Убить зверя - Виталий Гладкий

Базуль долго вертел в руках кусочек глянцевого картона с позолотой и жирными траурными буквами, решая сложную проблему – ехать завтра на похороны Сандро или сказаться больным? Дорога не близкая, свыше сотни километров, и кто может поручиться за то, что в каком-нибудь чахлом лесочке не шваркнут по его "мерсу" из подствольного гранатомета, а то и хреновиной покруче. "Положенец" почти не сомневался, что в его близком окружении есть "крот" – тайный соглядатай или сообщества "коллег" по криминальному бизнесу, или (а это гораздо хуже) службы безопасности. Если по части ментуры Базуль особо не волновался – в органах внутренних дел у него было все схвачено – то касаемо бывшего КГБ у вора "в законе" имелись некоторые опасения. И он мог дать рубль за сто, что стоит ему только выехать за ворота особняка, как тут же весточка стукача-подпольщика выпорхнет наружу со скоростью, которая гораздо выше нежели у шестисотого "мерседеса".

Так ничего толком и не решив, Базуль выматерился от души и, кое-как умывшись, пошел в столовую, где съел лишь сухарик и выпил большую чашку крепкого кофе. После завтрака, приказав Шатохе вызвать для доклада своего помощника Балагулу, он направился в личный питомник, где нанятые им тренеры-кинологи занимались выращиванием и обучением боевых псов.

Собачьи бои захватили его четыре года назад и теперь стали всепоглощающей страстью, которая не шла ни в какое сравнение ни с картами, ни с рулеткой, ни даже с анонизмом, которым Базуль начал увлекаться после своей первой ходки на зону.

Тренер стравливал шестимесячных щенков. Он привязал их друг против друга, не давая сцепиться, и положил между ними кость с мясом. Доведенные до бешенства молодые псы с пеной у рта грызли землю; на них было страшно смотреть.

– Смотри, не загуби псов, – с угрозой сказал Базуль кинологу. – Они мне таких бабок стоили, что не хочется вспоминать.

– Что вы, Федор Лукич, – тренер побледнел. – Как можно… Но – извините, конечно – иначе нельзя.

Таким образом развивается злоба.

– Да, злоба… это хорошо… – бросил Базуль; но скорее своим мыслям, нежели в ответ на слова тренера. – Как там мое новое приобретение?

– Акита-ину?[11] – тренер облегченно перевел дух.

– Ну…

– Тренируем на хватку.

– Покажи, – оживился Базуль.

Тренер подвел его к травильной яме – собачьему рингу, представляющему собой ровную площадку размером пять на пять метров с хорошо подогнанным деревянным полом и бортиками высотой около метра.

Там уже находился крупный восьмимесячный щенок акита-ину – несмотря на возраст, настоящий зверь с крупной головой и мощными челюстями. Он как раз сражался с кошкой, у которой были обрезаны когти.

Помощник тренера, захваченный перипетиями поединка, не заметил, что подошел Базуль, а когда тот буркнул приветствие, едва не свалился в яму от неожиданности.

Щенок, будто поняв, что за ним наблюдает сам хозяин, злобно рявкнул и, изловчившись, одним мощным движением перекусил кошке позвоночник.

– Черт! – выругался тренер. – Ты куда смотришь!? – налетел он на помощника. – Пес должен хватать противника за горло. Понял!?

– Так ведь… это… – помощник, молодой парень, едва не плакал и так обескураженный присутствием Базуля.

– Помолчи, – приказал тренер и в сердцах оттолкнул его от ямы. – Давай еще одну кошку. Пусть щенок учится работать как надо.

– Постой, – остановил его Базуль. – Хватит ему давить кроликов и полудохлых кошек. Выпускай в яму дворняжку.

– Извините… дворняжку ставить на ринг в наморднике? – тренер спросил едва не шепотом.

– Какого хрена!? – вдруг взорвался "положенец". – Ты готовишь мне боевого пса или диванную принадлежность? Пусть сразятся клык на клык. Посмотрим, стоит ли он той "зелени", которую я отвалил япошкам как с куста.

– Но дворняга уже давно не щенок, в расцвете сил… – попытался было возразить тренер.

– Вот и хорошо, – упрямо боднул головой Базуль. – Трудности закаляют не только человека, как нам вбивали в башку советские борзописцы, но и собаку. Поторопись…

Дворняга вовсе не выглядела испуганной, когда очутилась в одном из углов ринга и увидела рвущегося из рук тренера акита-ину. Боевой пес, раззадоренный легкой победой над кошкой, в ярости царапал когтями пол и брызгал слюной. Несмотря на молодость, акита-ину выглядел устрашающе.

Однако видавшего виды бродячего пса (а его точно отловили где-нибудь на помойке, исходя из внешнего облика) смутить было не просто. Наверное, он понимал, что наступил его последний час, или по крайней мере догадывался на уровне подсознания, именуемого в животном мире инстинктом самосохранения, но ему много раз приходилось сражаться за свою жизнь, а потому ценил он ее, возможно, чуть дороже вкусной и свежей сахарной кости. Базуль даже почувствовал легкое беспокойство, поймав взгляд дворняги – отрешенный, немигающий, без показной злости, однако острый и тяжелый. Таких взглядов он насмотрелся на зоне, когда по этапу пригоняли очередную партию имеющих не одну "ходку" урок, готовых отстаивать свои права до последнего вздоха.

Бой начался с неожиданности. Акита-ину, освободившись от цепких рук тренера, налетел на дворнягу как ураган. Казалось, что его квадратные челюсти вмиг перегрызут шею тощего поджарого пса со свалявшейся грязной шерстью. Но бродяга даже не подумал сдаться на милость холеного иностранца. Не ввязался он и в бой на встречных курсах. В последний момент, когда акита-ину уже готов был всей своей массой обрушиться на хлипкого по сравнению с ним пса, тот с немыслимой резвостью отскочил в сторону и, нимало не смущаясь разности положений, весьма больно и до крови укусил щенка за бок. Акита-ину на какой-то миг даже опешил, но, понукаемый командами тренера, снова кинулся на противника. И опять дворняжка не стала испытывать судьбу в силовом противоборстве: едва боевой пес повторил атаку, бродяга развернулся… и бросился бежать, прижимаясь поближе к бортикам ямы!

Несколько секунд на помосте ринга бушевал шерстяной смерч – псы бегали друг за другом с такой скоростью, что временами трудно было определить кто есть кто. Акита-ину в злобном отчаянии пытался схватить дворнягу хотя бы за хвост, но умный бродяга поджал его, и щенок лишь в ярости щелкал зубами, иногда выхватывая клок шерсти с крупа противника.

И вдруг все мгновенно изменилось: едва акита-ину в очередной раз замешкался на повороте, как дворняжка с отчаянной смелостью смертника молниеносно отпрыгнула к центру ринга, таким образом обеспечив себе более удобную позицию, и по-бульдожьи вцепилась щенку в горло.

Тренер всполошено ахнул и полез было через бортик в яму, чтобы разнять собак. Но Базуль зыркнул на него так выразительно, что бедолага сразу же застыл как вкопанный.

Теперь акита-ину уже метался по рингу совсем по другой причине – он хотел освободиться от захвата бродяги, который прилип к нему словно клещ. Ему было и больно, и, наверное, обидно – так опростоволоситься! Конечно, зубы дворняжки не шли ни в какое сравнение с внушительными клыками боевых псов и самое большее, что она могла сделать, так это всего лишь ранить противника и то не очень сильно. Но врожденная гордость породистого акита-ину требовала достойного отмщения, и щенок буквально взбесился от временного бессилья.

– Нужно кончать бой, – умоляюще сказал тренер. – Акита-ину может перегореть, и тогда он уже будет не в состоянии работать на ринге.

– Вот, значит, какой ты специалист… – глаза Базуля побелели от с трудом сдерживаемой ярости. – Ладно, поговорим позже. А сейчас делай то, что нужно.

Он резко повернулся, намереваясь уйти. Но тут же остановился, будто что-то вспомнил.

– Дворнягу покорми и отпусти, – сказал он, тяжело роняя слова. – Она заработала себе право на жизнь…

Нет, день и впрямь был испорчен едва начавшись. Базуль прошел в свой кабинет даже не глянув на ставшего по стойке "смирно" Шатоху. "Положенец" интуитивно чувствовал, что это только цветочки и что сегодня можно ждать любых, самых неприятных, сюрпризов.

Дожидаясь Балагулы, старый вор "в законе" почему-то подумал о своем секретаре-референте. Шатоха закончил институт иностранных языков и благодаря связям высокопоставленного папаши попал за границу в одну из африканских стран переводчиком торгпредства. Где и как он прокололся, не знал никто. Даже сам Базуль – той историйке, что Шатоха сплел, нанимаясь на работу, не поверил ни "положенец", ни Балагула.

Да это и не суть важно. Главным было то, что Шатоха отторчал в зоне три года от звонка до звонка, при этом умудрившись не ссучиться, и ко всему прочему знал четыре языка и очень даже неплохо разбирался в тонкостях международного бизнеса. Секретарь-референт принадлежал к породе молчунов, чем нередко раздражал Базуля, любившего потрепаться в кругу сподвижников. Тем не менее, "положенец" отдавал должное его уму и феноменальной памяти, приводящих в изумление всех, кто сталкивался с Шатохой.