Земля за океаном - Василий Песков

В дни драмы Уоллеса опять поднялась волна протестов против свободной продажи оружия. Сообщались цифры: «У населения США в данный момент 110 миллионов единиц огнестрельного оружия, из них 45 миллионов – револьверы».

Ехать в гущу вооруженных людей с фотокамерой, походившей на автомат, было, конечно, рискованно. Но за дорогу сами мы слышали выстрелы лишь два раза. Тревожный и нехороший выстрел грохнул ночью на горюй дороге штата Вайоминг в узком лесном проеме. Мы резко затормозили. Но вдруг услышали вполне миролюбивый голос:

– Не бойтесь. Это я стрелял. Винтовка спрятана…

В свете фар у дороги стоял бородатый пожилой человек. Понимая деликатность момента, старик держал руки кверху – по-фронтовому. Оказалось, стрельнул старик – себя подбодрить. Дорога была глухая. Машина сдала. Старик не знал, что с ней делать. И стрельнул, пугаясь окружавшей его темноты. Мы помочь не могли. И уехали с обещанием на ближайшей колонке о нем сказать.

И один раз мы видели руку, державшую пистолет. В штате Техас нашу машину резко прижал к обочине полицейский.

– Документы…

Мы оба послушно полезли в карманы.

– Только один!!! – Рука полицейского рванула у пояса пистолет.

Молодой, не слишком опытный малый кого-то ловил и резонно подумал, что двое вместо бумаг могут достать оружие.

Пробежав глазами наши листки, полицейский сунул свой пистолет в кобуру – двое «красных» в Техасе были ему не страшны. Он почувствовал себя даже в некотором роде неловко.

– Неужели из самой Москвы? Не берите хичхайкеров…

Хичхайкеры – это те, кто голосует возле дороги. Адрес, куда подвезти, обычно написан на обломке картона: «Я в Аризону», «Мне до Нью-Йорка». Соблазн иметь собеседника в автомобиле очень велик. Для журналиста это, возможно, лучшая ситуация откровенно поговорить – человек едет с тобой полдня, к вечеру вы расстанетесь, и потому разговор идет без оглядки. Но прошло время, когда в Америке можно было без риска сажать человека в автомобиль. Случайный пассажир может убить водителя, чтобы уже за рулем доехать в Аризону или Нью-Йорк. Сколько собеседников из-за этого потеряли! «Не берите!» Этот совет мы слышали всюду. В штате Миссисипи предупреждение было оформлено в виде дорожного знака: «Район тюрьмы. Не берите хичхайкеров!»

…В газетах портрет Уоллеса мы видели всю дорогу. Лежа в постели, бедняга силился улыбаться. Улыбалась жена губернатора. Но это были улыбки для публики. В колонках под снимками газеты со ссылками на врачей обсуждали: будет ходить Уоллес или же пули пригвоздили его к постели до конца дней? О стрелявшем и вообще о стрельбе поминалось уже мимоходом. Благородные страсти «изъять оружие из продажи!» угасли.

В городе Санта-Фе мы зашли в магазин, витрину которого украшали две пушки, крупнокалиберные пулеметы и уложенные красивыми горками гранаты-«лимонки». Магазин был большой. В нем вполне поместилась бы парочка танков. У прилавка, где были разложены пистолеты, стояли две женщины и человек шесть мужчин. Молодой продавец с волосами и бородкой Иисуса Христа держал на ладони отливавший синевой пистолет.

– Из этого он стрелял… Отличный бой.

Имя Уоллеса названо не было. Но все понимали, о чем разговор. И такого рода реклама никого не смущала. Пистолеты продавались, чтобы стрелять, отчего ж не сказать, что эта штука не подведет, и не сослаться на то, что известно всем.

У нас на глазах два пистолета купили. Мы объявили сразу, что покупать ничего не будем, но хотели бы посмотреть, если можно.

– Журналисты? Пожалуйста.

С десяток пистолетов разных систем продавец положил на прилавок. Тут был знакомый по кинофильмам массивный «кольт», была вполне боевая «игрушка» для маленькой женской руки. И была штука, из которой не то что человеческий череп, танк продырявишь. Цены различные: весьма доступная – 110 долларов, умеренная – 200—300 долларов. «Тяжеловес», украшенный перламутром, стоил полтысячи долларов. У стойки рядком стояли винтовки с оптическим прицелом и с простой мушкой. Мы подержали в руках одну.

– Можно убить оленя, а можно и человека?

Продавец улыбнулся.

– Само оружие не стреляет, джентльмены. Убить можно и кирпичом.

– Однако в Уоллеса не кирпич кинули…

Продавец вежливо улыбнулся.

Нам было показано все, что имел магазин, вплоть до стрелялки газом, замаскированной под авторучку.

– Лучшее средство обороняться. Направляйте в лицо – и пару часов нападающий будет лежать.

– А нападать с этой штукой разве нельзя!

Продавец вежливо улыбнулся…

В Вашингтоне мы завели разговор об оружии и торговле оружием с человеком, который проблему хорошо знал.

– Сделать что-нибудь трудно. Во-первых, фабриканты оружия – у них огромное производство. Во-вторых, много американцев запрет не одобряют. Люди считают: грабитель, убийца все равно оружие раздобудет. А чем защищаться? Возьмите наш Запад. Там, сами видели, ферма от фермы – полдня езды. Какая полиция защитит человека? Только сам. Ну и структура жизни. Много вражды. Бедный враждует с богатым, черные – с белыми. Оружие – часть нашей жизни. Вот, не пугайтесь, пожалуйста.

Наш собеседник полез в карман и положил на стол небольшой старенький пистолет марки «беретта».

– Ношу все время. Зарегистрирован. За восемь лет, правда, ни разу не выстрелил. И жена носит… Временами, кажется, мы привыкли. Уж куда как не сильная встряска – Кеннеди, Кинг… А что изменилось? У нас сенсации забываются скоро.

Пистолет был спрятан в карман. А разговор закончился полушуткой:

– От выстрела до выстрела. Се ля ви, как говорят французы…

От колыбели и до седин…

Как учат «плавать»…

Мы назвали себя. И он назвал. – Дэвис Пейпер… Знакомство это случилось в штате Вирджиния вблизи местечка Аркола, на зеленом травяном поле, около самолета. Тут стояло десятка два полосатых машин для обработки полей. Из одного выпрыгнул мальчишка. Самолет стоял почти у самой дороги, и мы подошли. Дэвис Пейпер пил кока-колу, опершись спиной о крыло, и отвечал на вопросы.

– В самом деле можешь летать?

– Могу. Но у меня нет еще прав…

Подошел отец Дэвиса, механик Уильям Пейпер, и подтвердил: мальчик летает, правда, пока под контролем отца…

Дэвису Пейперу тринадцать лет, Мы, признаться, залюбовались веснушчатым, огненно-рыжим и очень застенчивым летчиком. Спросили: знает ли он, что Нил Армстронг тоже мальчишкой летал?

– Нил поднял самолет в тот день, когда ему стало шестнадцать. Я тоже так сделаю…

По дороге мы не раз вспоминали Дэвиса Пейпера. В шестнадцать лет он один, без наставников, может поднять самолет. Американцы считают: в шестнадцать лет человеку можно это доверить… Число всех пилотов США (любителей и профессионалов) примерно полмиллиона. Пятнадцать процентов этого числа люди очень молодые – от 16 до 24 лет. Из числа всех, кто учится летать, подростки составляют тринадцать процентов. Но дело не только в том, что в век больших скоростей человека к ним приучают с раннего возраста. Дэвис Пейпер – пример того, как рано американцы «бросают ребенка в воду»: плавай! учись плавать!

Образно говоря, начинается это с пеленок – большинство американских матерей грудью детей не кормят. Младенец рано становится на пищевое довольствие фабричного производства: витамины, порошки, соки. И по мере того как малыш становится на ноги, его приучают к жестокости бытия. В семью и школу мы не заглядывали. Но телевизор (а он в Америке «главная нянька») все время внушает: обгони, ударь первым, возьми свое, не упускай шанса, улыбайся, все позволено сильным. Окружающая ребенка жизнь подтверждает: действовать надо именно так.

В этой совершенно чуждой для нас «тренерской школе» надо, однако, заметить один очень важный параграф: «Умей трудиться, люби трудиться!» С детского возраста американцу внушают: любой труд почетен, любой труд поощряется. Проезжая по сельским районам Америки, мы видели ребятишек десяти-двенадцати лет за рулем трактора. Отец-фермер доверяет сыну весь арсенал техники. Мы видели маленьких продавцов газет. Подростки прогуливали собак, мыли автомобили, подметали улицы, нянчили чужого ребенка, мыли посуду в кафе. Это работа. В семье любого достатка будут радоваться, если сын или дочь находят время между школой и отдыхом для заработка. В Америке есть бедняки, например сезонные сельскохозяйственные рабочие, у которых дети помогают родителям добывать кусок хлеба. В семье состоятельной получку сына родители ему и оставят. Будут радоваться, если сын вложил свой маленький капитал в «достойное дело». Тот же прославленный космонавт Нил Армстронг, по словам матери, «с десятилетнего возраста подрабатывал, сначала для оплаты уроков музыки, потом, чтобы купить духовые инструменты, для покупки авиационных журналов и моделей…». Родители будущего космонавта скорее всего имели возможность купить для сына музыкальные инструменты и авиационные журналы. Но они считали: покупки, оплаченные своим трудом, будут иметь для сына особую ценность… Нет слов, эта система нередко крадет у детей детство. Но не грустно ли видеть и нечто противоположное: дитя останется дитятей и в двадцать лет. И даже женившись, продолжает сидеть на хребте у родителей. Эгоизм этого сорта – плод чрезмерного чадолюбия.