В тишине, перед громом - Владимир Ишимов

Эта жесткая почва реальности...

— Ну и что, смахивает кто-нибудь из Верманов на посольского адресата? — спросил я.

Кирилл курил в своем любимом феодальном кресле, а я, присев боком на подоконник, следил за оживленной вечерней улицей. Славин отсутствовал.

Кирилл приподнял брови.

— Не думаю. Ни тот, ни другой в германской армии не были, жили всегда в России. Сыну госстраховского Вермана двадцать лет, значит, старик женился еще до войны.

— Почему старик? Сколько ж ему лет?

— Много! Он восемьдесят седьмого года рождения, значит, уже сорок шесть. Вот у юрисконсульта из «Экспортхлеба» свадьба по времени вроде бы и совпадает, но он женился в Одессе.

— Постой, постой, что ты несешь? С чем совпадает свадьба?

— Как с чем? Настоящий же Верман здесь в гражданскую войну остался. В усадьбе на Большой Морской. На дочке хозяина женился.

— Так это же только твое предположение.

— Ну предположение, — неохотно согласился Кирилл, — Но это точно так и было. Вы бы на усадьбу глянули — и сразу бы поняли...

Вот оно что! Понятно... Ты, мой милый, опять попал в плен своей фантазии. Перестал трезво оценивать факты. И уже фантазия служит тебе не помощницей, а захлестывает тебя, ведет за собой, и ты видишь все сквозь призму созданных ею обстоятельств...

Кирилл был способный чекист. Он умел идти по логической цепи от факта к факту, с медвежьим упорством и неотвратимостью танка, выказывая охотничью зоркость к деталям. Но горе, если в его упрямой голове складывалась симпатичная ему версия! До чего ж трудно бывало вырвать Кирилла из-под ее гипноза, даже если она опиралась на зыбкий фундамент воображения, и ничего более! Преодолеть внутреннюю враждебность к другим возможным вариантам. Уж не знаю, как и назвать эту кирилловскую особенность... «Следственная идиосинкразия», что ли? «Эмоциональная несовместимость»?..

Так было и на сей раз. У Кирилла имелась красивая, изящная, со множеством подробностей версия истории Вермана — посольского адресата. И факты биографий двух реальных Верманов не втискивались в ее прокрустово ложе!..

— Так дело не пойдет, Кирилл, — резко сказал я. — Опять ты танцуешь не от фактов. Ну что я тебе стану растолковывать очевидные истины! Наше дело — не изощряться в вымысле, а терпеливо собирать факты, продумывать их, обобщать.

Кирилл лишь молча кивнул в ответ.

— Так вот, с этой точки зрения кто из Верманов вызывает у тебя большие сомнения?

Кирилл заскрипел креслом.

— Не могу еще сказать. Надо собрать дополнительные сведения.

— Жил кто-либо из них на Большой Морской, четыре?

Кирилл заскрипел креслом.

— Этого мне тоже пока не удалось установить.

— Ну, так пока нечего и разговаривать. Установи. Тогда и вернемся и Верманам.

Старушка старушке рознь

Славин не пришел ночевать. Усталый и сонный, он появился в гостинице только на следующий день к вечеру и рассказал мне все, что видел в библиотеке. Выйдя из библиотеки, Славин отправился за гражданином в военном, «довел» его до дома и остался дежурить. Он пробыл на своем посту всю ночь и весь день, но новый подопечный больше никуда не уходил. Славин, наверное, торчал бы возле этого дома и дольше, но ему повезло: он увидел проходившего мимо сотрудника горотдела ГПУ Гришу Лялько и попросил, его подежурить вместо себя. Это был мой просчет: надо было сразу дать Славину напарника.

Я тотчас позвонил Захаряну, и тот послал в помощь Грише Сергея Иванова. Мы условились, что эти ребята подменят Славина, а на следующий день, отдохнув, он вернется на свой пост с кем-нибудь из чекистов-нижнелиманцев: отрывать Кирилла от его задания мне не хотелось.

— Эх, чует мое сердце, не за этим долговязым надо было идти! — с досадой сказал Славин. Он стал коленями на пуф и облокотился о стол.

— Нет, Славин, думаю, ты не сделал ошибки, что пошел именно за ним — как бишь его фамилия? Штурм?

— Точно. Штурм. Эрнест Иванович Штурм. И все-таки, Алексей Алексеич, делайте со мной, что хотите, а зря я прозевал старушку.

— Ну, в конце концов ее можно проверить, это пустяк: установим ее личность по библиотечному формуляру. Но почему ты прицепился именно к ней?

— А почему мне к ней не цепляться? Знаете, старушка старушке рознь. Старушки всякие бывают.

— Хорошо, Славин. Тебе приглянулась эта милая бабуся... Но давай-ка будем...

— ...рассуждать.

— Правильно. Будем рассуждать. У тебя почему-то получается дилемма: если не Штурм, то старушка. Но ведь Рита Лазенко контактировалась еще с одним человеком.

— Вы про Ирину Осиповну?

— Кто такая Ирина Осиповна?

— Библиотекарша.

— Тогда — да. Именно про нее.

— Отпадает. Начисто.

— Почему такая категоричность? Она молодая, Ирина Осиповна?

Славин с упреком посмотрел на меня.

— Она пожилая. А отпадает потому, что старая большевичка. С пятнадцатого года. Между прочим, подруга вашей Ксении Васильевны из секретной части Судзавода.

— Прости, Славин. Коли так, ты прав. Но будем все-таки рассуждать дальше. Рита общалась со старушкой в пенсне и со Штурмом. Однако общалась по-разному. Рита передала свою книгу Штурму, а не старушке. Штурму! Вот в чем суть! Да, я уверен, что именно потому и ты, может, даже подсознательно, выбрал Штурма.

— Но ведь со Штурмом-то я уперся в тупик! Этот долговязый больше никуда не вышел. Вернулся из библиотеки, переоделся и стал копаться в своем саду. Потом залез в свою берлогу и до сих пор не вылез. Спит, наверно, как медведь.

— Ладно, посмотрим, что будет дальше. Иди спать.

Лауреат выставки цветов

Эрнест Иванович Штурм жил в маленьком одноквартирном домике с единственной дочерью Анной, долговязой, как и отец, бесцветной девицей. Он работал в педагогическом техникуме, где преподавал будущим учителям военное дело, а вечерами дважды в неделю занимался основами тактики с допризывниками в клубе Осоавиахима. Рано утром, аккуратно выбритый и подтянутый, Эрнест Иванович покидал свой домишко, садился в трамвай на ближайшей остановке и ехал в техникум. За пять минут до звонка с тощей планшеткой на ремешке через плечо он уже вышагивал на плацу в ожидании начала урока. Когда учащиеся выстраивались в длинную нестройную шеренгу, Штурм вытаскивал из своей планшетки затрепанную тетрадочку и устраивал перекличку.

Выяснилось, что Эрнест Иванович Штурм состоит на учете, как бывший белогвардейский офицер, поручик врангелевского немецкого Железного полка. В свое время он добровольно явился на регистрацию, чистосердечно раскаялся и заверил власти в искреннем желании загладить свою вину, принося посильную пользу новому строю. После проверки его направили на работу в учебные заведения города как специалиста по военному делу.

В свободное от занятий время его почти всегда можно было видеть в огороженном штакетником садике перед домом — Эрнест Иванович увлекался цветоводством. В стоптанных башмаках и носках, надетых поверх стареньких бриджей с кантами, в аккуратно повязанном фартуке, бывший офицер Железного полка заботливо ухаживал за георгинами, астрами и хризантемами на маленьких затейливой формы клумбочках. Но главной его страстью были тюльпаны. Он экспонировал их на всех городских выставках цветов — громадные, каких-то необыкновенных расцветок. Посетители ахали возле штурмовских стендов, а жюри неизменно присуждало ему первые премии, и польщенный Эрнест Иванович, скрывая за обычной хмуроватостью внутреннюю улыбку, уносил домой в потертом портфеле очередную «Библиотечку цветовода».

Военрук техникума много читал, особенно зимой, когда цветник его умирал с тем, чтобы возродиться в новом великолепии следующей весной. Библиотекарь Ирина Осиповна числила Штурма среди самых эрудированных абонентов и всегда старалась припасти для него какое-нибудь книжное «лакомство».

Иногда вечером Эрнест Иванович вместе с дочерью выходил из домика, тщательно запирал дверь, и они направлялись в городской сад, где часок-другой молча и чинно вышагивали по людным аллеям.

Анна Штурм работала делопроизводителем в канцелярии того же педагогического техникума, в котором ее отец преподавал военное дело.

Мea culpa — моя вина

В середине дня двадцать третьего июля позвонил Сергей Иванов и доложил, что ничего подозрительного не произошло. Накануне вечером Штурм с дочкой гулял в горсаду, но в контакт там ни с кем не вступал, никому ничего не передавал.

— Ну, ступай, Славин. Смени ребят.

...Славин назавтра вернулся поздно вечером.

Штурм упорно сидел дома, копался в саду.

Славин был обескуражен. В чем же дело? Мы с Кириллом тщательно проанализировали связи Риты и пришли к выводу, что наиболее вероятный контакт между нею и следующим звеном происходит в библиотеке. Наблюдения Славина установили, что самый подозрительный Ритин контакт в библиотеке — это контакт со Штурмом...