Голова Путешественника - Николас Блейк

Полуобернувшись к дому, Найджел громко произнес:

– Замолчи, прошу тебя, замолчи! Ты меня е ума сведешь!

– Но я же ни слова еще не сказал!

От неожиданности Найджел вздрогнул. Но это был всего лишь Лайонел Ситон, бесшумно приблизившийся к нему со стороны лужайки.

– Извините, – смутился Найджел. – Я разговаривал с вашим домом.

– Это вы извините, что я помешал вашему разговору, – вежливо возразил молодой человек. – Впрочем, я вам вполне сочувствую.

– Да что вы? И вас он тоже сводит с ума?

– Иногда. – Лайонел Ситон уселся, скрестив ноги, на траву рядом с шезлонгом и взглянул Найджелу прямо в глаза. – Мне пора отсюда сматываться.

– Работа? На работу, я хочу сказать?

– Да. Конечно, я демобилизовался в прошлом году. Джанет хотела, чтобы я поступил в Оксфорд. Но… – Он замолчал.

– Но вы хотите сами испробовать свои силы? – предположил Найджел.

– Ага. Хорошо бы узнать, чего я, собственно, хочу. К несчастью, я попал в армию прямо со школьной скамьи. – Я ничему не научился, ни к чему другому не подготовлен, кроме как убивать людей. Может быть, я уеду. Кажется, в Австралии нас, англичан, ждут.

– Путь далекий.

– Но, боюсь, даже Австралия не так далеко от Европы, как бы мне хотелось.

– Мне кажется, – помолчав, задал Найджел наводящий вопрос, – непросто жить в такой тени…

Лайонел Ситон, прищурившись, бросил на него далеко не дружелюбный взгляд.

– Не понимаю, при чем тут тень.

– Я имею в виду, что трудно, наверное, быть сыном гения.

– А, понимаю. Да. В этом смысле они оба отбрасывают довольно густую тень.

– И ваша мачеха тоже?

– Ну да. Я им тут не нужен. Ни ему, ни ей.

– В таком случае вас здесь ничего не удерживает.

– Вы так думаете? А полиция, например?

– Она же не будет находиться здесь вечно. Что же еще?

Лайонел Ситон помолчал несколько секунд, задумчиво разглядывая Найджела, который чувствовал, что на языке у молодого человека вертится имя Мары Торренс.

– Ванесса, – произнес наконец Лайонел. – Я бы очень хотел быть с ней вместе, пока она не вырастет.

– Почему?

– Ну, как вам сказать… – несколько уклончиво начал молодой человек. Джанет старается, как может. Но вы же сами видели, что они чуть ли не как кошка с собакой. А отец – ну, в общем, он занят своей работой, а потом, наша мать умерла, вы же знаете, в значительной степени из-за рождения Ванессы, так что он, естественно… Но я хотел бы увидеть, что она благополучно вышла замуж. Она из тех девиц, которые спокойно могут угодить на какого-нибудь сладкоречивого самовлюбленного психа. Она безумно уязвима.

– В жизни ей придется совершать собственные ошибки, что поделаешь.

– Ну, во всяком случае, я хочу присмотреть за ней во время всех этих нынешних неприятностей, – отрезал, отвернувшись в сторону, Лайонел.

– Но на ней-то как все это может сказаться, не понимаю?

– Не говорите глупости, – нетерпеливо отмахнулся Лайонел. – Как это может не сказаться, если в доме вертится столько полицейских и вокруг Плаш-Мидоу теперь настоящий кордон? Уже целую неделю они топчутся у нас и вокруг нас. Бог его знает почему, но они вбили себе в голову, что этого типа прикончили где-то здесь.

Помолчав немного, как будто ожидая от Найджела какого-нибудь комментария или замечания и не получив ни того, ни другого, он посмотрел прямо в лицо собеседнику.

– Надеюсь, мы можем вам доверять.

– Доверять мне?

– Вы очень хорошо понимаете, что я имею в виду, – со значением пояснил молодой человек. – Не хватало нам только пятой колонны.

– Я нейтрален. В настоящий момент. Я чрезвычайно высоко ценю вашего отца.

– Вы ему тоже нравитесь. Тем больше причин, чтобы…

– Создается впечатление, будто все вы вступили в заговор, чтобы оберегать его, – прервал его Найджел. – Но, насколько я успел познакомиться с вашим отцом, он вполне в состоянии сам за себя постоять.

– О, вы так думаете? – спросил Лайонел Ситон с таким видом, словно такая мысль просто не приходила раньше ему в голову и теперь он ее серьезно обдумывает. – Ну что же, вы, может быть, и правы. Но это далеко не в традициях нашей семьи. Вы можете мне поверить, мистер Стрейнджуэйз.

– Все дело в его способности к отражению. Он поэт и похож на фотопленку – настолько восприимчив по отношению к человеку или вещи, с которыми имеет дело в данный момент, что каждый, имеющий дело с ним, видит в вашем отце собственное отражение.

– Что-то до меня не доходит…

– Хорошо. Возьмем Пола Уиллингхэма. Его первыми словами о вашем отце были: «Хороший парень. Такой спокойный, простой… У него отличное стадо гернсейских коров». Мистер Кили говорил мне, что он по-своему жесткий человек и никогда никому не прощает обид. А его домашние думают, что он редкостный хрупкий сосуд, нуждающийся в защите.

– Вы хотите сказать, что он отвечает любым представлениям о нем, как бы подыгрывает людям?

– Неосознанно – да. Но тут дело даже не в этом. Он становится тем человеком, с которым в данный момент общается. Ну, не в буквальном смысле слова, а, так сказать, почти тем же человеком.

Молодой человек подумал немного и спросил:

– Ну и кем же он стал, когда вы с ним говорили?

– Криминалистом-любителем, разумеется! Он так заинтересовался на днях моим описанием погибшего, что у него прямо глаза разгорелись. На какой-то момент он стал самым настоящим сыщиком, идущим по свежему следу. В нем не осталось ничего личного, и он совершенно непроизвольно сказал, что это описание подошло бы его брату Освальду.

– Так и сказал? Прямо так и сказал? – произнес Лайонел, и Найджел мог бы поклясться, что в его словах прозвучало скрытое восхищение. – О, а вот и Финни с чаем. Как бы и что бы там ни было, мой отец для него герой. Означает ли это по вашей теории, что в глубине души Финни сам герой?

Найджел рассмеялся.

– Послушайте, не надо преувеличивать.

– Но ведь он герой и есть. Однажды он спас моего отца от быка, который жил у нас в то время. Встал прямо у него на пути и стал бить по морде палкой. Для такого, как он, это разве не геройство? Хотя не забывайте – он силен как лев.

– Силен и молчалив. Он, что, вообще немой?

– Насколько я знаю, совершенно. А что?

– Когда я был здесь в июне, Джанет сказала о нем, что это Шут, который порой говорит такие мудрые вещи, что диву даешься. Вы не помните?

– А, это очередная ее выдумка. Разве вам не приходилось слышать, как страдающие старческим маразмом женщины говорят то же самое про своих собак?

– Ага, теперь понимаю.

Появился Финни; он направился к ним, и они замолчали. Карлик накрыл стол для чая под могучим деревом посреди двора; на этот раз он не гримасничал, не кривлялся, не кланялся на каждом шагу, как делал это всегда, когда Найджел видел его прежде. Финни смотрел на Найджела почти со злобой, насупившись; на лбу у него выступили бисеринки пота, движения утратили былую ловкость и сноровистость.

– Похоже, собирается гроза, – сказал Лайонел, вытирая мокрый лоб. – Ого, она вот-вот начнется, вам не кажется?

Открылись двери дома, оттуда вышли Джанет с Робертом и зашагали по лужайке в их сторону. При взгляде на них Найджелу Стрейнджуэйзу чуть не стало худо. Он заметил, что поэт несет под мышкой свою собственную голову.

– Недурно, а? – произнес Роберт Ситон, осторожно кладя голову на стол.

С тех пор как Найджел в последний раз видел скульптуру, Мара Торренс кое-что доработала. В глиняном лице не было больше духа порочности, но вместе с ним ушла и живость. Теперь осталось одно только добропорядочное сходство.

– Я позвоню в колокольчик, если понадобится еще кипяток, – сказала Джанет Финни Блэку, который разглядывал голову с ошарашенным, внимательным и испуганным выражением лица. Тот заковылял к дому, несколько раз обернувшись через плечо.

– Не надо было показывать ее Финни, – заметил Лайонел. – Он может разволноваться. Особенно сейчас, когда собирается гроза.

– А, ерунда, – бодро отмахнулся Роберт. – С чего бы?.. Ну, вам нравится, Стрейнджуэйз?

– Что вам сказать… Это неплохая фотография.

Джанет Ситон обратила на него свой взор.

– Но в ней нет жизни, нет души Роберта? Совершенно с вами согласна. Это всего лишь образчик трудолюбивого, старательного, но вялого и невыразительного реализма, и больше ничего. Очень подошло бы для Королевской Академии.

– Почему ты так сурова к Маре? – со смехом возразил Роберт. – В конце-то концов, ты же сама поставила под сомнение ее способность сделать хоть что-нибудь действительно похожее на модель. А ведь это вовсе не ее обычный стиль, согласись.

– Тогда нечего ей было за это браться, – презрительно парировала Джанет. – Как вы относитесь к скульптуре, мистер Стрейнджуэйз?

– Спокойно.

Хозяйка Плаш-Мидоу пустилась в пространные рассуждения о нерепрезентативном, то есть абстрактном искусстве, щедро пересыпая свою речь такими сочными выражениями, как «кубические факторы», «чистый смысл», «плоскость, объем и напряжение», «динамическая корреляция масс», «гиперсознательный эквилибриум».