ДИАГНОЗ и другие новеллы - ЮСТЕЙН ГОРДЕР

— О нет, мой дорогой Аннерс. Это, пожалуй, невозможно…

На одну секунду её соблазнила предложенная им детская игра.

— Да, ты в самом деле прав, что я немного устала. Я собираюсь в длительное путешествие. Я… я должна попасть на эту конференцию в Хельсинки. Я должна прочитать там доклад… завтра вечером.

— Мне внезапно пришло в голову, что у тебя билет в одну сторону.

— В четверг я лечу дальше, в Москву. А через неделю «Аэрофлотом» — в Иркутск. Оттуда поеду поездом через Монголию. Мне… мне надо в Пекин.

— В Пекин? В самом деле?

— Один мой друг…

— А, стало быть, у тебя есть друг?

— …дипломат, работает там в норвежском посольстве. Он готов организовать поездку в Тибет. Я поживу там некоторое время, буду изучать буддизм.

— Думаю, ты плетёшь небылицы.

— Немного поживу в монастыре. За последнее время со мной случилось столько всего понемногу. Я считаю себя буддисткой.

Как легко было лгать. Но то, что она рассказывала, было не менее невероятно, чем правда. В своём роде и это было правдой тоже. На том языке, который он понимал.

— Да, в какой-то мере, в какой ты способна стать. Я понимаю, что мы загадываем загадки.

— Послушай-ка, Аннерс! На Тибетском нагорье живёт один пастух. В этот миг он наливает овечье молоко в большое медное ведро…

— Да?

— Разве ты не чувствуешь, что ты отчасти пребываешь и там тоже? Разве ты не чувствуешь, что в тебе есть частица и этого пастуха с Тибетского нагорья, а он — отчасти — ты?

— Не возражаю, чтобы ты полетела в Хельсинки завтра рано утром. Эти твои слова звучат убедительно. Но дальше на восток ты не поедешь.

Он смотрит на неё. Теперь уже немного угрюмо.

— Должно быть, ты живёшь довольно скучно. По той или иной причине тебе доставляет своего рода удовольствие насмехаться надо мной… матушка Осе![69]

— ?..

— Уж не хочешь ли ты сказать, что забыла, как играла на сцене матушку Осе? А я был Пером Гюнтом? Хе-хе… Благонравие матушки Осе…

— Я…

— Это было, помнится, не так уж давно. А ты — вовсе не на пути к какому-нибудь замку «Сориа-Мориа»[70] … Ты подумала о моём предложении отложить поездку? Завтра рано утром, в девять двадцать, летит самолёт в Осло. С почтой в Хельсинки. Я… проверил по компьютеру. Там тридцать два свободных места.

— Мне нужно, вероятно, несколько дальше, чем ты думаешь, Аннерс. Я въеду прямо в восход солнца. Я переезжаю в ту страну, откуда брезжит свет. Сама же страна — темна как ночь. Но земля — тоже темна. И всё-таки она рождает цветы всех оттенков радуги. Разве это не удивительно? Ты думал об этом?..

Речь Енни прервало объявление, что её самолёт отправляется.

— Счастья тебе, Аннерс. Чувствую, что я поделилась с тобой частью своей жизни.

Он снова посмотрел на неё. Теперь, похоже, он уже испугался. А она добавила:

— Когда-нибудь ты поймёшь, о чём мы сегодня говорили. Возможно, ближе к осени. Или… во всяком случае, до Рождества…

Она словно бы подчёркивала свои слова. Но они привели его в ещё большее замешательство.

— Подожди! Я в самом деле беспокоюсь о тебе, Енни. Я бываю здесь пять дней в неделю. Стоит только позвонить в SAS…

МНОГОНОЖКА

ЕННИ ПРОСКАЛЬЗЫВАЕТ В ТОЛПУ, становится одной из многих. Она чувствует, как её обволакивает тепло ближних. Это — приятно.

Будто во всех других она видит самоё себя, да, себя в каждом отдельном человеке.

Она — не только она сама. Она и чопорный бизнесмен с кейсом — тоже. Она — молодая мать с крошечным грудным ребёнком, висящим в сумке «кенгурёнок» у неё на груди. Она и это маленькое грудное дитя, которому в 2000 году исполнится семнадцать лет…

Енни — в Осло. Енни — в Хельсинки, она на Красной площади в Москве, она бежит на вокзал в Иркутске, она едет на велосипеде по площади Небесного Спокойствия[71] в Пекине, она стоит перед окном дворца Потала[72] в Лхасе[73].

Тысячи картин мелькают пред её глазами, как ожившая мозаика. Мгновения из жизни людей. Они несутся как лавина…

…Енни катается на трёхколёсном велосипеде в горах Ланноса. Енни на конфирмации[74]. Енни выходит замуж. Енни рожает ребёнка…

Она — хирург — снимает резиновые перчатки после операции на сердце. Она распахивает бесплодное поле деревянным плугом, который тянет запряжённый в него вол. Она выходит из корабля-лунохода, и нога её ступает на Луну…

Енни — мясник на бойнях в Чикаго, пастух в Сирии, шахтёр в Южной Африке и специалист по компьютерным технологиям в Токио… Она вызывает дождь в Центральной Африке, она — шаман в Сибири, она — жертвоприносящая в Норвегии, она — имам[75] в Тунисе, она — патер в Турине, пастор в городе-спутнике в Осане, астрофизик в Беркли, лама в Тибете…

Настроение у неё — хорошее.

Да! — думает она. Я — всё это. Я живу не только своей собственной жизнью.

Она кивает головой и смотрит на очередь, которая собирается перед выходом номер пять на посадку в аэропорту Флесланн.

Я здесь, думает она. Всё это — я!

Я — многоножка. И у меня тысяча голов.

Люди здесь так и кишат. То же «я» будет и со мной, вокруг — во всём мире — долго, долго после того, как я исчезну…

ОНА ПРЕДЪЯВЛЯЕТ посадочный талон и идёт к самолёту.

«Будвар-викинг».[76]

Енни была и викингом тоже. И это она принесла в жертву Фрейю[77]. Это она стала христианкой и приняла духовный сан.

Но теперь средством сообщения служили не корабль и не конь. Теперь Енни путешествовала реактивным самолётом.

Именно она сконструировала эту машину, которая вспахивала тучи в небе. Видели бы её теперь мать и отец! Будвар-викинг[78] и Гудрун[79], дочь Фрейи из Бьёргвина[80]!

Гордая, словно королева, вступает она в самолёт.

Она широко улыбается стюардессе, отвечающей ей абсолютно профессиональной улыбкой фирмы SAS.

Это словно она, Енни, улыбается своему собственному отражению в зеркале. Словно она знает эту стюардессу лучше, чем та знает саму себя.

ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, дамы и господа. Капитан Аннерсен и его экипаж приветствуют вас на борту самолёта DC-девять, который летит в Осло. Добро пожаловать! Время полёта сегодня вечером составит тридцать пять минут.

Мы просим вас изучить брошюру о правилах безопасности в полёте, которая находится в кармане на спинке кресла перед вами, и обратить внимание на следующие пункты: запасной выход из самолёта отмечен вывеской EXIT. Под каждым сиденьем находится спасательный жилет. Проход следует освободить от ручного багажа.

Мы просим вас пристегнуть предохранительные ремни и желаем вам приятного путешествия!

САМОЛЁТ ЛЕТИТ на посадку, к северному терминалу. Шум огромного чудовища — мотора усиливается, самолёт снижает скорость и постепенно спускается вниз.

Енни радуется.

Там, внизу, видит она огни Еллестада и Мильде. Страна игрушек «Леголанн»[81]. Тысячи крошечных домов на полуострове между холмами и горой с выходом к морю.

Да, вот так! Прощай, Берген!

Теперь впереди оставались только боли.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

В последнее время много писали и много говорили об осени. Да и неспроста — в этом году она в самом деле набрала особую силу.

Яблоки тяжёлыми шарами висят на деревьях и падают, не разбиваясь, на склоны холма. Знай только поднимай их да подноси ко рту! Лесные поляны и кусты в садах брызжут ягодами — красной и белой смородиной и малиной. Знай только — готовь банки для варенья! Листья тоскливо осыпаются, падая с ветвей, ложатся неплотным ковром на улицах.

Мы с трудом пробираемся прямо по еловым шишкам и орехам, которые, высвободившись, рассыпались по всему городу.

Когда и как это кончится? Кажется, будто вся природа на пути к тому, чтобы вырваться, освободиться. Ничто больше ни с чем не связано.

Да и я — тоже.

Волосы и ногти растут быстрее, чем прежде. За один месяц я удалил два зуба. Кажется, будто сердце свободнее бьётся в груди.

Как раз сейчас я, очищая старую рану от корочки, осторожно приподнимаю девственную кожу, — и я сам тоже немного осенний…

ТЕОБАЛЬД И ТЕОДОР

I

ТЕОБАЛЬД БЫЛ героем романа, который не желал больше подчиняться фантастическим причудам своего автора. Ему хотелось свершить нечто, что лежало бы за пределами воображения и талантов этого писателя. Ему хотелось произносить слова, которых не было в словарном запасе сочинителя. Если бы герою улыбнулась удача, его рабству под пятой писателя настал бы конец. А ему так хотелось быть свободным героем романа!