В свободном падении - Джей Джей Бола

же в итоге нам нужно спасение? Что есть религия, как не вера в существование кого-то, кто никогда нас не покинет? Что есть спасение и от кого мы силимся спастись, как не от нас самих? От наших бесов, наших страхов? Которыми мы и являемся. Эти монстры внутри, наши монстры, безликие силуэты, таящиеся в ночи. Мы смотрим в зеркало и бежим от ужаса увиденного, но монстры не отстают от нас ни на шаг, ведь они укоренились глубоко внутри.

Наступил вечер. Я вышел на улицу. Было холодно. Порывистый ветер обдувал лицо, по щеке скатилась одинокая слезинка. Казалось, я заплачу прямо там, на улице перед прохожими, снующими туда-сюда в своем блеклом и беззаботном мире. Я не знаю, откуда налетает эта грусть, словно ветер.

Я прошел по улице с торговыми рядами – все было закрыто, кроме пабов и баров по соседству, – а затем к каналу по тайной тропке у моста. Ветер здесь был еще порывистее, но мне это странным образом нравилось. Порой, когда уже ничего не осталось, ставшая знакомой боль утешает. В конце концов, именно привычные вещи, будь то радость или грусть, помогают нам держаться. Напоминают, что ты все еще можешь что-то чувствовать.

Вода в канале была серой и мутной, как медленно подыхающее существо. В ней отражались тусклые огни домов. Я все больше погружался в мысли о смерти и умирании. Не о физической смерти, скорее о небытии – об отсутствии тела, имени, личности; о существовании в некоем незримом, забытом пространстве. Чем станет тело на дне канала? Тело в подыхающей воде. Просто телом или чем-то еще ничтожнее.

В детстве нам часто запрещали ходить туда. Помню, как учителя, родители и другие ребята рассказывали о всплывавших конечностях, похищениях, грабежах, но, когда я вырос, это место стало моим пристанищем, убежищем, где я искал покоя и встречал других в поиске того же. Я огляделся и увидел траурные тени, крадущиеся по углам – бездомного со своими дружками, – но не испугался, я куда сильнее боялся выпивох, шатающихся по улицам, потому что наши миры были куда теснее связаны, чем кажется. Вечный и непреходящий, оба этих мира подвешены в непостоянстве, навеки застрявшие в настоящем.

Я вернулся на главную улицу и увидел вдали тени на мосту: группу людей в спортивных костюмах с накинутыми на голову капюшонами, над ними струился дым. Я пошел в их сторону, потому что до дома мог добраться только через мост. Сердце заколотилось. Это страх? Подходя ближе, я разглядел некоторые из лиц: какие-то читались, другие были в тени, третьи все еще скрыты. Я приближался очень осторожно. В голове пронеслись всевозможные «А что, если?». Что, если они вынут нож? Не дадут мне пройти? Начнут бить? Ограбят? Я знал этот угол на мосту. Хорошо знал. И понимал, что тут можно делать поздно ночью. Это не сборище общины на проповедь и не тусовка старых друзей. Они торговали наркотой. На этом мосту всегда торговали наркотой, уже много лет, с самого моего детства. Сменялись лишь сами продавцы. Каждые два-три года их состав менялся, и я задавался вопросом, что сталось с предыдущими: смерть или тюрьма. После школы я даже с ними общался, одевался так же – капюшон, джинсы с низкой посадкой, – мог подойти поболтать, но теперь мне все это чуждо, и я для них чужак в своих чиносах, брогах и тренче. Для них я живу в совершенно другом мире, хотя никуда не переезжал.

– Че ты там говоришь? – услышал я, стараясь пройти через них. Опусти голову. Не останавливайся. Не отвечай. Не смотри им в глаза. Я не должен пугаться. Это ведь мой район. Я посмотрел вправо и встретился взглядом с одним из них. Я знал этого человека, точнее думал, что знал, он не раз подавленно смотрел на меня со своей парты, а теперь у него были красные мутноватые глаза, изо рта валил пар. Дуэйн. Я уставился на него, не сказав ни слова, затем опустил голову и продолжил идти.

Обменявшись громкими приветственными «йооо», мы сели попить свежезаваренного чаю с мятой, привезенного Джалилем из очередной поездки. Сам он сидел за ноутбуком и яростно печатал, как школьник, решивший написать сочинение в последний момент перед уроками. Я наблюдал за ним с кресла-мешка. И это затягивало. Удивительно было смотреть, с какой самоотдачей он пропадает в собственном мире, забывая обо всем вокруг.

Мы смотрели ролик про философа с французским именем, который рассуждал о любви, рисках свиданий в наше время и том, почему мы обречены связать жизнь не с тем человеком. Джалилю нравилось смотреть такие видео. Узнав что-то новое, он тут же применял это на практике, иногда даже записывал свои действия и результат, разве что диаграмм не строил.

– Я уже смотрел это. Офигеть, правда? – спросил он. Он с возбуждением смотрел за моей реакцией, но мне было все равно на видео, просто очень нравилось быть здесь, поэтому я старался изобразить такой же живой интерес. На самом деле меня не интересовала ни любовь, ни поиск спутницы жизни, да и вообще мало что волновало – так уж сложилось. Но ему все это было важно, а он был важен для меня, так что я имитировал интерес.

– Как дела с сайтом знакомств? – Вопрос он встретил с усмешкой. – Нашел кого-нибудь? – добавил я, понимая, что за этой усмешкой точно кроется какая-то история.

– Во-первых, это не сайт знакомств, а…

– Что?

– Сервис для тех, кто хочет вступить в брак.

– То есть сайт знакомств?

– Я не…

– Все в порядке. Можно не стесняться говорить о сайтах знакомств, сейчас все на них сидят.

– Да ладно? – произнес он визгливо, но с облегчением и воодушевленностью. – В смысле я знаю, но это странно.

– Почему?

– Ничего страшного, если другие ими пользуются… Просто никогда не думал, что сам стану этим «другим». Не смейся, ты же понимаешь, о чем я, – продолжил Джалиль.

– Ну, не совсем.

– Просто никогда не думал, что мне понадобится сайт знакомств.

– Что ж, ты это сказал, и звучит не так уж плохо.

– Наверное, они всегда ассоциировались у меня с какими-то отчаявшимися гиками в очках, живущими в каком-то клоповнике или подвале, которые пишут незнакомой девушке с картинки, что она – любовь всей их жизни.

– Так… это же ты?

Он взглянул на меня с легким раздражением, а я рассмеялся, уверяя его, что шучу.

– Ты в детстве пересмотрел мелодрам девяностых годов, – прибавил я.

– Неправда.

– Да ты же на зубок знаешь как минимум пять.