Песнь пророка - Линч Пол

Какая-то другая версия Айлиш садится в машину и едет, почти не замечая дороги, чувствуя беспокойство сына, который не отрывается от экрана телефона. Теперь она видит этот разлом между тем, как должно быть и как есть, и она уже больше не та, кем была, кем должна быть. Марк стал другим сыном, она — другой матерью, их истинные сущности пребывают где-то в другом месте: Марк катит на футбол и скоро позвонит ей, скажет, что ужинает у подружки, Айлиш сидит за ноутбуком, читая отчет о клиническом исследовании. Ларри кричит, чтобы ему принесли тапки. Айлиш не замечает, что движение замедляется, пока оно не останавливается, ей приходится сильно нажать на тормоз, и Марк сердито на нее смотрит, но она его игнорирует, наблюдая за красным светом светофора, за платанами вдоль длинной аллеи, каждое дерево держится особняком, но их призрачные сущности нависают над дорогой в замысловатом сплетенном молчании. Зажигается зеленый, и она смотрит на сына, и они снова встречаются, возвращаются друг к другу, взгляд Марка смягчается, затем он снова сжимает губы и опускает глаза в телефон. У Кэрол Секстон большой дом из красного кирпича на две квартиры, «БМВ» Джима припаркован рядом с компактной «тойотой» Кэрол, и на миг Айлиш представляет, будто оба ждут их дома. Марк наклоняется к машине Кэрол и проводит рукой по боку, по которому словно процарапали железным когтем, а Айлиш звонит в дверь. Она думает о том, как это выглядит со стороны: воскресный дружеский визит, ничего предосудительного, и все-таки развернись лицом к двери, говорит она Марку, лучше перестраховаться, чем потом кусать локти. Страх имеет свойство притягивать то, чего ты боишься, разве не знал? Они уже шагают обратно к машине, когда открывается дверь. Кэрол стоит в халате, окутанная тенью и сном, и вид у нее словно у осторожного, удивленного зверька. Она бросает быстрый взгляд направо, потом налево и машет им рукой, чтобы входили. По темному коридору они проходят в кухню горчичного цвета, где пахнет смесью специй и корицей. Кэрол вытирает стол полотенцем. Открывает крышку контейнера для выпечки и показывает содержимое Марку. Утром я испекла для тебя мокрый фруктовый кекс, он еще не успел остыть. Марк колеблется, бросает взгляд на мать. А разве кекс бывает мокрым, спрашивает он. Айлиш стоит у окна, глядя на пожелтевшую траву и перезимовавшие растения, на проблеск синевы в зарослях, на сторожку в углу сада, которую не мешало бы покрасить. Все это нереально, думает она, ни эта кухня, ни эта сторожка, сейчас она отворит заднюю дверь, и на нее навалится слепая сонная тьма, она проснется, перевернется на другой бок и обнаружит рядом Ларри. Кэрол смотрит на нее так, словно ждет ответа на вопрос. Извини, говорит Айлиш, я не расслышала. Кэрол проводит длинным ножом по кексу. Она спросила, не хочешь ли ты чего-нибудь, говорит Марк. Не знаю, отвечает Айлиш, может быть, тоненький ломтик. Они пьют кофе, едят кекс, и Кэрол интересуется новым адвокатом. Айлиш заламывает руки, затем вонзает ноготь большого пальца в кожу. Энн Девлин, я так на нее надеялась, но от нее давно ничего не слышно, сказала, позвонит, когда будут новости, на нее страшно давят, заставляя отказаться от дела, звонят среди ночи. Они измотают ее, говорит Кэрол, выжмут все соки, а если не поможет, арестуют, простите, что нагнетаю, но это правда. Она встает, открывает дверцу шкафчика, достает ключ и сжимает в ладони. Держи, говорит она Марку. Тебя не должны заметить, можешь заходить через переулок, там есть красная дверь, я ее не запираю, тебе не кажется, что нас заставляют вести себя так, словно мы преступники? Погладив ключ, Марк переводит глаза на мать. Могу я спуститься и взглянуть? Не сейчас, говорит Кэрол, ты должен приходить и уходить, когда стемнеет, окна я занавесила, так что соседи ничего не увидят. Айлиш украдкой бросает взгляд на фотокарточку Джима Секстона, которая стоит на микроволновке, — ширококостный крепкий мужчина в зеленой форме для регби оглядывает квартиру. Вечером Марк приедет на велосипеде до наступления комендантского часа, что еще ему может пригодиться, тепло ли там, мне все кажется, будто я что-то упустила. Кэрол поднимает нож. Еще кекса, с улыбкой спрашивает она Марка. Я принесу ужин, когда стемнеет, и чего-нибудь на завтрак, просто скажи, чего тебе хочется, у тебя там микроволновка, чайник, обогреватель, я поговорила с братом, он приедет недели через две, завернет тебя в одеяло и положит в углу фургона, он говорит, они никогда не проверяют фургон на границе. Айлиш просит ножницы, достает из сумочки два дешевых предоплаченных телефона, вскрывает упаковки, переписывает номера и протягивает один Марку. Теперь мы будем разговаривать только по этим телефонам, старым ты больше пользоваться не должен, вечером я у тебя его заберу. Марк смотрит на новый телефон, качает головой и отодвигает его от себя. А как же Сэм, как мне общаться с Сэм, ты же не думаешь, что я просто исчезну, не сказав ей ни слова? Позволь мне самой с ней поговорить, а когда переберешься через границу, ты ей позвонишь. Марк прикусывает нижнюю губу, обнажая резцы, один из которых короче другого, смотрит в пол. Мне это не нравится, говорит он, слишком быстро все завертелось, до отъезда я должен поговорить с Сэм. Что ты задумал, просто поболтаешь с ней по телефону и всех нас арестуют? Айлиш со вздохом опускает глаза на свои руки, разглядывая морщинки на костяшках, Кэрол на стуле, ее длинные ноги в домашних тапочках, осунувшееся лицо, пытается проникнуть внутрь чужого горя, сравнить со своим. Айлиш снова поворачивается к Марку, думая, сколько еще предстоит утрат, придется потерять не только мужа, но и сына, одно горе будет следовать за другим, и от этого еще горше, она видит Марка словно застывшим во времени, его образ впечатывается в память, тем временем сын подходит к столу и отрезает себе третий кусок кекса.

Айлиш идет к вешалке повесить пальто и видит, что стол Рохита Сингха пуст. Его, который каждый божий день раньше всех появляется в офисе, не было всю прошлую неделю. Она все еще держит пальто в руках, когда замечает, что из личных вещей на его столе не осталось ничего, кроме степлера и нескольких кнопок в органайзере. Айлиш спрашивает, что случилось с Рохитом Сингхом, и Мэри Ньютон поднимает на нее взволнованное лицо, и никто не может ей ответить. Уставившись в экран, она набирает номер Ларри, извините, говорит он, сейчас я не могу ответить на ваш звонок. Айлиш находит в контактах номер Рохита, но звонок сбрасывается. Элис Дили проходит по офису, теребя зонт для гольфа, ее волосы растрепаны, она заходит в свой кабинет, закрывает за собой дверь, и Айлиш следует за ней, входя без стука. Где Рохит Сингх? Элис поднимает глаза, но не отвечает, роется в сумочке, вынимает расческу, кладет на стол и некоторое время ее разглядывает. Пожалуйста, закрой дверь, говорит она. Айлиш складывает руки и делает шаг вперед. Думаешь, это что-то изменит? Элис со вздохом встает, подходит к двери и сама ее закрывает. Я поручила пока заниматься этим клиентом Майклу Райану. Значит, с Рохитом все. Я не стала тебе говорить. Не стала говорить? Не вижу причин, почему я должна была тебя уведомлять. Айлиш закрывает рот и осознает, что за ней наблюдают через стекло. Айлиш, об этом не объявляли, меня отправили в бессрочный отпуск, этот гаденыш меня выпер, сегодня мой последний день в офисе, неужели ты не видишь, что это ждет всех? Колм Перри наблюдает, как Айлиш возвращается к своему столу, они все за ней наблюдают, ее руки дрожат от ярости, пока она ищет сигареты, сумка падает на пол, и Колм Перри поднимает ее, опускаясь вслед за Айлиш на лифте. Когда она выходит на улицу, сигарета уже зажжена. Рохита Сингха арестовали, говорит Айлиш. Колм Перри морщится, качает головой, бросает на нее предупреждающий взгляд. У меня жуткое похмелье, вчера мы зашли пропустить по одной и не успели оглянуться, а уже комендантский час, насилу добрался домой. Он показывает глазами через плечо, она оборачивается и видит, что на первом этаже рядом с ней открыто окно.

Бейли ноет из-за ботинок, Айлиш пытается смотреть телевизор, днем в городе напали на патруль сил безопасности, двое солдат убиты, в окружной суд Корка ночью бросили бутылку с зажигательной смесью, она гадает, о чем еще молчат в новостях, правительство заявляет, что продлит комендантский час. Когда из кухни раздается звонок с нового телефона, Бейли и Молли идут вслед за ней, все хотят поговорить с Марком. Лицо Молли светлеет, она выхватывает телефон у Бейли и выбегает в коридор, где останавливается, разглядывая себя в зеркале, пока Айлиш наблюдает за ней от двери. Мать жестом велит Молли отдать телефон и удаляется в свою спальню. Все еще мерзнешь по ночам? Последние ночи были не так уж плохи, «Ка» сказала, что ты можешь гонять обогреватель сколько хочешь. Некоторое время Марк молчит, и она не знает, как истолковать его молчание. Прошлой ночью я не мог уснуть, говорит он, я не хочу здесь оставаться, есть и другие места. Какие еще места, послушай, мы уже это обсудили, потерпи немного, все будет хорошо. Ты не слушаешь меня, мам, почему ты меня не слушаешь? Я слушаю, видел бы ты лицо своей сестры, младшие и правда скучают, Бейли только о тебе и говорит, знал бы ты, как ты для него важен. А что слышно от Сэм? Я же говорила, никаких имен. Я спрашиваю, что она сказала? А сам как думаешь? Бедная девочка расстроена, она ничего не понимает. На миг Айлиш замолкает, думая о том, чего ему не расскажет, — как Саманта позвонила в дверь, выглядя потерянной в своем мешковатом пальто, как она поняла, что девочка не сомкнула глаз и больше не уснет, с Самантой сделали то же, что сделали с ней, забрав ее мужчину в безмолвие, и все же Айлиш стояла в дверях с каменным лицом, не приглашая подружку сына войти. Мам, ты здесь? Да, здесь, я сказала ей, что тебя не будет некоторое время и что ты позвонишь, как только сможешь. Она стоит у двери в комнату мальчиков, дыхание замирает, голубоватый свет пробивается сквозь жалюзи, свет, что мчится на максимальной скорости, создавая иллюзию неподвижности. Ты ощущаешь присутствие Марка, скомканное одеяло, перевернутые ящики, грязная одежда на полу. Айлиш собирает одежду, садится на кровать с бельем на коленях, видя Марка таким, каким он был на кухне Кэрол, видя нож в его руке, понимая, что совершила — направила лезвие на собственного сына, чтобы его спасти.