Любимая женщина Альберта Эйнштейна - Юрий Сушко

– Пифагор, Птолемей, Аристотель, Коперник, Галилей, Кеплер, Ньютон и вы, сэр.

Понимал ли сам ученый масштаб своей личности? По всей видимости, да, иначе бы не написал: «Прости меня, Ньютон! Ты нашел единственно возможный для своего времени путь, который был доступен человеку величайшей мысли, каким был ты... Но сегодня мы уже знаем, что для более глубокого постижения мировых связей мы должны заменить твои понятия другими, более удаленными от сферы непосредственного опыта...»

В 1921 году Эйнштейн вместе с другими членами Берлинской академии наук был приведен к присяге как государственный служащий, и по закону он автоматически становился гражданином Германии. Однако от швейцарского гражданства Эйнштейн не отказался. Как оказалось, это был дальновидный поступок.

10 ноября 1922 года секретарь Шведской академии наук Кристофер Аурвиллиус писал Эйнштейну: «Как я уже сообщал Вам телеграммой, Королевская академия наук на своем вчерашнем заседании приняла решение присудить Вам премию по физике за прошедший (1921) год, отмечая тем самым Ваши работы по теоретической физике, в частности, открытие закона фотоэлектрического эффекта, не учитывая при этом Ваши работы по теории относительности и теории гравитации, которые будут оценены после их подтверждения в будущем».

Но, естественно, свою нобелевскую лекцию лауреат посвятил исключительно своей теории относительности. Большинство светской публики, присутствующей в зале, разумеется, мало что понимало из того, что говорил Эйнштейн. Но его это отнюдь не смущало:

– ...Классическая механика позволяет отличать (абсолютно) неускоренные и ускоренные движения; она также утверждает, что скорости существуют только в относительном смысле, зависящем от выбора инерционной системы отсчета... В соответствии с классической механикой существует «относительность скорости», но не «относительность ускорения». Вы согласны со мной, господа?..

Сообразительные коммерсанты тут же организовали ученому-лауреату мировое турне с лекциями по ведущим странам Европы, Азии и Америки. При посещении США в честь именитого гостя была принята специальная приветственная резолюция Конгресса. Он произвел фурор во Франции, легко разрушив стереотип «тупого немца-врага». Журналисты хлестко назвали Альберта Эйнштейна «Гинденбургом немецкой науки»: генерал-фельдмаршалу в 1914 году не удалось покорить Париж, зато это легко сделал после войны остроумный и общительный профессор из Берлина. Свиданий и личных аудиенций с творцом теории относительности жаждали президенты, премьеры и короли, видные деятели науки (самых разных областей) и культуры.

Ошеломительное впечатление на Эйнштейна произвела встреча с Рабиндранатом Тагором. В 1930 году выдающийся индийский поэт навестил Эйнштейна на его вилле со странным названием Капут под Потсдамом. Они были по-настоящему интересны друг другу. В загородном доме нобелевские лауреаты решили расположиться в саду. От предложенного Эльзой чая с пирожными отказались, будучи увлечены занимающей их обоих мировоззренческой беседой.

– Вы верите в Бога, изолированного от мира? – интересовался ученый.

– Не изолированного, – умиротворенно улыбнулся Тагор. – Неисчерпаемая личность человека постигает Вселенную. Ничего непостижимого для человеческой личности быть не может. Это доказывает, что истина Вселенной является человеческой истиной. Чтобы пояснить свою мысль, я воспользуюсь одним научным фактом. Вам он известен. Материя состоит из протонов и электронов, ведь так? Между ними ничего нет, но материя может казаться сплошной, без связей в пространстве, объединяющих отдельные электроны и протоны. Точно так же человечество состоит из индивидуумов, но между ними существует взаимосвязь человеческих отношений, придающих обществу единство живого организма. Вселенная в целом так же связана с нами, как и индивидуум. Это – Вселенная человека.

– Знаете, я не могу доказать, что научную истину следует считать истиной, справедливой независимо от человечества. Но я в этом твердо убежден. Вот теорема Пифагора в геометрии устанавливает нечто приблизительно верное независимо от существования человека. Во всяком случае, если есть реальность, не зависящая от человека, то должна быть истина, отвечающая этой реальности, и отрицание первой влечет за собой отрицание последней, согласны?

– Уважаемый господин Эйнштейн, истина, воплощенная в Универсальном Человеке, по существу, должна быть человеческой. Ибо в противном случае все, что мы, индивидуумы, могли бы познать, никогда нельзя было бы назвать истиной, по крайней мере научной истиной, к которой мы можем приближаться с помощью логических процессов. То есть посредством органа мышления, который является человеческим органом. Согласно нашей, индийской философии, существует Брахма, абсолютная истина, которую нельзя познать разумом отдельного индивидуума или описать словами. Она познается лишь путем полного погружения индивидуума в бесконечность. Такая истина не может принадлежать науке. Природа же той истины, о которой мы говорим, носит внешний характер, то есть она представляет собой то, что представляется истинным человеческому разуму, и поэтому эта истина – человеческая. Ее можно назвать Майей, или иллюзией...

Мудрецы помолчали. Угадав минуту, Эльза все же подала им чай. Но Эйнштейна трудно было угомонить:

– Нашу естественную точку зрения относительно существования истины, не зависящей от человека, нельзя ни объяснить, ни доказать, но в нее верят все, даже первобытные люди. Мы приписываем истине сверхчеловеческую объективность. Эта реальность, не зависящая от нашего существования, нашего опыта, нашего разума, необходима нам, хотя мы и не можем сказать, что она означает.

Тагор, раскрыв перед собою ладони, надолго замолчал, глядя в них. Потом медленно начал говорить:

– Наука доказала, что стол как твердое тело – это одна лишь видимость и, следовательно, то, что человечество воспринимает как стол, не существовало, если бы не было человеческого разума. В то же время следует признать и то, что элементарная физическая реальность стола представляет собой не что иное, как множество отдельных выдающихся центров электрических сил, и, следовательно, также принадлежит человеческому разуму. В процессе постижения истины происходит известный конфликт между универсальным человеческим разумом и ограниченным разумом отдельного индивидуума. Непрекращающийся процесс постижения идет в нашей науке, философии, в нашей этике. Во всяком случае, если бы и была какая-нибудь абсолютная истина, не зависящая от человека, то для нас она была бы абсолютно не существующая. Нетрудно представить себе разум, для которого последовательность событий развивается не в пространстве, а только во времени, подобно последовательности нот в музыке. Для такого разума концепция реальности будет сродни музыкальной реальности, для которой геометрия Пифагора лишена всякого смысла. Существует реальность бумаги, бесконечно далекая от реальности литературы, так? Для разума моли, поедающей бумагу, литература абсолютно не существует, но для разума человека литература как истина имеет большую ценность, чем сама бумага. Точно так же, если существует какая-нибудь истина, не находящаяся в рациональном или чувственном отношении к человеческому разуму, она будет оставаться ничем до тех пор, пока мы будем существами с разумом человека.