Есть много способов убить поэта - Сергей Лукницкий

В томе 47 Большой Советской энциклопедии, во втором издании под редакцией Б.А.Введенского на странице 435 авторы заметки "Чрезвычайные комиссии (ЧК)" проговариваются, свидетельствуя, что: "государственные органы по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, созданные ВЦИК в ноябре 1918. Образовывались местными Советами рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов или их исполкомами.

"Или их исполкомами" свидетельствует о неустойчивости их позиции, и невозможности контроля. Альтернатива всегда создается для того, чтобы контроль стал невозможен.

А следующий документ вообще невероятен.

"Секретно. Циркулярно. Председателям ч.к., в.ч.к. - по особым отделам.

Ввиду отмены смертной казни предлагаем всех лиц, кои по числящимся разным преступлениям подлежат высшим мерам наказания - отправлять в полосу военных действий, как место, куда декрет об отмене смертной казни не распространяется.

15 апреля 1920 г. No 325/16.756 Управляющий особ. отд. ВЧК Ягода"

14.10.1918 Лев Троцкий, видя несовершенство карательной системы ВЧК, троек и т.п. подписал приказ о создании РВТ (революционных военных трибуналов). Перлы, которые имеются в этом документе, следует привести:

"трудовое дезертирство при данной обстановке является таким же актом контрреволюции, как вооруженное восстание против рабочих и крестьян"

или

"рядом с органами судебными должны существовать органы судебной расправы",

или, что важно для нашей работы и успокоения совести Я.С. Агранова:

"расстрел не может считаться наказанием, это просто физическое уничтожение врага рабочего класса и может быть применен в целях запугивания (террора) подобных преступников".

Интересно вспоминал ли эту фразу Агранов перед собственным расстрелом в 1938 году? Ощущал, что с ним совершают "не наказание"?

Перлы не сходили и со страниц изданий. В том же номере "Петроградской правды", где были опубликованы расстрельные списки, сообщалось о планируемом в ближайшее время раскрытии очередного белогвардейского мятежа.

В передовой статье имеется, видимо, по мнению редактора, удачная фраза: "На Чрезвычайную комиссию надейся, но и сам не плошай". Толи в Бога вырядили орган массовых убийств, толи разрешение дали - убивать, помогая чекистам?

Кстати расстреляны наши герои не по постановлению власти, а, как сказано в газете "По постановлению Петр. губ. Чрезв. Комиссии"... Вот как!

И в той же газете, есть толика демократизма. Завершается номер объявлением, которое не могу не привести полностью:

"В Нарвско-Петерг. р-не образована комиссия по проверке состава милиции р-на. Заявления на неправильность действия сотрудников милиции, независимо от занимаемой должности, за подписью и адресом заявителя опускаются в специальные ящики, вывешенные 1) у ворот Путиловского завода, 2) на площади у Нарвских ворот, 3) ул. Рижского д. 11/19 (и т.д - С.Л.). Каждый гражданин должен сообщить комиссии об известных ему злоупотреблениях, не опасаясь никаких последствий".

Вот почему, когда с моим коллегой С.Морозовым я писал проект протеста по делу Гумилева для Генерального прокурора СССР, то не очень-то верил, что это получится, ведь дела по сути никакого. И монополия государства на информацию о такого рода "делах" понятна: под эгидой режима секретности не показать, что дела нет, и что не 26 или 28 "врагов народа" было уничтожено к 1921 году, а 144 с лишним тысячи. Позже, после судебных реформ 1922 года счет пошел на миллионы.

проект В коллегию по уголовным делам Верховного суда СССР ПРОТЕСТ (в порядке надзора) по делу Гумилева Н.С.

24 августа 1921 года Президиум Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии приговорил

Гумилева Николая Степановича, 1886 года рождения, из дворян, проживавшего в Петрограде, угол Невского и Мойки, филолога, члена коллегии издательства "Всемирная литература", женатого, беспартийного, бывшего офицера, участника Петроградской боевой контрреволюционной организации, к высшей мере наказания - расстрелу.

Данное решение Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии в отношении Н.С. Гумилева подлежит отмене, а дело - прекращению по следующим основаниям.

Как утверждается в заключении по делу со ссылкой на показания Таганцева, Гумилев говорил курьеру финской контрразведки Герману, что он, Гумилев, связан с группой интеллигентов и может ею распоряжаться, а сама группа готова выйти на улицу для активной борьбы с большевиками, но для технических надобностей ему необходима некоторая сумма денег. Для проверки надежности Гумилева организация Таганцева направила к нему своего члена гр-на Шведова. Гумилев взял на себя обязательства оказать активное содействие борьбе с большевиками и в составлении прокламаций контрреволюционного характера. На расходы Гумилеву было выдано 200 000 рублей советскими деньгами и лента для пишущей машинки.

Президиум Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии на этом основании сделал вывод о том, что Гумилев являлся участником Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые примут активное участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности.

Из показаний Гумилева от 9 августа 1921 года явствует, что он отказался разговаривать с неизвестным ему человеком о какой-либо контрреволюционной деятельности. На вторичном допросе 18 августа 1921 года Гумилев вновь утверждал, что он дважды отказывался сообщать сведения шпионского характера. При этом он согласился на выступление с кучкой прохожих, пользуясь общим оппозиционным настроением. Во время третьей встречи с Вячеславским взял у него 200 000 на всякий случай и держал их в столе, ожидая или событий, то есть восстания в городе, или прихода Вячеславского, чтобы вернуть их. После падения Кронштадта он, Гумилев, резко изменил свое отношение к Советской власти и все дело предал забвению. Подтверждая факт разговора с Вячеславским о том, что он, Гумилев, может собрать активную группу из своих товарищей, бывших офицеров, Гумилев пояснил: это заявление было легкомысленным, потому что он встречался с ними случайно и исполнить обещанное ему было крайне затруднительно.

По словам Таганцева Гумилев оставлял за собой право отказаться от тем, отвечающих его далеко не правым взглядам. Как утверждает Таганцев, Гумилев был близок к советской ориентации. Про свою группу Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему нужно время. Через несколько дней, говорил Таганцев, Гумилев далеко отошел от контрреволюционных взглядов, к нему больше никто не обращался и никаких поэтических прокламаций от него не поступало.

Что касается 200 000 рублей, полученных Гумилевым, то из них 23 июля 1921 года он 50 тысяч передал М. Шагинян, а 16 тысяч рублей у него изъяли при обыске, судьба остальных денег не установлена.

Говоря об умысле Гумилева, нельзя пройти мимо показаний, данных им 23 августа 1921 года: "Никаких фамилий, могущих принести какую-нибудь пользу организации Таганцева путем установления между ними связей, я не знаю и поэтому назвать не могу. Чувствую себя виноватым по отношению к существующей в России власти в том, что в дни Кронштадского восстания был готов принять участие в восстании, если бы оно перекинулось в Петроград, и вел по этому поводу переговоры с Вячеславским".

В 1921 году в защиту Гумилева выступила литературная общественность во главе с М. Горьким, но ее ходатайство осталось без ответа.

Приведенные данные свидетельствуют, что Н.С. Гумилев не являлся участником Петроградской боевой контрреволюционной организации и не предпринимал никаких шагов по оказанию ей содействия, а полученные им 200 000 рублей были ничем иным, как колебанием интеллигента, и эти деньги не использовались в ущерб интересам советского государства. Н.С. Гумилев не был врагом народа и рабоче-крестьянской революции.

На основании изложенного и руководствуясь ст. 35 Закона о Прокуратуре СССР. Прошу:

Решение Президиума Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии от 24 августа 1921 года в отношении Гумилева Николая Степановича отменить и дело о нем прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления.

Генеральный пркурор Союза СССР А.Я. Сухарев

Мы уже знаем, что на протесте так и не появилась подпись Сухарева.

Прокуратура хотела взять в расчет свидетельские показания единственного человека, Одоевцевой, но та умерла.

Много лет спустя, я встретил пенсионера Сухарева в Колонном зале, на правовом бомонде по случаю вручения правозащитных медалей имени Плевако. Мы разговорились, я напомнил ему о делах давно минувших. Он прекрасно все помнит.

С доставшейся мне в наследство от Гумилева фрондой я объявил ему, что путь ему на небо ему закрыт, потому что не ему принадлежала в 1991 году честь подписать протест по делу Гумилева.