Агония Сталинграда. Волга течет кровью - Эдельберт Холль

Вильман повторил приказ и убежал. Он вернулся через несколько минут и доложил:

– Приказ выполнен, все ясно!

Я дал Диттнеру сигнал атаковать. Рывком, стараясь избегать любого возможного шума и не выкрикивая команды, группа Диттнера перескочила улицу. Мы медленно последовали за отделением, следя за любыми признаками противника. Роттер и его люди также двигались незамеченными.

Неожиданно сам ад разверзся: слева и спереди раздались очереди тяжелых пулеметов, лихорадочный ружейный огонь и минометные разрывы. Атака захлебнулась.

Наше отделение залегло. Я не успел перейти улицу с группой управления. Мы были на другой стороне и укрылись в развалинах дома.

Тяжелые пулеметы 8-й роты нашли цели и открыли огонь. Тяжелые минометы обер-фельдфебеля Якобса тоже вступили в дело. Тем временем наши левый и правый соседи тоже вступили в контакт с противником. По звуку боя я понял, что на правом фланге дела шли успешнее. Используя огонь тяжелых пулеметов, я с группой управления двинулся в дорогу назад и, отступая через взятое вчера здание, наткнулся на группу Роттера. Дружным рывком мы вчетвером перебежали улицу, прикрывая друг друга.

Справа от нас, в сторону спуска к оврагу, где текла Царица, шла вперед 5-я рота. Примерно в 50 метрах влево между группой Роттера и 5-й ротой стояло здание трансформатора. Это была массивная трехэтажная постройка. Обнаруженный там противник был подавлен. Оттуда открывался великолепный вид.

– Роттер, прикрой нас, мы идем внутрь трансформатора!

Роттер понял мое рычание.

– Слушайте, ребята! Когда я говорю «пошли», мы бежим к тому зданию так, чтобы подметки горели!

Мы проверили снаряжение.

– Пошли!

Мы дошли до здания, окончательно сбив дыхание, и мгновенно скрылись внутри. Снаружи был слышен шум оживленного боя. Рядом взрывались гранаты.

Улица состоит из одних развалин, созданных артиллерией и бомбами

Немного передохнув, мы осмотрелись. На первом этаже стояли огромные трансформаторы. Подвала не было. Мы осторожно поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь также было установлено разное оборудование.

Оттуда можно было смотреть вперед – на Волгу – и влево, точно вдоль последней боковой улицы, которая шла параллельно Волге. С пятиметровой высоты открывался вид на территорию противника. Наискосок влево шла большая пустая площадь. В ней было метров 200. Примерно в середине последней ее трети стоял памятник, обращенный к Волге. За ним на берегу реки стояли одноэтажные кирпичные дома. Мне не было видно, что находится за ними. Однако с этого места я видел реку, которую русские называют «народной матерью», до самого другого берега.

Яростный заградительный огонь русских шел через нас слева примерно с того же уровня, на котором мы сейчас находились. Заградительный огонь также шел от береговой дамбы в сторону 6-й роты и моего правого фланга.

Осторожно, чтобы нас не заметили, мы осмотрели все, что можно, в бинокли.

Павеллек позвал меня:

– Герр лейтенант, слева от нас русские, метров 150–200, на втором этаже!

Я посмотрел в бинокль в том направлении: он был прав. В пролом в стене было видно, как русские солдаты тащат наверх ящики с патронами. Они всего несколько секунд были в поле моего зрения. Явно там была лестница, они шли вверх и скоро будут спускаться.

Следовательно, там был отряд, способный сопротивляться, создавая немало проблем нашему левому флангу.

– Юшко, винтовку!

Я осторожно наклонился вперед, чтобы иметь обзор для стрельбы. Было время исполнить свой долг. Первым делом, успокоиться. Я аккуратно прицелился, правый указательный палец лег на спуск, цель появилась в окне, я нажал на спуск, раздался выстрел – в яблочко! Перезарядка, внимательное наблюдение.

Тем временем мои люди из группы управления не спускали глаз с площади. Теперь, когда эффект неожиданности прошел, мне будет труднее действовать. Время от времени на долю секунды я видел солдат противника в проломах стен.

Поскольку я стрелял не более одного выстрела за раз, враг мог только гадать, где я засел. Неожиданно вниз по лестнице пробежали пять или шесть солдат противника. Еще один выстрел, и еще одно попадание. Теперь не было видно никакого движения.

Откуда рванулись все эти люди?

Неожиданно объявился лейтенант Вайзе, командир взвода в 13-й роте, чтобы работать корректировщиком огня нашей артиллерии. Командир батальона приказал, чтобы он доложился мне.

Со здания трансформатора у нас была лучшая наблюдательная позиция. Оно стояло отдельно, но было на одной оси с фасадами зданий, окружающих площадь с запада.

Я согласился с Вайзе, что отсюда он сможет направлять огонь своих пушек. Вскоре первые разрывы снарядов на дамбе показали, что передовой наблюдатель дал им точные координаты, куда стрелять. Стрельба направлялась по радио. Результатов не было видно из-за мертвой зоны за речной дамбой. Обнаружив цель на нашей стороне, противник открывал прицельный пулеметный и минометный огонь. Его минометный огонь был столь же смертоносен. Он прятался где-то за дамбой и вел заградительный огонь, кладя снаряды на нашу передовую линию. Вражеская артиллерия на другом берегу Волги ничего не добавляла открывшейся перед нами картине, ее снаряды рвались где-то позади. Они явно отстреливались по позициям нашей тяжелой артиллерии.

Несмотря на весь огонь с нашей стороны, за последний час мы не продвинулись ни на метр.

Солнце теперь было почти на юго-западе; его лучи отсвечивали на струях воды в Волге. В бинокль они ослепляли.

Наш командир послал ко мне и наблюдателя от армейской артиллерии, и вскоре он радировал своей батарее распоряжение присоединиться к концерту. В промежутках между огневыми налетами мы внимательно вели наблюдение. Вдруг я увидел русского солдата, явно связного, бегущего по открытому участку с другой стороны большой площади. На нем был расстегнутая зеленая шинель, полощущаяся на бегу.

Я схватил винтовку. Со своей фланговой позиции я четко видел его маршрут. Дистанция составляла 200–250 метров. Он добежал почти до середины площади. Он, казалось, бежал точно туда, где я с частичным успехом воевал с его товарищами всего пару минут назад (или прошли уже целые часы?). Рука не дрожала, я прицелился и согнул указательный палец. Это было чистое попадание то ли в голову, то ли в сердце – сила удара сбила его с ног и бросила на землю. «Это за Гроссмана!» – сказал я про себя, но все же был рад, что этот безымянный солдат не страдал перед смертью.

Если не произойдет чуда, мы, несмотря на все наши усилия, скорее всего, останемся торчать здесь. Противник оказывал упорное сопротивление. Нам, атакующим, нужно было двигаться вперед. Противник не мог себе позволить оставить позиции. Было бы безумием пытаться при свете дня пересечь эту гигантскую площадь. Однако это означало, что мы можем сделать это только под покровом ночи. Свет заходящего на западе солнца омыл все розовым сиянием. Павеллек показал влево: «Герр лейтенант, что делает наш левый сосед?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});