Бумажная клетка - Ирина Дягилева

Следователь Штыкин улыбался, стараясь казаться наивным и безвредным.

– Извините меня, Григорий, но я опять вынужден напомнить, что это только формальность. Вы же понимаете, я обязан рассмотреть все, что касается Виктории Хромовой…

Гриша тут же довольно резко перебил его:

– Что вы все извиняетесь! Так прямо и скажите, что хотите узнать, что я делал вчера ночью!

Штыкин виновато пожал плечами.

– Все очень просто, – уверенно заявил Гриша. – Прошлый вечер и ночь я провел с Пульхерией Афанасьевной. Папа улетел в Лондон, а я ужасно не люблю оставаться в доме один. К тому же у нас с папой уговор: когда он в отъезде, за мной присматривает Герман. Но Герман сейчас в Питере, поэтому мы остались с Пульхерией Афанасьевной одни. Сначала мы поужинали, потом посмотрели последний фильм о Гарри Поттере. Там такой автобус забавный и клювокрыл прикольный…

На лице Гришеньки появилась довольная улыбка. Он решил, что несколько мелких деталей придадут нагромождаемой им лжи больше достоверности. Хотел еще немного рассказать о приключениях маленького мага, но наткнулся на неподвижный, тяжелый взгляд отца, смутился и поспешил закончить:

– …Затем мы перекинулись в картишки и что-то около трех пошли спать.

– Понятно, – протянул Штыкин и деликатно взглянул на Пульхерию. – Следовательно, вы были только вдвоем, Пульхерия Афанасьевна, и никто этого подтвердить не сможет…

– Полагаю, что домработница Галина Матвеевна, если я не ошибаюсь, была дома. – Александр Николаевич вновь наклонился вперед, демонстрируя свою прекрасную память. – Насколько я помню, она приезжая и постоянно проживает в квартире Германа. Не так ли, Пульхерия Афанасьевна?

Еще несколько минут назад Пуля была в шоке от разыгрываемого спектакля, теперь же она, не моргнув глазом, утвердительно кивнула, почувствовав, что мускулы на лице словно одеревенели.

– Понятно, – вновь повторил Штыкин и умолк. Теперь он в задумчивости уставился на персидский ковер, лежащий под ногами. В библиотеке повисла гнетущая тишина, никто не решался ее нарушить.

Наконец следователь оторвал взгляд от пола и перевел его на Пульхерию.

– Григорий утверждает, что Виктория Хромова была вашей подругой, Пульхерия Афанасьевна.

– Это не совсем так. Вернее, совсем не так, – несколько поспешно возразила она. – Я ее едва знала, но так получилось, что представила их друг другу именно я.

– Так вы понятия не имеете, кто мог ее убить?

– Нет.

– А вы, Григорий?

– Я тоже не знаю. Все это так странно… Я хочу сказать, что толком не успел узнать эту девушку, хотя она мне очень нравилась. Вы меня понимаете?

– Разумеется.

Штыкин поднялся с дивана. Все тоже встали.

– Что ж, благодарю за терпение. Полагаю, что смогу вас найти, если у меня еще возникнут вопросы.

– Мы рады вам помочь, – радушно заявил хозяин и развел руки в стороны, точно собирался заключить следователя, а с ним и весь мир в придачу, в свои дружеские объятия.

Игорь Петрович направился к двери, но тут же обернулся:

– Кстати, Пульхерия Афанасьевна, вы не могли бы дать мне свой новый адрес?

Пульхерия только открыла рот, но Александр Николаевич опередил ее и опять продемонстрировал свою великолепную память, продиктовав адрес старшего сына. Штыкин же, наоборот, дал понять, что у него с памятью не все в порядке:

– И повторите, пожалуйста, имя той домработницы.

Но Пульхерия прекрасно понимала, что эта забывчивость показная.

– Галина Матвеевна, – сказала она.

– Разумеется, с ней тоже придется поговорить.

Следователь вновь направился к двери.

Когда дверь за Штыкиным закрылась, Гришенька, радостно потирая руки, заявил:

– Слава богу, этот клещ напился нашей крови и отвалил! Отправился терзать кого-то еще.

Александр Николаевич зло сверкнул глазами, но счел нужным не комментировать его слова.

– Пульхерия, срочно отправляйтесь домой. С Галиной Матвеевной необходимо поговорить до того, как это сделает следователь.

– Проще позвонить ей, – предложила Пульхерия.

– Ну так позвоните.

Она достала из кармана мобильный телефон и сделала вид, что и правда собирается звонить.

– Все-таки будет лучше, если это сделаете вы…

Гранидин недовольно свел брови. Ему не понравилась инициатива Пульхерии, потому что это нарушало разработанный им план, но Пуля не смутилась.

– Она немного влюблена в Германа, и я у нее авторитетом не пользуюсь. Догадываюсь, как она меня ненавидит. Зато вас, Александр Николаевич, она просто боготворит. Любая ваша просьба для нее… – она запнулась, подбирая слова.

Гранидин расплылся в довольной улыбке, морщины на лбу разгладились.

– Я все понял, можешь не продолжать, – сказал он и махнул рукой в сторону телефона. Это означало, что он согласен поговорить с домработницей.

Пульхерия понимала, что сильно рискует. Отвращение Галины Матвеевны к ней могло оказаться сильнее обожания папаши Гранде. Эта оскорбленная ханжа от избытка ненависти могла выложить все, что знала о ней и Никите Назарове.

С замиранием сердца Пуля, услышав воронье карканье: «Я вас слушаю», протянула телефон Гранидину.

– Галина Матвеевна? Это Александр Николаевич. Я вас приветствую. К сожалению, вынужден обратиться к вам за помощью. Пульхерия Афанасьевна потом все вам расскажет, но для начала я хотел лично поговорить с вами. Одну знакомую Гришеньки сегодня утром нашли убитой. Следователь уже побывал у нас. Мы решили, что будет лучше, если вы подтвердите, что Гришенька весь вчерашний вечер провел у вас. Допустим, он ужинал вместе с Пульхерией Афанасьевной, а потом остался на ночь в комнате для гостей. Понимаете?

Он говорил так непринужденно, словно хотел у нее по-соседски одолжить какую-то мелочь вроде соли или спичек.

– Кстати, Галина Матвеевна, как дела у вашего младшенького? В самом деле? Бедняжка. Я так вам сочувствую. Ну конечно же все упирается в деньги. Как я вас понимаю. Послушайте, Галина Матвеевна, вы так давно работаете у моего сына. Я за него абсолютно спокоен, ведь он находится под строгим, буквально материнским присмотром. Знаете, такую преданность нельзя оставлять без внимания. Как вы думаете, для вас не будет оскорбительным, если ваши денежные проблемы я возьму на себя и оплачу лечение и медикаменты? Мы обратимся к самым лучшим врачам, если потребуется, переправим мальчика в Москву…

На несколько секунд он умолк, слушая ответ домработницы, а потом добродушно расхохотался.

– Ну что вы такое говорите, моя дорогая! Вы же знаете, что мы считаем вас членом семьи! Ваши проблемы – наши проблемы. Для начала две тысячи евро будет достаточно?.. Уверяю вас, меня это не разорит. И не вздумайте меня благодарить. Так что не забудьте о нашем уговоре: Гришенька весь вечер и всю ночь провел у вас.

Вернув телефон, он подошел к письменному столу, достал из верхнего ящика пачку евро в банковской упаковке, отсчитал требуемую сумму и протянул Пульхерии. Благожелательное выражение тут же сползло с его лица, точно он снял одну маску и надел другую. Это означало, что опасность миновала и нечего утруждать себя. Пульхерия невольно восхитилась. Без малейших усилий и угрызений совести он уладил весьма опасное дело, словно устранил мелкие препятствия, нарушившие привычный порядок вещей. Наверное, так и надо. Именно таким и следует быть, чтобы чего-то в жизни добиться. Никто не придет и не принесет на блюдечке с голубой каемочкой богатство и благополучие. Все это нужно самому взять, отнять у того, кто менее расторопен. Неограниченные возможности добываются, а не предоставляются. А еще, кроме чувства восхищения хозяином дома, Пульхерия испытала некоторое уважение к себе. Ведь и ей удалось предотвратить опасность, угрожавшую ее благополучию. Мысль о том, что при этом она оказалась похожей на папашу Гранде и его сыночка, все же промелькнула у нее в голове. Но она запретила себе об этом думать.

Гришенька, удобно развалившись на диване, вознамерился закурить папашину сигару.

– Ну что? – самодовольно спросил он, вызывающе ухмыляясь. – По-моему, я неплохой актер. Мне надо было учиться не на юриста, а на артиста. Разве ты не гордишься мной, папуля?

Александр Николаевич неожиданно в два прыжка пересек комнату, подлетел к сыночку и отвесил ему звонкую оплеуху.

– Горжусь?! После всего этого кошмара, в который ты нас втянул? – Он буквально трясся от ярости. – Пошел вон! Идиот!

– Но папа… – лицо Гришеньки скривилось, точно он собирался заплакать.

Папаша Гранде выхватил у него из рук сигару и, разламывая ее на мелкие кусочки, продолжал орать:

– Убирайся в свою комнату и не смей покидать ее без моего разрешения!

Гришенька с обиженным выражением лица, по-детски хныкая, вылетел из библиотеки. Александр Николаевич смотрел ему вслед. Пульхерия увидела в его глазах, кроме ярости, тревогу и страх. «Он ведь его безгранично любит», – подумала она. За все время общения с папашей Гранде она впервые заметила не игру, не позерство, а нормальные человеческие чувства. Это удивило ее и тронуло до слез. Сильный, могущественный человек стоял с поникшими широкими плечами, подавленный любовью и отчаяньем.