Небесные книги в Апокалипсисе Иоанна Богослова - Вероника Андросова

Значимость записанного Тайнозрителем «пророчества» утверждается с особой силой. Как это было и в самом начале произведения, в Откр 1: 3, в последней, 22-й главе также содержатся слова «блажен соблюдающий слова пророчества книги сей» (Откр 22: 7). Всего по тексту Апокалипсиса рассредоточено семь обетований «блаженства» (или «макаризмов»)[195], и указанное обетование является предпоследним. В заключительных стихах Апокалипсиса звучит грозное предостережение: «…я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие… в святом граде и в том, что написано в книге сей» (Откр 22: 18—19).

В этих словах исследователи видят свидетельство того, что для Тайнозрителя было чрезвычайно важным сохранить текст именно в той форме, в какой он был изначально написан.

Г. Гэмбл считает, что это можно понять как предупреждение переписчикам, очень актуальное в античном мире[196]: писцы могли вставлять в текст свои пометки и комментарии, не говоря уже о вероятности случайных ошибок при переписывании текста. В главе I настоящей работы было отмечено, что одним из свойств письменного текста является то, что он выходит из непосредственного контроля своего автора и начинает «жить своей жизнью» (ср. изречение: habent sua fata libelli). Возможно, здесь имеется в виду именно это, и ап. Иоанн желает оградить свой текст от изменений, добавлений и искажений. Это не «формула канонизации» текста[197], но, скорее, проявление заботы о его сохранении в первоначальном и целостном виде.

В аналогичном контексте, согласно Гэмблу, можно понимать и слова Откр 22: 10: «И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей». Помимо иных значений, это также может быть указанием на прочтение Апокалипсиса в христианских общинах Малой Азии[198]. Тем самым уже в самом тексте Апокалипсиса мы видим намерение автора сделать свое произведение доступным для широкого круга читателей.

Можно заключить, что в Апокалипсисе, как ни в какой иной новозаветной книге, велика значимость образа книги и записанного текста. Более того, постоянно подчеркивается письменный характер самого Апокалипсиса, который является для автора неотъемлемым и изначальным; «Откровение стало книгой, а книга стала Откровением»[199]. Эта особенность Откровения Иоанна Богослова вполне объяснима, если принять во внимание цель Тайнозрителя – передать большому количеству людей, принадлежащих к разным церковным общинам Малой Азии, сложное и многогранное откровение Христа и Бога (ср.: Откр 1: l)[200]. Эта цель могла быть достигнута единственным образом – посредством записанного текста.

2. Книга жизни в Апокалипсисе

2.1. Упоминания о книге жизни в Апокалипсисе

Первая упомянутая в Апокалипсисе небесная книга – это книга жизни. Она упоминается в тексте шесть раз – в Откр 3:5; 13: 8; 17: 8; 20: 12, 15 и 21: 27 – и обозначается либо βίβλος (3: 5; 20: 15), либо βιβλίον (13: 8; 17: 8; 20: 12; 21: 27), всегда с добавлением τїς ζωїς («жизни»).

Первое упоминание находится в 3-й главе, в послании Сар-дийской церкви. После обличения духовного омертвения этой церкви и ободрения некоторых ее членов, явившихся «достойными», в заключительной части послания дается следующее обетование «побеждающему»: «Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его» (Откр 3: 5; ср.: Мф 10: 32).

Второе – в 13-й главе, где речь идет о видимом земном торжестве «первого зверя» и воздаваемом ему поклонении: «И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Откр 13: 8).

Далее, в 17-й главе, содержится сходное с предыдущим упоминание: «…и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится» (Откр 17: 8).

В 20-й главе, при описании последнего суда Божия, о книге жизни говорится дважды: «…иная книга раскрыта, которая есть книга жизни… кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное» (Откр 20: 12, 15).

Последнее упоминание находится в 21-й главе, где изображен эсхатологический град Небесный Иерусалим; в этот град «не войдет ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни» (Откр 21: 27).

Итак, если во всех остальных книгах Нового Завета книга жизни упоминается всего три раза, то в Апокалипсисе ей уделено гораздо больше внимания. Можно сказать, что в Апокалипсисе представлен полноценный образ книги жизни, в котором можно проследить как преемственность с предшествующей библейской и межзаветной апокалиптической традицией, так и новые богословски значимые черты.

2.2. Преемственность образа книги жизни в Апокалипсисе с предшествующей традицией

В Книге пророка Даниила (Дан 12: 1) запись имен в книге жизни, несомненно, обозначает жизнь вечную; то же самое можно увидеть в межзаветной литературе (1 Енох 104—107, Юбил 30, Иосиф и Асенефа 15). В главе I настоящей работы было показано, что с определенной степенью уверенности можно говорить, что и в более ранних ветхозаветных упоминаниях о книге жизни эта идея имплицитно присутствует.

Отметим смысловое сходство значения книги жизни у пророка Даниила и в Апокалипсисе. В Книге Даниила образ книги жизни возникает в контексте описания всеобщего воскресения и эсхатологического суда: «…многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан 12: 2). Констатируется, что «спасутся… из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге» (Дан 12: 1); подразумевается, что не записанные в книге являются грешниками и воскреснут «на вечное поругание». Таким образом, обе вечные участи людей определяются в зависимости от записи их имен в книге жизни.

Те же самые идеи развиваются и в Апокалипсисе. Книга жизни раскрывается на эсхатологическом суде. Если имя человека присутствует в книге жизни, он наследует вечное спасение, если нет – осуждение: «…кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное» (Откр 20: 12, 15).

2.3. Общие черты с упоминаниями в Новом Завете

В главе I настоящего издания было отмечено, что в Новом Завете (Флп 4: 3; Лк 10: 20) пребывание имен в книге жизни подразумевает «небесное гражданство» христиан. Наиболее ярко это выражено в Послании к евреям, где указывается, что «первенцы» церкви, «написанные на небесах», и «град Бога живаго, небесный Иерусалим», являют собой некое единство (Евр 12: 22—23; ср. также: Ис 4: 3).

В Апокалипсисе, как и в Евр 12: 23, образ книги жизни также непосредственно соотносится с Небесным Иерусалимом: запись имени в ней предполагает вечную блаженную жизнь в этом эсхатологическом граде. По утверждению Тайнозрителя, праведные пребудут истинными гражданами Нового Иерусалима, а грешники не удостоятся войти туда: «И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни» (Откр 21: 27).

2.4. Богословская новизна образа книги жизни в Апокалипсисе

2.4.1. Принадлежность книги жизни Христу

Самой характерной особенностью книги жизни в Апокалипсисе является подчеркнутая связь данного образа со Христом – эта связь присутствует в трех из шести упоминаний об этой небесной книге.

При самом первом ее упоминании, в Откр 3: 5, именно Христос принимает решение, кто останется записанным в книге жизни, а кто будет изглажен из нее («…и не изглажу имени его…» – говорит Христос). И далее в Откр 13: 8 и Откр 21: 27 указывается, что имена людей записываются «в книге жизни у Агнца» (του άρνίου – genetivus posessivus). Можно понять, что книга пребывает во владении Агнца-Христа[201].

Связь со Христом отличает образ книги жизни в Апокалипсисе от иных библейских и межзаветных ее упоминаний, где она связывалась либо исключительно с Богом (Исх 32: 32; также Апокалипсис Софонии), либо в некоторых случаях с ангелами (Иосиф и Асенефа 15).

Следует отметить, что ап. Иоанн, будучи наследником ветхозаветной традиции, в данном случае не вступает с ней в противоречие, а развивает ее, восполняя новозаветным откровением. В самом начале Апокалипсиса Христос характеризуется как «Живый» (ὁ ζῶν), Который «был мертв и се, жив во веки веков», и имеет «ключи ада и смерти» (Откр 1: 18)[202]. Поэтому именно Он является подателем жизни вечной верующим в Него (ср.: Ин 10: 10; 3: 15, 36; 5: 24; 6: 47).

Согласно предшествующей традиции, наличие записи имени человека в книге жизни определяет его посмертную участь. Эту идею ап. Иоанн соединяет с раскрываемой в Новом Завете ролью Христа как Судии, решающего, кто наследует вечную жизнь, а кто пойдет в погибель (ср.: Ин 5: 22, 27—29, Мф 25: 31—46). Можно сделать вывод, что новая черта образа книги жизни – ее принадлежность Христу – органично вписывается в новозаветный контекст.