«Если», 2012 № 05 - Журнал «Если»

Смерть пришла на свидание, как и обещала. На этот раз и плащ, и коса были при ней. Она сделала вид, что собирается положить свое орудие на землю, — и оно исчезло из поля зрения. Затем она принялась танцевать, протягивая ко мне руки. Я не отзывался, поэтому она подошла и схватила меня за пальцы.

— Я тебе обещала последний танец, — сказала она. — Но ты должен участвовать.

Я послушался, спрашивая себя, сколько времени это будет продолжаться, пока я не почувствую желанное небытие.

Она хорошо танцевала, и я даже забыл, что моя партнерша не более чем скелет, старый как мир. Она что-то напевала без слов чуть хрипловатым голосом, который я уже успел оценить во время наших предыдущих встреч. Нас окружало небытие. Я и в самом деле не чувствовал земли под ногами, разве что на мгновение, чтобы обозначить ритм шагов. Звучал громадный оркестр, но невозможно было различить ни одного знакомого инструмента.

Она вела меня в танце, кружа все быстрее и быстрее. Я понял, что понемногу перестаю ее чувствовать. Это было так, будто постепенно умираешь.

Внезапно я закричал, но крик, конечно, не услышал, ведь у меня больше не было ни горла, ни ушей. Тем не менее танец моментально оборвался.

— Ты сказал «нет», Пьер?

— Верно, но сам не знаю почему.

И тут же до меня дошло: я только что солгал. Я больше не хотел умирать, но вовсе не для того, чтобы снова вести бесцельное существование. Теперь я точно знал, чего мне хочется.

Она попыталась снова закружить меня. Я воспротивился. Музыка опять заиграла, но теперь это была отвратительная какофония. Ослепительно яркие молнии вспыхнули, разрывая окутывающее нас небытие. Последовал удар грома, но даже он не заглушил голос Смерти.

— Ты безумец, Пьер. Ты зашел слишком далеко. Отсюда уже не вернешься.

— Это еще почему? Ведь ты же отсюда возвращаешься!

Я продолжал бороться, напрягая все силы, чтобы вырваться из этого ритмичного кружения, которое снова попыталось затянуть меня в водоворот. Я почувствовал, как что-то с треском разорвалось, и окончательно потерял сознание.

Первое, что я ощутил, проснувшись, была двойная досада. Мне не удалось остаться рядом со Смертью и так же не удалось свести счеты с жизнью. Я чувствовал себя слабым, совершенно заледеневшим и, как всегда, страдал от голода и жажды. Нащупав пластиковую бутылку с содовой, я одним глотком осушил ее. Не такой освежающий напиток, как чистая вода, зато в ней есть сахар, который обеспечит мой организм необходимой энергией.

В этот момент я почувствовал у себя под боком что-то теплое. На куске черного сатина дремала обнаженная женщина. До того как она открыла глаза, у меня было время рассмотреть ее. Не стану рассказывать, какова была она, — хочу сохранить этот образ для себя одного. Скажу лишь, что она была примерно моего возраста и в моем вкусе… даже каштановые волосы.

Она открыла глаза, в которых отразилось безмерное удивление, затем медленно поднялась, оперлась на локти, наблюдая, как над океаном появляются первые лучи солнца.

— Теперь нас двое, — произнесла она тем хрипловатым голосом, который я так хорошо знал. — Такое впечатление, что нас ждут целые века безумно увлекательной жизни. Но вместе с тем у меня какие-то странные ощущения…

— Ты хочешь есть и пить, как и все, кому удается избежать твоей власти, — сказал я, откупоривая и протягивая ей бутылку красного вина.

И только после того как она утолила жажду, я прижался к ее губам, чтобы напиться досыта.

Перевела с французского Злата ЛИННИК

© Alain le Bussy. La derniere dance avec la mort. 2011. Публикуется с разрешения автора.

Далия Трускиновская

Стелла Марис

Вон, вон он, петух, — показал дядюшка Сарво на еле видную искорку в небе. — Когда идешь проливом, сразу высматривай его при начале заката и с ним сверяйся. Береговым огням веры нет — помнится, эти сукины дети как-то плавучий маяк соорудили, так и таскали его вдоль берега. А церковь — дело надежное, куда она денется? И петух со шпиля не улетит. По нему всегда определяйся.

— Он весь целиком медный? — спросил Ганс.

— Я думаю, из медных листов склепан. Если цельный — сколько бы он весил? Шпиль бы под ним подломился. Понял насчет петуха? Учись, пока я жив. Теперь иди, лови Вредителя. Чтобы до темноты уже сидел в клетке!

Сплетенная из прутьев собственноручно дядюшкой Сарво клетка стояла тут же, на палубе. Высотой она была старому боцману по пояс. Вредитель, здоровенный попугай, купленный на Кренхольме у очень сомнительных ребят, шедших с запада на потрепанном галиоте[1], как всегда, взлетел на рей и умащивался там на ночлег. Снять оттуда драчливую птицу можно было только при помощи мешка, внезапно и ловко на нее накинутого.

Флейт[2] «Варау» возвращался с юга домой, в Аннерглим, с заходом в Герден. Впереди оставалось только одно препятствие — две длинные мели. Проход между ними указывал маяк, установленный бароном Вентерном. Но с маяком случались недоразумения. Дурные люди гасили его огонь, зато зажигали свой, да так правильно выбирали место, что судно, правя на фальшивый маяк, садилось брюхом на мель, тут-то и налетали на рыбацких лодках удалые молодцы с вымазанными сажей лицами.

Потом, от Гердена до Аннерглима, идти было совсем просто — не теряя из виду берега. До осенних штормов оставалось еще месяца полтора, солнце грело, но не припекало, так что эту часть пути матросы считали самой приятной, тем более что в Гердене брали свежую воду, зелень, овощи, свежее и копченое мясо вместо надоевшей солонины и пять дней блаженствовали, как на райском облаке.

Для Ганса это было первое плавание. Мальчишку отдала на флейт его мать, вдова капитана Сельтера. Она привела его, когда стояли в Виннидау, ожидая груза. Капитан Гросс был, видимо, предупрежден и принял Ганса без долгих разговоров. А команда побожилась, что никто его не обидит.

Сельтера помнили и уважали. Владелец «Варау» арматор Эрнст Схуттен был в каком-то давнем загадочном долгу перед Сельтером — то ли капитан его самого спас, то ли кого-то из родни. Экипаж понимал: если не вернуть такой долг сыну покойного, то прощай арматорская репутация.

— Придем в Герден, возьмем тебя в гости к старому Ансу Ансену, и к Фрицу Альтшулеру, и к Матти Унденсену, — пообещал дядюшка Сарво, когда Ганс притащил мешок с трепыхающимся и вопящим попугаем. — Это настоящие морские ястребы. Вот пусть они тебя благословят на морское дело. Всякий раз, заходя в Герден, будешь их навещать. У нас на «Варау» так заведено: кто-то к ним приходит, рассказывает новости, передает подарки. Я-то уже сам скоро к ним в кубрик переберусь. Вот только в Вердинген схожу, с сестрой и племянниками повидаюсь. А потом все, на вечный прикол.