Нож винодела - Эрик Ле Болок

— Нет, вроде бы нет.

— Подумайте хорошенько…

— Нет, я совершенно уверена.

— Вернемся к самому вечеру, вы не заметили ничего непривычного?

— Нет, все было как обычно.

— Вы не помните, о чем говорил отец Анисе?

— Знаете, на этих приемах все разговаривают со всеми, а я выполняю свою работу. У меня свое место.

— Вы можете рассказать мне о месье Андре?

— Это сдержанный человек, и говорит он мало. Думаю, он с давних пор работает у профессора Шане, но… — Нинетта понизила голос, — должна вам признаться, что иногда он пугает меня.

— Почему же?

— Не знаю… Наверное, женская интуиция.

При этих словах она нервно потерла руки.

— Гм… Ладно… А-а! И последнее, я только что видел мастера по ремонту посудомоечных машин… Теперь все в порядке?

— Да, все хорошо, но только он приходил вчера.

— Вот как, должно быть, я ошибся… Еще один, самый последний вопрос, вон тот вход… — Кюш показал в окно на белую дверь, расположенную слева от главного входа, через которую вышел неизвестный. — Куда он ведет?

Нинетта посмотрела в окно:

— Это прямой вход в личную маленькую гостиную мадам де Вомор.

— Стало быть, вы не видите, кто туда входит?

— Нет, но думаю, что там никто никогда не ходит.

— Раз так… Благодарю вас за неоценимую помощь…

Кюш вместе с хозяйкой спустился в подземное помещение. Великая Лоза включила свет, и глазам открылся выдолбленный в камне неправильной формы зал размером около ста квадратных метров. В закоулке у поленницы дров сложены охапки скрученных виноградных лоз. У подножия лестницы возвышалась стойка для сушки, которая наподобие дикобраза ощетинилась тридцатью пустыми бутылками. Окружающая обстановка странным образом наводила на мысль о соратниках Иегу и о тайных сборищах в Сейонском монастыре.[12] На столе стояли два внушительных серебряных канделябра, покрытые оплывшим воском. Набитая сеном ветхая тележка усиливала впечатление, будто здесь время остановилось. В глубине три галереи уходили, казалось, куда-то под землю, в полнейшую темноту.

— Так это здесь вы собираетесь?

— Да. Известно, что первое собрание состоялось на соседнем винном складе, и, чтобы продолжить традицию, если, конечно, не возникают препятствия, мы встречаемся в погребах — либо у меня, либо у профессора Шане, а иногда у сенатора.

В глубине громоздились одна на другую дубовые бочки. Эта нотка ярмарочного празднества понравилась полицейскому. Ему всегда доставляло удовольствие пускать мыльные пузыри, используя консервные банки; в этой детской игре он был достаточно ловок. Сбоку около тридцати бочонков имитировали архитектурное построение своих старших сестер.

— Это все полные бочки?

— Нет, пустые, они здесь исключительно для создания атмосферы. Видите ли, если вино содержится в бочке два-три года, то дуб отдает ему все, что у него есть.

— Словом, они теперь на пенсии.

— Действительно, что-то вроде этого.

— Какие они огромные!

— Бочки бывают разных размеров, но в самых больших — на двести двадцать пять литров — может поместиться человек. А знаете, во время войны двух английских летчиков прятали в винных погребах, прежде чем переправить в таких же точно бочках в Испанию.

— Можно было бы снять об этом фильм. Вы позволите?

Полицейский подошел к металлическому четырехгранному фонарю, стоявшему в нише, выдолбленной прямо в стене. Достав зажигалку, он зажег свечу, взял ее в руки и направился к входу в первую галерею. Земля была вязкой, и сапоги полицейского с острым носком и скошенным каблуком утопали в ней, словно в масле.

— Хотите, я дам вам резиновые сапоги? Здесь есть подземная река, и вода просачивается.

— Нет, все в порядке, благодарю вас, я недолго.

— Что вы, в сущности, ищете?

— Проверяю… профессиональная добросовестность.

— Знаете, здесь никто не ходит.

Кюш подошел ко второй галерее, возле бочонков. Свет фонаря позволил ему отчетливо увидеть отпечатки.

— А это что такое?

— Думаю, следы ног.

— А я думал, что здесь никто никогда не ходит.

— Во время последнего нашего собрания упали два бочонка, и Эрве Монлор пошел и любезно поставил их на место.

— Он и в самом деле говорил мне об этом.

Великой Лозе пришлось сократить свою беседу с полицейским. Все ее помыслы были сосредоточены на содружестве. Была уже почти половина третьего, когда она подошла к дому священника. Луиза Рапо приоткрыла дверь:

— В чем дело?

— Я хотела бы поговорить с преемником отца Анисе.

— Не знаю, сможет ли отец Клеман принять вас…

— Скажите ему, что это по делу крайней важности.

— Хорошо! Входите… Следуйте за мной.

Они прошли в гостиную дома священника.

— Это к вам, святой отец, мадам де Вомор говорит, что дело очень важное.

Отец Клеман отложил газету и поспешил навстречу своей прихожанке. Он протянул ей руку. Луиза сразу же исчезла.

— Добрый день, мадам. Чем я могу вам помочь?

— Меня зовут Элизабет де Вомор. Я позволила себе побеспокоить вас, но вы наверняка знаете, что отец Анисе был духовником рыцарей виноделия, а я их председательница.

— Да, мне это известно.

— Время «зеленого урожая» стремительно приближается, и я пришла узнать, не согласитесь ли вы продолжить традицию и почтить нас своим присутствием в следующую пятницу на нашем подготовительном собрании.

— Время «зеленого урожая»?

— Ах, я вижу, что вы не местный, святой отец. Будучи Великой Лозой содружества, я должна вам кое-что рассказать.

Отец Клеман не успел и слова вымолвить, как мадам де Вомор пустилась в пространные объяснения с напором сверхскоростного поезда Париж — Бордо. Священник любезным жестом пригласил ее сесть.

— В действительности, виноградный куст — это своего рода лиана. Он растет произвольно, и, чтобы добиться хорошего результата, человек должен укрощать его. Поймите, на протяжении всего года виноградарь следит за своим сокровищем, заботится о нем…

— Это ясно.

— Святой отец, я открою вам один секрет… У всех сборщиков винограда, виноградарей, смотрителей винного склада есть один властелин — виноградник. Ради его блага они готовы на все… И доходят даже до того, что заставляют его плакать.

— Я этого не знал.

— С наступлением весны растительный сок начинает свое движение. На рубцах, оставшихся от секатора, выступают слезы. Возобновляется цикл, заканчивается зимний период покоя. Появляются первые почки. Через несколько недель начинается цветение, затем цветы, отдав свой сок, оплодотворяются.

Клеман с интересом слушал пылкую защитницу виноградарства. Элизабет вдруг поняла, что она говорила о природе, не упомянув Бога.

— Господь превосходно управляет природой, не так ли, святой отец? Так на чем я остановилась?

— Вы говорили о плодородии.

— Ах да, оплодотворенный цветок превращается в плод. У нас называют это образованием завязи. Эдмон, мой муж, имел обыкновение повторять: «Образование завязей — радость виноградарей». И тогда появляется остов будущей грозди. Крохотные зеленые шарики увеличиваются, впитывая солнце, и становятся мало-помалу виноградинами. Это в какой-то мере первое чудо виноградника. С началом созревания виноград окрашивается, зеленые лозы становятся коричневыми. Это главный момент во всем процессе. Виноградарь должен прислушиваться к природе, чтобы соблюдать хрупкое равновесие между солнцем, плодом и питающей землей.

— Понимаю, это очень интересно.

— Чтобы добиться оптимального содержания сахара в виноградинах, сборщик урожая приносит в жертву некоторые грозди, срезает листья. Точно так же, как прорежают яблоню, чтобы плоды стали прекраснее. У нас делают раннюю обрезку, это и называется «зеленый урожай», чтобы ягоды винограда наполнились ароматом. Кропотливое ограничение количества гроздей на виноградной лозе и сокращение листвы дают нашим винам международное признание. Благодаря таким посланцам наш город известен во всем мире.

Священника восхищало красноречие мадам де Вомор. Она, несомненно, была бы замечательной чтицей во время мессы. Он представил ее за пюпитром, читающей верующим Евангелие от святого Иоанна. Чтобы зазвучать во всю свою силу, это Евангелие, написанное в торжественном стиле, требует именно такого воодушевления и такого пыла. Викарий нарушил воцарившееся молчание:

— Я благодарю вас за столь прекрасное объяснение, но я не являюсь официальным кюре прихода, новый священник пока не назначен. Кроме того, вы должны знать, что отец Анисе еще не предан земле и я целиком занят организацией его похорон. Не кажется ли вам, что это немного преждевременно?

— Да… Да, конечно! Я сожалею. Содружество настолько для меня важно, что я забываю об обычаях. Прошу извинить меня за эту неловкость, я смущена…