Тропою снов - Ната Чернышева

— Да я не смогу! — выпалила я, обретя дар речи. — У меня Силы не хватит!

Аль-нданн только улыбнулся. Пробуй, мол. Все у тебя получится. Не в Силе дело, хотя без нее не обойтись. Нужна память. Чувство. То, что послужит основой для морока. И чем сильнее чувство, тем больше Силы сможет накопить артефакт.

Легко Верховному рассуждать о чувствах. В его долгой жизни немало было поводов к боевой ярости. Он же сам с Вершиной Сумрака сражался! А мне-то каково? Разве только…

Нет, не получится ничего!

Я протянула руку, пальцы дрожали. Та ночь, когда погибли мои родители. Когда я жаждала изничтожить проклятую Матахри. И ведь у меня тогда почти получилось…

Свет хлещет с неукротимой яростью восставшего от тысячелетнего сна вулкана. Меня несет вместе с ним, словно щепку в потоке. Сквозь Междумирье, вслед улепетывающей от справедливого возмездия дряни, — уничтожить, стереть в пыль, распылить пепел черной душонки по всем мирам Спирали!

Ливень обжигающего Света…

Но это было давно, больше года назад. Матахри свое получила, сидит сейчас на храмовой площади, беспомощная, пленная…

Я открыла глаза, приходя в себя. Удивительное дело, я удержалась на ногах. Флам в моих руках пылал ослепительным Светом. Я очень осторожно положила его на стойку. Руки дрожали.

Получилось!

И Силы я истратила не так много, как ожидала… Наверное, такая, подкрепленная искренним чувством магия, берет гораздо меньше Силы, чем когда на трезвую, ясную голову. Но с чувствами тоже надо уметь управляться. Потеряешь контроль — упустишь Силу. Как я тогда, когда хотела убить Матахри. Упустила Силу, и все чувства выжгло напрочь. Я уже говорила, что с тех пор в моей душе поселиласьпустота. Нет, я не утратила способности чувствовать насовсем, но с тех пор все приходившие ко мне чувства, оставались неяркими, словно бы припорошенными мелкой тусклой пылью. Я просто помнила о том, какими они должны быть на самом деле. И видела разницу. Редко, очень редко корку равнодушия пробивало чем-то настоящим. Не могу объяснить. Это очень сложно объяснить на словах, это можно только пережить. Но вот уж такого даже злейшему врагу своему не пожелаю! Даже этой Матахри…

Верховный кивнул мне. Все так же, молча, без слов. Но мне показалось, он был доволен.

Один Юлеська сидел с несчастным лицом. Не по нраву ему были мои успехи. Ну да что уже тут сделаешь…

Мы сидели на кухне, пили шерт со сладкими булочками. Я звала было аль-нданна Баирну разделить с нами ужин… Во-первых, гостя в доме не покормить — позор и срам, во-вторых, Верховный тоже человек и не одной лишь Силой питается. Иногда, правда, очень редко он и впрямь не отказывался. Но сегодня ушел. Видно, были у него дела поважнее.

А потом, уж и не знаю, как бы Сешма себя чувствовала, оказавшись за столом нос к носу с Верховным. Она все-таки здорово перед ним перетрусила. Наверное, он это понимал, потому и ушел сразу. А Сешма, справившись с первым страхом, повеселела, начала снова языком вертеть. За ней разве задержится? Зато Юлеська молчал навроде дохлой рыбы. И его молчание крепко мне не нравилось. Он вообще за вечер ни слова не сказал. Ни одного слова!

Это пугало.

— Ну что, он злился? — спросила вдруг Сешма виновато. — И как, сильно?

— Он смеялся, — мрачно сказала я. — Зачем ты глупостей наговорила?

— Да так, — Сешма принужденно рассмеялась. — Ты уж не обижайся. Просто ты цветочек с того же деревца, что и наш Верховный. Вы ровня друг другу, понимаешь?

— Нашла ровню, — сказала я с досадой. — Думай, что говоришь, глупая твоя голова. Кто я и кто он, сама понимаешь…

Сешма упрямо покачала головой:

— А он тоже был когда-то мальчишкой. Лопоухим и сопливым. Ничем не лучше тебя. Небось, ремнем еще по заднему месту учили за всякие глупости, каких полно у каждого мальчишки.

Я фыркнула. Трудновато оказалось представить себе Верховного аль-нданна глупым мальчишкой.

— И если вы пройдете мимо друг друга в этой жизни, — докончила Сешма, — то и будете дураками оба.

— Замолчи ты уже, шурока несчастная, — не выдержала я. — Перестань трепаться!

Она пожала плечами:

— Как скажешь.

Юлеська опять смолчал. И мне очень не понравилось, как он молчал…

А ночью я снова увидела сон.

Бесконечные узкие коридоры, из которых не было выхода. Бесконечные лестницы, по которым можно было бродить бесконечно, и они не заканчивались. За нескочаемой вереницей окон стыла ночь, беззвездная, угрюмая. Враждебная.

— Ты что здесь делаешь?

Мужчина. Не старый, в смешном каком-то костюме. Чем-то на Верховного похож.

Очень похож. Взгляд, черты лица…

Вот только аура как у ребенка, не прошедшего Посвящение, — ровная, гладкая. Все три изначальные Силы переплелись в ней сложным узором. Не поймешь, чего больше — Тьмы, Света или Сумрака. Но он не враг мне, странный этот человек с лицом Верховного аль-нданна и детской аурой, лишенной магической Силы. Он мне не враг…

— Я заблудилась…

— Пойдем, — протягивает он мне руку. — Отведу тебя назад.

Я вложила пальцы в его ладонь. И мы пошли — коридорами, бесконечными лестницами, — пошли куда-то вверх и в сторону.

— Вот твоя комната, — сказал он. — Ступай.

Серая дверь неприятного вида. Но я верю своему неожиданному помощнику. Берусь за ручку, открываю. И вхожу в свою комнату.

Витражное окно, за ним — тусклое утро. Незаправленная постель. Хрустальный кувшин с водою…

И странное неприятное чувство — будто кружится голова и я падаю. Падаю, падаю и падаю, — бесконечно. В пропасть, которую не видно. Ни дна, ни стенок, ничего. Только бесконечное падение сквозь серое безвременье Междумирья.

Я вздрогнула и проснулась в своей постели. Сердце частило как сумасшедшее. Приснится же такое! Сон не спешил забываться, отдаваясь мурашками по всему телу. Стоило немалых усилий выгнать его из головы. Я долго умывалась холодной водой, отчего щеки пошли красными пятнами. Посмотрит кто, испугается.

Потом вышла в садик, проведать семена зеркальника. Я побоялась высаживать их прямо в грунт, принесла небольшую деревянную кадку. Если ударят морозы, можно на террасу занести, чтобы не перемерзло.

Сешма сразу сказала тогда, что затея дохлая. Не бывало еще такого, чтобы зеркальники в комнатных горшках росли. Это растение дикое, ему воля нужна. Но я все равно зарыла в мягкую почву тугие, блестящие семена. И поставила кадку в самом дальнем, самом глухом углу двора, постаравшись найти солнечное место. Вдруг хоть одно семечко прорастет? Не может быть, чтобы все они оказались пустыми!