме как на север, у него не было. Радовало только то, что навстречу ему идет его родная эсэсовская танковая дивизия.