Дело № 113 - Эмиль Габорио

При входе почтительно приближавшегося к нему Фанферло он быстро поднял голову, положил перо и сказал:

– Наконец-то! Небось дело Бертоми не двигается вперед?

– Как? – прошептал Фанферло. – Вам известно…

– Мне известно только то, что ты мастер запутывать дела так, что и сам-то в них после не разберешься.

– Позвольте… Ведь я же…

– Молчи. Ты должен был знать, что в тот самый день, когда тебя пригласил полицейский комиссар исследовать кражу, ты должен был установить, чьим именно ключом, банкира или кассира, была отперта касса.

– Как же это было сделать?

– Ты желаешь объяснений? Изволь. Вспомни-ка о той царапине, которая так привлекла твое внимание на дверце кассы! Она поразила тебя так, что ты не мог удержаться при виде ее от восклицания. Ты тщательно рассматривал ее в лупу и убедился, что эта царапина – свежая, недавняя. Ты признал, и не без основания, что она сделана в момент кражи. Но чем она была сделана? Несомненно, ключом. Поэтому необходимо было тогда же тщательно исследовать оба ключа. На одном из них непременно должны были бы оказаться следы той зеленой краски, в которую выкрашена касса.

Фанферло выслушивал это объяснение, широко разинув рот. При последних словах он звонко ударил себя по лбу и воскликнул:

– Ах я дурак!

– Да, ты дурак! – продолжал Лекок. – Эта же улика сама бросалась тебе в глаза, и ты пренебрег ей и не вывел из нее никакого заключения! А это – самая верная и единственная отправная точка во всем этом деле. И если я найду виновного, то только благодаря именно этой царапине, и я его найду, я хочу этого!

– Значит, вы тоже ведете это дело, патрон? – спросил его Фанферло.

– Может быть. Сядь и расскажи мне все!

С Лекоком нечего было хитрить, и никакие экивоки не привели бы ни к чему. И Фанферло чистосердечно рассказал ему всю правду, что с ним очень редко случалось. Однако в конце рассказа он из суетности покривил душой и умолчал о том, как накануне его провели Жипси и высокий господин.

– Кажется, ты кое-что позабыл, – обратился к нему Лекок. – До каких пор ты следовал за пустой каретой?

Несмотря на свой апломб, Фанферло покраснел до ушей и, как школьник, опустил глаза.

– Как? – прошептал он. – Вам и это известно? Как же вы могли?…

Но вдруг внезапная идея осветила его мозг, он остановился, вскочил со стула и закричал:

– Понимаю!.. Этот высокий рыжий господин – это были вы?

От удивления лицо Фанферло приняло такое странное выражение, что Лекок засмеялся.

– Да, это были вы! – повторил пораженный сыщик. – Вы были этим высоким господином, который мозолил мне глаза и в котором я все-таки вас проморгал! Ах, какой вы удивительный актер, если бы вы знали! А я… я только клоун, и больше ничего!

– А знаешь ли ты, что нужно делать, чтобы тебя никто не узнал? Ты думаешь, что главное – это широкая борода и блуза? Как бы не так! А твои глаза, несчастный! Прежде всего изменяй выражение твоих глаз. В этом весь секрет.

Так вот почему Лекок, у которого глаза были быстрее, чем у рыси, всегда появлялся в официальных местах не иначе, как в золотых очках!

– В таком случае, – обратился к нему Фанферло, – вам, вероятно, известно и то, почему именно Жипси покидает номера «Архистратига», почему она не желает больше свидания с Кламераном и зачем именно ей понадобились костюмы?

– Она поступает так по моему совету.

– В таком случае мне остается только одно удовольствие – это признать себя дураком.

– Нет, нет, – возразил мягким тоном Лекок, – ты не совсем еще дурак. Ты только виноват в том, что взялся за дело, которое тебе не по силам. Ну, подвинул ли ты следствие вперед хоть на один шаг? Нет! А все это оттого, что у тебя не хватает хладнокровия. Прими же от меня в подарок один афоризм, запомни его, и пусть он послужит тебе на пользу: «Кто желает быть первым, пусть будет последним».

– Значит, вам известен уже и виновный?

– Столько же, сколько и тебе, даже меньше: ты уже составил себе хоть какое-нибудь убеждение, а я до сих пор не имею никакого. Ты утверждаешь, что виновен не кассир, а сам банкир, а я даже не берусь сказать тебе, прав ты или не прав. Я взялся за дело уже после тебя и сделал в нем только первые шаги. Я уверен, что самое главное в нем – это одна только царапина на дверце кассы. Вот и все мое убеждение!

Лекок взял со стола сверток, развернул его и разложил перед собою массу рисунков. На одном из них была сфотографирована дверца кассы. Все мельчайшие подробности ее были воспроизведены с громадной точностью. Сразу можно было узнать пять подвижных кнопок с выгравированными на них буквами и узкую замочную скважину, выступавшую бугорком на дверце. Царапина была воспроизведена с замечательной чистотой отделки.

– Вот наша царапина, – указал Лекок. – Она идет сверху вниз, от самой скважины, по диагонали, и – заметь это – слева направо, то есть, другими словами, со стороны двери, ведущей к потайной лестнице из апартаментов банкира.

– Это совершенно верно, – отвечал Фанферло.

– Конечно, ты думаешь, что эту царапину сделал автор кражи? Посмотрим, прав ли ты. У меня есть маленькая железная касса, выкрашенная так же, как и у Фовеля, в зеленую краску. Вот она. Возьми ключ и попытайся-ка ее исцарапать.

Сыщик немедленно повиновался приказанию и с силою стал проводить по краске ключом.

– Черт возьми! – воскликнул он после двух или трех раз. – Краска-то не поддается!

– Совершенно верно. Следовательно, та царапина была сделана не дрожавшею рукою вора, который не попадал, как ты думаешь, в скважину ключом, а кем-то другим.

– Вот так история! – воскликнул пораженный Фанферло. – А мне это даже и в голову не приходило, что кем-то другим.

– Чего тебе! Я и то ломал голову над этим целых три дня и только вчера лишь догадался! Теперь давай вместе исследуем, правильны ли мои предположения, чтобы считать их отправной точкой в моих исследованиях.

И, оставив фотографию, он подошел к двери, которая вела из его кабинета в спальню, достал ключ и сжал его в пальцах.

– Подойди сюда, – обратился он к Фанферло. – Стань здесь, сбоку от меня… так. Предположим теперь, что я желаю отпереть эту кассу, а ты хочешь, чтобы я ее не отпирал. Когда я коснусь ключом скважины, что ты сделаешь первым делом инстинктивно?

– Я схвачусь обеими руками за вашу руку и