Куриный бульон для души - Джек КЭНФИЛД

- В чем дело, зайчонок?

Я поняла, что он в хорошем настроении, потому что назвал меня этим ласковым прозвищем.

- Дети говорят, что Санта-Клауса нет. - Судорожное сглатывание. По щеке покатилась слеза. - Они говорят, что я дурочка, раз до сих пор верю в Санта-Клауса… это только для малышей. - Слезы начали собираться и в левом глазу. - Но я верю тому, что ты мне говорил. Что Санта настоящий. Правда ведь, папа?

Взглянув на меня, отец свернул на обочину и остановил машину. Выключив мотор, он придвинулся ближе ко мне, к своей все еще маленькой дочери, сжавшейся в комочек.

- Дети в школе ошибаются, Пэтти. Санта-Клаус настоящий.

- Я так и знала! - вздохнула я с облегчением.

- Но я должен рассказать тебе о Санта-Клаусе кое-что еще. Думаю, ты уже достаточно большая, чтобы понять. Ты готова?

Глаза у моего отца светились теплом, выражение лица было мягким. Я поняла, что узнаю сейчас что-то очень важное, и была к этому готова, потому что полностью ему доверяла. Он никогда меня не обманывал.

- Давным-давно жил один человек, который действительно путешествовал по миру и дарил хорошим детям подарки везде, где бывал. В разных странах у него разные имена, но чувства в его сердце везде одинаковые, на каком бы языке он ни говорил. В Америке мы называем его Санта-Клаус. Он дух бескорыстной любви и желания разделить эту любовь с помощью подарков, которые он дарит от всего сердца. Когда ты доживешь до определенного возраста, ты поймешь, что Санта-Клаус - это не парень, который вылезает из твоего камина в рождественский сочельник. Настоящий дух волшебного существа всегда живет в твоем сердце, в моем, в мамином и в сердцах и умах всех людей, которые получают радость, даря другим подарки. И настоящим духом Санта-Клауса становится желание, скорее, дать, чем получить. И как только ты это поймешь и это станет частью тебя, Рождество превращается в еще более волнующий и волшебный праздник, потому что ты осознаешь, что, когда Санта живет в твоем сердце, волшебство исходит от тебя. Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать?

Я старательно смотрела в окно перед собой, на дерево перед машиной. Я боялась посмотреть на своего отца - на человека, который всю жизнь говорил мне, что Санта настоящий. Я хотела верить, как верила в прошлом году, что Санта - это большой толстый дух в красном костюме. Я не хотела глотать взрослую пилюлю и видеть все в ином свете.

- Пэтти, посмотри на меня.

Отец ждал. Я повернулась к нему. В его глазах стояли слезы, слезы радости. Его лицо сияло неземным светом, и я увидела в его глазах глаза Санта-Клауса. Настоящего. Того, который находил время, чтобы подобрать для меня особые подарки, которые мне хотелось получить на Рождество, с тех пор как я живу на этом свете. Санта-Клауса, который съедал мои тщательно украшенные печенья и выпивал теплое молоко. Который, вероятно, съедал морковку, которую я оставляла Рудольфу. Санты, который, несмотря на слабые познания в технике, смастерил велосипед, фургончик и другие незатейливые вещицы за недолгие часы рождественского утра.

Я поняла. Я поняла ту радость, которую доставляют любовь и взаимность. Папа прижал меня к себе и долго держал, не отпуская. И мы оба плакали.

- Теперь ты принадлежишь к особой группе людей, - продолжал он. - Отныне ты будешь испытывать радость Рождества круглый год, а не только в этот день. Отныне Санта живет в твоем сердце так же, как и в моем. И ты отвечаешь за то, чтобы дарить от имени Санта-Клауса, который живет в тебе. Это одна из самых важных вещей, которые могут случиться с тобой за всю жизнь, потому что теперь ты знаешь, что Санта-Клаус не может существовать без людей, таких, как ты и я. Как думаешь, ты с этим справишься?

Мое сердце наполнилось гордостью, а глаза наверняка горели от возбуждения.

- Конечно, папа. Я хочу, чтобы он жил в моем сердце, как живет в твоем. Я люблю тебя, папа. Ты самый лучший Санта в мире.

Когда наступит моя очередь объяснять своим детям реальность Санта-Клауса, я молюсь духу Рождества, чтобы оказаться такой же красноречивой и любящей, как мой отец в тот день, когда я узнала, что дух Санта-Клауса не носит красного костюма. Я и надеюсь, что в этот день они точно так же воспримут мои слова. Я полностью им доверяю и думаю, что они поймут меня.

Пэтти Хансен

Юная леди, изменившая мою жизнь

Когда я впервые ее увидел, ей было четыре года. Она несла тарелку с супом. У нее были очень красивые золотистые волосы, а на плечах лежала маленькая розовая шаль. Мне в то время было 29 лет, и я болел гриппом. И я совсем не предполагал, что эта юная леди изменит мою жизнь.

Мы с ее матерью много лет были друзьями. Со временем наша дружба переросла в более нежное чувство, а затем - в любовь и брак, а брак сделал нас троих семьей. Поначалу я чувствовал себя неловко, потому что думал, что мне приклеят ужасный ярлык «отчим». Молва всегда рисовала отчимов эдакими чудовищами, которые вбивают клин между ребенком и его биологическим отцом.

Я заранее стал готовиться к естественному переходу от своего холостяцкого состояния к отцовскому. За полтора года до женитьбы я снял квартиру в нескольких кварталах от дома, где жили они. Когда стало ясно, что мы поженимся, я потратил время на то, чтобы обеспечить плавное превращение из друга в отца. Я старался не становиться стеной между будущей дочерью и ее настоящим отцом. Тем не менее я страстно желал стать особенным человеком в ее жизни.

С течением лет моя симпатия к девочке все росла. Она была не по годам развита: была честной, искренней и прямой. Я знал, что в этом ребенке живет очень отзывчивый и сострадательный взрослый человек. И все равно я жил под страхом того, что однажды, когда мне придется применить свою власть главы семьи, мне в лицо бросят обвинение, что я ей не «настоящий» отец. И если я не «настоящий», то зачем меня слушаться? Я стал поступать очень осторожно, гораздо осторожнее, чем хотел. Я делал так из желания нравиться, все время играя роль, которую, по моим понятиям, должен был играть, - думая, что я недостаточно хорош сам по себе.

Во время ее бурного подросткового периода эмоционально мы, похоже, отдалились друг от друга. Я как будто потерял контроль над нею (во всяком случае, родительскую иллюзию контроля). Она искала себя, мне все труднее было с ней общаться, и все сильнее одолевала тоска по тем дням ее детства, когда мы так хорошо ладили.

Поскольку училась она в приходской школе, ежегодно у всех старшеклассников бывал так называемый «уход от мира». Ученики, видимо, посчитали его чем-то вроде летнего лагеря. Они погрузились в автобус с гитарами и теннисными ракетками, понятия не имея, что это призвано быть духовным очищением, которое окажет на них неизгладимое воздействие. Нас как родителей уехавшей попросили писать нашей дочери - открыто, честно и только позитивное о наших отношениях. Я написал о маленькой девочке с золотыми волосами, которая принесла мне тарелку супа, когда я нуждался в заботе. За эту неделю ученики постигали самих себя. У них была возможность читать письма, которые приготовили для них родители.

Пока дочь отсутствовала, я заметил, что со мной что-то происходит, и понял то, что должен был понять уже давным-давно: чтобы меня любили, нужно просто быть самим собой. Я не должен был изображать кого-то другого, и тогда в наших отношениях ничего не разладилось

бы. Для кого-то это само собой разумеется, но для меня стало величайшим откровением моей жизни.

Подошел вечер, когда дети должны были вернуться из своей поездки. Родителей и друзей попросили приехать пораньше, а потом пригласили в большую комнату, почти не освещенную. Свет горел ярко только перед входом в комнату.

Ученики весело вошли в помещение, лица у них были грязные, словно они и правда вернулись из летнего лагеря. Они вошли, держась за руки и напевая песню, которую сделали за это время своим гимном. Их чумазые лица светились новым светом любви и уверенности в себе.

Когда дали полное освещение, дети увидели, что в комнате сидят пришедшие встретить их родители и друзья. Ученикам предложили поделиться своими впечатлениями о прошедшей неделе. Поначалу они нерешительно выдавливали фразы типа «Было хорошо» и «Чудесная неделя», но через несколько минут их глаза засветились по-настоящему. И дети стали говорить о том, что действительно важного произошло за это время. И вскоре они уже рвались к микрофону. Я заметил, что и моя дочь хочет что-то сказать. Я хотел услышать ее слова.

Я увидел, как она решительно прокладывает себе путь к микрофону. И вот наконец она говорит: «Я очень хорошо провела время и многое узнала о себе. Я хочу сказать, что есть люди и вещи, которых мы принимаем как само собой разумеющееся, а этого делать не следует, и я просто хочу сказать… я люблю тебя, Тони».