Арфа, посох и кинжал - Fomcka2108
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но здесь обитали самые матёрые и злобные твари, отгоняющие всякого, кто покусится на их дом.
По словам Джахейры, в этом точно проскальзывала незримая воля Отца деревьев, который не очень добродушно относился к уничтожению дикой природы. На мой справедливый вопрос, а не пожрут ли нас самих под его старыми ветвями, я получил лишь улыбку до ушей и задорное подмигивание.
-Давай уже, Тевиер, нам ещё полночи тащиться обратно, хотя делов-то на пять минут.
Торопливо прошмыгнув следом за Минском, который вообще не выказывал никаких опасений, я скинул со спины рюкзак, начав выкладывать многочисленную поклажу, собранную для проведения ритуала в честь Сильвануса.
В то же время Минск и Джахейра, ловко орудуя небольшими лопатками, прокладывали небольшой ров от вырытой ямки, собираясь имитировать реку.
-Отец деревьев должен понять нас, — пыхтя и ругаясь себе под нос, эльфийка убрала последние пригоршни земли, устилая дно рва камушками, — в лесу наверняка есть нормальная река, но заходить слишком далеко опасно, так что немного схитрим.
-Хм, Бу говорит, что нужно провести Бдение, дабы уважить старое божество. Хоть Джахейра и великая ведьма, но даже ей не простится подобное богохульство.
-Лей давай. Потом отмолюсь и принесу достойные дары, сейчас у нас слишком мало времени, да и не факт, что я вообще смогу сделать это потом...
Покосившись на меня, последнюю часть фразы наставница проговорила шёпотом, я а лишь принял вид прилежного ученика, вовремя пропустившего мимо ушей сказанное, хотя в моей голове разорвалась настоящая бочка из дымного пороха.
«Куда же вы собрались? Настолько опасно, что стоит пренебречь уважением к богу?!».
Пока я размышлял, бездумно разглядывая бытовую мелочевку, сделанную из дикой древесины, Минск бережно выливал воду из огромной фляги, что весь путь покоилась у него на спине.
Вода с весёлым журчанием покинула тару, лихо наполняя ямку, начав медленно стекать по рву, словно маленькая речка.
Не медля ни секунды, наставница вытащила из-за пояса три листа: дуба, ясеня и терновника, плавно опустив их на поверхность воды, позволяя листочкам закружиться в танце.
Усевшись на колени, она прижала ладони к земле, прикрывая глаза и медленно, но настойчиво шепча молитву Отцу деревьев, пока мы с Минском ожидали сигнала.
Несколько минут ничего не происходило, но зато потом моя душа натурально ушла в пятки. Древесные кроны недовольно зашумели, а сгущающиеся вокруг тени разогнали птиц и насекомых, что сопровождали нас на каждом шагу в лесу.
С каждым мгновением становилось темнее, нагоняя на нас ужас, и даже твердолобый рашемит ощутимо напрягся, вглядываясь в черноту леса.
Его мускулы застыли в одном положении и только после напряженного кивка от Джахейры он начал помогать мне со второй частью ритуала.
Пока я самолично вырывал новую ямку, наставница оставалась застывшей в одной позе. С её лица начал градом течь пот, а сама она медленно задыхалась, натужно хрипя, будто находилась под водой.
-Надломи.
Изменив своей привычной манере речи, Минск передал мне в руки деревянную кружку, детскую игрушку и пару ложек. Слегка кривоватые, протёртые от времени и со множественными сколами, но они оставались достойными предметами обихода, которыми ещё долгие годы можно было пользоваться.
Не испытывая сомнений после ободряющего кивка здоровяка, я, напрягая приобретенные за долгие месяцы тренировок силы, со звонким хрустом ломал вещи, заставляя Джахейру вздрагивать всякий раз, когда новая вещица приходила в негодность.
-Теперь Тев должен почтить Отца деревьев, — мягко улыбаясь, помогая одним своим спокойным видом мне не запаниковать, Минск подтолкнул меня к свежевырытой ямке, — закопай.
Я помнил всё, что нужно было сделать, но когда наконец дошло до дела я застыл, как оленёнок, испуганный светом костра. Не будь здесь Минска и Джахейры, то в лучшем случае Сильванус бы довольствовался брошенными в лес ложками.
Дерганными движениями, прижатый давлением, исходящим от леса, я закапывал свои дары, повезло, что со страху земли я накопал с лихвой и не пришлось особо заморачиваться, просто свалив всё поверх обломков.
-Не поранился? Старый бог не хочет твоей крови... Пока что.
Отрицательно мотая головой, я спешно отполз назад после разрешающего кивка от рашемита. Он молча удостоверился, что всё сделано правильно, после чего поднёс к земле Бу, дав хомяку понюхать почву.
-Хорошо, крови нет.
Едва закончив фразу, Минск расплылся в тени, словно свежие краски. Его цвета размазались, а сам образ величественного героя исчез из моего восприятия, оставляя наедине с Джахейрой и волнующимся лесом.
-Главное не паникуй, Тевиер.
Слова наставницы слегка опоздали, ведь прямо за её спиной на коре величественного дуба начал появляться образ человеческого лица.
Широкие надбровные дуги из древесных сучьев, длинная густая борода из зелёного мха и недовольное, суровое лицо медленно воссоздавалось под изменяющейся корой.
Грозный лик Отца деревьев взирал на меня сверху вниз, придавливая взглядом. От одного его присутствия становилось тяжело дышать, а ярость могучего божества осязалась физически.
-Говори, Тевиер...
Болезненно поморщившись, эльфийка захлопнула рот. Её руки медленно оплетали лозы, своими шипами раня, проливая на землю густые алые капли.
Завороженный и напуганный этим зрелищем, я, кажется, позабыл как дышать, абсолютно не готовый к подобному приёму от доброго представителя пантеона божеств Природы.
Но миг моего промедления сменился новой обстановкой и вокруг стали расцветать цветы, плавно огибая меня, заползая на одежду и пробираясь в карманы и сквозь швы. Лепестки щекотали кожу, даря радость и тепло, а с моего лица сползали страх и ужас, заменяя их на счастье и восторг. Из памяти будто вырезали недавний образ наставницы, оставляя лишь меня и лицо Отца деревьев, по-новому взирающего на меня с древесной коры.
Его облик сильно изменился, что царапало мне память. Теперь передо мной был суровый учитель, старый воин и мудрец, что веками вёл своих детей, оберегая от бед.
Он смотрел на мальчишку, что побеспокоил его, но не злился и не ярился, лишь разглядывал с интересом, как старый кот смотрит на щенка, глупого и не понимающего своего положения.
Мы не говорили в прямом смысле этого слова, но когда Сильванус задал мне вопрос, я понял его моментально.
Он расспрашивал меня о моей жизни, до самой последней крупицы вытягивая из меня всё, что происходило со мной за мои четырнадцать лет. Его интересовала каждая деталь, постигая которые он составлял своё мнение обо мне.
Его хмурое лицо не претерпевало изменений, лишь продолжало пронзительно разглядывать меня, а я же взирал в ответ, больше не страшась и вообще
