Черный меч царя Кощея - Андрей Белянин

— Вы побыстрее там, — тихо прошептал он мне на ухо.

— Ты тоже тут… не перекокетствуй, — напутствовал я, и Кнут Гамсунович твёрдой рукой повлёк меня через царское подворье за старшим стрельцом. Тот оказался человеком солидным, обстоятельным, мы за ним были как за каменной стеной. Единственное, что как-то очень уж навязчиво расписывал, как тяжко мужику жить без бабы…

— Сам-то я ужо, поди, шестой год как вдовец. Непьющий, то есть умеренного потребления, по святым праздничкам, а так ни-ни. Дом-то в порядке содержу, попривык, служба вольностей не позволяет. Баловства сам не люблю, возраст не тот. Детишки-то взрослые уже, из родительского гнезда давно улетели, а я так думаю, что всё одно негоже мужику без женской ласки. Так оно вроде по-божески будет, да и жалованье у нас хорошее. А в Немецкой слободе, поди, бабы пообразованней наших будут, верно?

Наивная душа, Кнут Гамсунович активно поддерживал разговор, не видя, что его банально «клеят». Хотя, в отличие от Митькиного образа, ни груди, ни длинных ресниц, ничего примечательного — сухая, строгая, военизированная немецкая «фрау» солидных лет и не без фантазии. Особенно когда выпьет, как оказалось…

— Вот подвалы тюремные. — Стрелец остановился у входа в подземелье.

Охраны не было, там двух здоровущих цепных псов по уши хватало. Настоящие волкодавы, с такими и на медведя можно.

— Гут пёсики? — осторожно пробормотал немецкий дипломат, всей трезвой частью мозга догадываясь, что верить умильным собачьим мордам не стоит.

— Да ты иди, не боись, женщин не трогают, — с улыбкой приободрил бородач. — Опять же хозяйство у меня хорошее. Так к чему речь-то…

Доверчивый Кнут Гамсунович рискнул-таки сделать шаг вперёд и едва успел спасти своё «хозяйство». Страшные челюсти лязгнули вхолостую, не дотянувшись на какие-то считаные сантиметры. Псы разочарованно переглянулись и, жалобно скуля, попросили дать им второй шанс. Посол молча выдвинул меня на своё место.

— Майн киндер отнесёт передачу моей подруге, яволь?

Стрелец даже тихо обрадовался, а я к псам подошёл спокойно. Мы с ними не первый день знакомы, они меня в любом костюме узнают. Страшные собаки сразу завиляли хвостами, стали лизать мне руки, ластиться и подставляться под поглаживания.

Я ещё раз оглянулся, подмигнул Кнуту Гамсуновичу и сдвинул засов на двери. Разумеется, настоящих тюрем на царском дворе не было. Государевых ослушников сажали вот в эти самые подвалы, где раньше у деда нашего царя действительно была пыточная. Я там сам сидел и Митька тоже, да и вообще кто только не отметился. Теперь, видимо, наступила очередь сотрудницы нашего отделения. Надеюсь, ненадолго…

— Бабуль, вы в порядке? — У меня дрогнул голос при виде маленькой сгорбленной фигурки в чёрном, тихо сидящей на охапке несвежей соломы.

— А что ж со мной сделается, Никитушка? — ровно ответила бабка, на раз просекая мой маскарад. — Один пришёл?

— Нет, с Кнутом Гамсуновичем. А Митька у ворот стрельцов отвлекает.

— Не стрельцов бояться надо, не они нам враги, не их решением меня, заслуженную оперативницу, без суда, без следствия под замок посадили…

— Бояр не было, — припомнил я. — Вообще весь двор пустой. Похоже, что после отъезда царя они резко расслабились и преспокойно пьянствуют по домам.

— Ну тады грех случаем не воспользоваться. Побег так побег, — решительно привстала Баба-яга. — Дай тока мне до дому добраться, а ужо оттуда я им всем такую кузькину мать покажу! И Кузьку, кстати, тоже!

— Не возражаю. Только «за». Меня пригласите полюбоваться?

Бабка улыбнулась столь чарующей улыбкой, что у меня сердце похолодело от страха. И не то чтоб я её боюсь, да? Мы же не первый год работаем вместе, она меня за внука держит, и как бы ни ссорились, но всерьёз руки на меня она никогда не поднимала. Мы вышли из подвалов плечом к плечу, пылающий взор Яги был полон мести.

— Ну слава богу, — встретил нас возрастной стрелец. — Покидаете нас, бабушка? А двери-то закрыть не забыли?

Я хлопнул себя по лбу и кинулся назад, закрывать. Правильно, если завтра сюда кто-то из бояр сунется, пусть лучше думает, что узница просто исчезла. Испарилась, улетучилась колдовским способом — в конце концов, кто ж не знает, на что способна Баба-яга…

Он с почётом проводил нас обратно до ворот, где двое молодых стрельцов уже почти дрались из-за девичьей Митиной улыбки. А улыбался он лишь потому, что капустные кочаны вниз скользили, и ему приходилось постоянно их ловить и поправлять. Одно движение к «грудям» — одна улыбка, стрельцам нравилось.

— Уходим, — быстро бросил я, не сбавляя шага.

Митя послал парням воздушный поцелуй и, качая бёдрами, пустился за Ягой и Кнутом Гамсуновичем. А меня на минутку перехватил за рукав бородач:

— Ты, энто дело, участковый, не серчай на наших, мы люди подневольные.

— Хорошо.

— И там… ежели что… замолви словечко фрау немецкой. Уж больно видная баба, приглянулась, аж сил нет…

Я только тут и понял, что собственно мой маскарад никого особенно не обманывал. Даже обидно чуточку. Как по моему личному мнению, так я играл по системе Станиславского, старался проникнуть в образ — непросто выглядеть настоящей девицей из Немецкой слободы, но и… тьфу! Какая, блин, разница, если даже у пьяного немецкого дипломата это получилось лучше! Позор на мою милицейскую голову…

К воротам отделения мы добрались уже хорошо затемно. На воротах сидел чёрный бабкин кот, освещая нам дорогу направленными фарами зелёных глаз.

— Его не арестовали? — тихо спросил я у Яги.

— Пытались, лапы восьмером крутили, не дался Васенька мой, — гордо ответила бабка. — Шестерым боярам морды расцарапал на британский флаг, да и утёк! Я сама, своей волей пошла — чего мне одной-то в пустом отделении делать…

— Я и удивился. Вы же могли простеньким заклинанием всю боярскую думу в мухоморы превратить.

— Могла. Раньше. Сейчас силы уже не те. Да и поумнела, без крайней нужды чародейством не разбрасываюсь, — горько усмехнулась она. — А потом ты ж возвернуться должен был. Думаю, вот скоро придёт свет-Никитушка да и спасёт меня, старую, из темницы лютой…

Я в очередной раз искренне удивился её непробиваемому оптимизму и вере в ближнего. Дальнейший разговор продолжили уже у нас дома. Митька, даже не снимая платья, просто подоткнув подол и выбросив капусту, быстренько вытопил баню. Первым заходом отправили, разумеется, Ягу.

Осторожно выглянувший из-под печки Назим дал мне один рулетик из баклажанов с орехами и вкратце рассказал об особенностях ареста бабки. Наша заслуженная сотрудница слукавила, сопротивление аресту она таки оказала будь здоров!

Далеко не только кот Вася отметил бояр когтями, двоих самых невежливых Баба-яга, бормоча сквозь зубы, намертво склеила носами. Бедолаг так и увели неразлепленных, хотя едва сдерживающие гогот стрельцы предлагали решить проблему одним взмахом сабли. Потом бабка действительно позволила себя увести.

Но это после того, как горячий азербайджанский домовой бомбардировал незваных гостей всем, что попалось под руку, а под конец выскочил из-за печи с хевсурским кинжалом в зубах. Он порезал бы кучу народа, не уйми его Яга. Назим скрепя сердце согласился остаться и следить за домом, пока его любимая хозяйка «сходит в гости до царёва двора со слугами его верными об жизни да правопорядке потолковать». Когда бабулю увели, бояре заколотили дверь. На двор домовой традиционно не выходил, не его это вотчина, поэтому мы с Митей его и не видели.

Когда вернувшаяся из баньки Яга, свежая, улыбчивая, в новеньком сарафане и платочке, впорхнула в горницу, мы все приветствовали её стоя и аплодисментами. Всё-таки, что ни говори, а бабка у нас красавица и прелесть, каких поискать…

— Как же я вас всех люблю, — даже всплакнула она, пытаясь махом обнять всех нас, вместе взятых: меня, Митю, господина Шпицрутенберга, кота и домового. Это трудно представить, но у неё получилось… — Дуйте в баню, ясны соколы. А мне ещё стол накрывать, друзей верных потчевать. Разговор-то у нас до-о-олгий будет…

Мы с напарником быстро взяли полотенца и чистую одежду, а вот бедный Кнут Гамсунович до бани не дошёл. Два дня безоглядного употребления крепкого алкоголя на голодный желудок, переодевание, афера, участие фактически в противоправных действиях, а главное, перенасыщение эмоциями свалило честного немца прямо на выходе в сенях. Митя осторожно перенёс его на лавку, укрыл тулупчиком, сунул свою подушку под ухо. Намаялся человек за сегодня, понимаем…

Мы же с наслаждением окунулись в расслабляющее тепло русской бани. Всё-таки это нечто сакральное, тайное, на глубоко духовном уровне. Не просто мытьё тела, а полное очищение души. Чакры надо чистить берёзовым веником, с парком и квасом, уж поверьте! На этот раз я сам взял в руки веник и, хорошенько макнув его в кипяток, примерился к Митькиной спине.