Молот ведьмы - Каролина Фарр

— Каким образом он может мне мешать? Я восхищаюсь портретом. Прекрасная работа. И вы совершенно правы, мистер Кастеллано, — ваша мать была действительно прекрасна. И художник сумел передать ее красоту. Думаю, на меня портрет подействует успокаивающе.

— Значит, вы не возражаете? Я рад. — Он явно переигрывал, изображая огромное облегчение. — Если бы я услышал, что он будет вас беспокоить, я попросил бы Стефана перевесить его.

Я попыталась сосредоточиться, глядя на свои записи. Сейчас 1966-й, говорила я себе, и это только портрет. Как глупо бояться портрета! Они могли бы и графа туда перенести за компанию. Но тем не менее меня странно обеспокоила мысль делить комнату с графиней.

— Итак, на чем мы вчера остановились? — начала я.

— Мы были в Париже, — отозвался он.

— О да. Вы с Ивонной Картье договаривались об условиях расторжения брака. Тогда вы еще не встретили вашу вторую жену.

— Нет. Это случилось позже. — Он откинулся назад, на спинку кресла, и прикрыл глаза. — С Ивонной все было просто, мы во всем пришли к согласию. Мы оба были актеры, и судьба развела нас по разным сторонам света, так что продолжать брак было бессмысленно. Судья сразу согласился. Все было официально. Условия зафиксированы в документах, которые вы можете прочитать и использовать для книги, если понадобится, Саманта. И хотя мы вели себя как взрослые умные люди, для нас обоих расставание было печально. Мы были счастливы в те моменты, когда находились вместе. Ивонна была потрясающая женщина и прекрасная актриса. Она тоже много работала, поэтому в краткие периоды отдыха, оставаясь вдвоем, мы всегда упивались друг другом. Часто она говорила мне, что привыкла жить именно для тех редких моментов, когда мы бывали вместе.

— Значит, вопрос супружеской измены не стоял?

Он открыл глаза.

— Абсолютно нет! Во всяком случае, на суде об этом не упоминалось. Я думаю, что у Ивонны были на стороне мужчины, уверен в этом. Но я никогда не спрашивал. А вернувшись домой, много времени проводил с Анной Тремайн, моей ведущей актрисой, необыкновенно пылкой и очень ревнивой молодой особой. Анна тогда была похожа на вас, Саманта. Высокая, стройная, страстная красивая брюнетка. Только глаза у нее были серые и не такие красивые, как ваши, зеленые. — Он рассмеялся. — Вероятно, вам уже много раз говорили, как красивы ваши глаза, Саманта?

Я почувствовала, что краснею.

— Мы говорили об И воине, мистер Кастеллано, — напомнила я поспешно. — Вы расстались друзьями, и вам было грустно, так?

— Да. Так. Но расстались лишь по суду. А продолжать интимные отношения после расторжения брака не запрещается. После суда я повел Ивонну ужинать в маленький ресторан, который мы оба любили, там играл цыганский оркестр. Мы танцевали и... предавались воспоминаниям. А потом я поехал к ней домой. — Он оборвал рассказ и нахмурился. — Саманта, вы кажетесь такой юной, невинной и хорошенькой, что мне трудно рассказывать вам некоторые вещи. Они могут вас шокировать.

— Пожалуйста, будьте откровенны, мистер Кастеллано. Ведь моя цель пребывания в вашем доме — описывать все, что вы мне говорите. Вот почему наши отношения должны оставаться официальными. Итак, вы были с Ивонной в ее квартире...

— Да. — Его синие глаза приобрели мечтательное, далекое выражение. — Она была — вся страсть и порыв...

Возможно, то, что я услышала от него в последующий час, и шокировало бы меня при других обстоятельствах, Питер был слишком откровенен и не колеблясь обнажил самые интимные детали их романа. Но у меня не было времени для смущения. Моя рука летала по бумаге, улавливая каждое его слово, и я с трудом подавляла радостное возбуждение. В «Лэтроуб Силвер пабликейшнз» просто с ума сойдут, прочитав эту историю!

— Не думали ли вы тогда оба, что не стоит заканчивать такой прекрасный роман? Столь... замечательный? — спросила я.

— О да, думали, — с печальной улыбкой ответил он. — Мы об этом много говорили. Но хотя любовь толкала нас на искушение снова вступить в брак, разум говорил — нет. Когда один из нас поддавался этому искушению, второй приводил причины против, вспоминал обстоятельства, вынудившие нас пойти на развод. Решение было правильным и окончательным. Мы оба знали, что обратного пути нет.

— Вы встречались потом?

Он покачал головой:

— Мы никогда больше не виделись. Я часто думал о ней и надеялся, что она счастлива. Она выходила замуж несколько раз. Последний, кажется, за итальянского аристократа. Ивонна живет в Милане, у нее двое детей — один от предыдущего брака. А у меня есть моя милая Шерил...

— И именно в ту поездку в Париж вы встретились со своей второй женой? — Я перелистала мой блокнот. — С Терезой Росси?

Он кивнул.

— Бедная, маленькая, ревнивая Тереза! Как часто я сожалел потом, что встретил ее! Это случилось в ресторане, вы уже знаете.

— Да.

— В том, куда я водил Ивонну.

Я сделала вид, что это на меня произвело впечатление.

— Да. Я сидел там однажды утром, пил кофе, чашку за чашкой, и смотрел на улицу на прохожих. И там на тротуаре впервые увидел Терезу. Она стояла у окна, заглядывая внутрь. Ей было тогда около двадцати, и в то время в Париже царил голод. Ясно было при первом же взгляде на нее, что она находится в отчаянной нужде. Я видел ее лицо через стекло — бледное, печальное. Она напомнила мне Монну Лизу. Потом Тереза повернулась, чтобы уйти прочь, но вдруг схватилась рукой за стекло и осела на тротуар. Очень быстро собралась толпа. Я вышел посмотреть, что произошло. Люди толпились вокруг бедной девушки, и было ясно, что она без сознания. Я пробился к ней поближе. Она выглядела такой худенькой, слабой и беспомощной, что жалость затопила меня. Я поднял ее на руки и внес в ресторан.

Хозяин разрешил мне отнести ее в заднюю комнату, где мы уложили ее на кушетку и послали за доктором. Врач осмотрел ее и сказал, что у нее просто голодный обморок. Тереза пришла в себя, и мне вдруг захотелось ей помочь.

— И как вы ей помогли?

— Накормил обедом, потом отвез ее домой. Это было бедное, убогое место. Там я увидел непроданные картины, понял, что она рисует.

— Она была талантлива?

— Нет, боюсь, что нет.

— Но вы согласились, чтобы она написала ваш портрет?

Он нахмурился:

— Да. Я пытался дать ей денег, но она не хотела брать. Я сам предложил ей написать портрет и назвал цепу. Тереза была гордой. Но в конце концов сдалась. Каждый раз, приходя позировать, я приносил еду и вино. Она рисовала очень медленно. Порвала по крайней мере дюжину набросков. Я отложил отъезд. Получал срочные телеграммы из дома. Мои агенты приготовили роль. Очень важную для меня. Но я остался.

Питер вдруг поднялся и быстро направился к окну. Встал ко мне спиной, сжимая руками подоконник. Насколько ему доставляло удовольствие рассказывать мне об И воине, настолько теперь, очевидно, трудно было вспоминать Терезу. Он рассказывал о ней коротко и неохотно. А когда снова заговорил, тон его был странно холоден.