Чарусские лесорубы - Виктор Савин

— Живите пока у нас, — сказал Шайдуров. — Поставим вам кровать — и живите, пожалуйста.

— Ну да, — подхватила жена лесоруба. — Места хватит. А там, глядишь, помиритесь с Ниной Андреевной. Не враг же она себе, детям.

13

Нина Андреевна сидела у раскрытого окна. Был тихий вечер. Вода в озере казалась глянцевито-розовой; седые ели на другом берегу, окрашенные в бордовый цвет, отражались в воде, как в зеркале. Тишина и покой, окружавшие поселок лесорубов, вызывали щемящую тоску.

Озеро постепенно стало бледнеть, гаснуть; правая лесистая сторона его уже посинела, фиолетовые прожилки побежали к левому берегу. С краю поселка послышалась могучая песня: «Славное море, священный Байкал»… Нина Андреевна подумала, что кто-то включил радиоприемник, — так хороша была песня!

На тропинке перед медпунктом появился Борис Лаврович.

— Слушаете? — спросил он. — Хорошо поют, да? Это в доме Шайдуровых. Замечательный хор!

Увидев у порога Зырянова, девочки кинулись к нему. Он дал им по шоколадной конфетке, приласкал. Затем обратился к Нине Андреевне:

— Видите, сорвал с пальца кожу. Залейте, пожалуйста, йодом.

Багрянцева пошла в медпункт, Зырянов — за ней.

Сидя на топчане, накрытом простыней, держа перед собой забинтованный палец, он начал очень трудный для него разговор:

— Нина Андреевна, партийное бюро решило послать вас агитатором в новые лесосеки. Там мастер горячо взялся за дело. Однако ему нужна помощь. Надо наладить выпуск стенной газеты, проводить беседы. Делянки новые, и народ новый, недавно прибывший. С ним надо работать. В обед люди с удовольствием послушают агитатора. Времени у вас достаточно. Теперь ведь на каждом лесоучастке будет свой медпункт. Ездить по другим лесоучасткам вам не придется.

— Я понимаю все это, но мне неудобно ходить туда, где мой муж, — смущенная, сказала Нина Андреевна. — Лучше пошлите меня в бараки, в общежития… Ну, вы понимаете?..

— Понимаю, Нина Андреевна. Но больше послать некого. Все коммунисты заняты по горло.

— Что ж, раз решило бюро, попробую, — согласилась Багрянцева.

На другой день замполит сопровождал Нину Андреевну в делянки. Шли по ответвлению лежневой дороги вокруг озера, в гущу ельника, который издали походил на синюю гору. Багрянцева молчала, на вопросы Зырянова отвечала коротко, односложно. На ее щеках горел румянец. Видно было, что она волнуется.

По обе стороны дороги начались лесосеки, отделенные одна от другой узкими лесными кулисами. На одном из вырубов среди пней и одиноких тощих рябинок стоял досчатый вагончик на бревенчатых полозьях. Рядом с ним на колесах с резиновыми покрышками находился кирпичного цвета вагончик передвижной электрической станции «ПЭС-40». Толстые провода от электростанции, подвешенные на оголенные деревья, лучами расходились в делянки, откуда слышалось жужжание электропил, грохот падающих лесин.

Подошли к костру, над которым на перекладинах висели чугунные котлы с ушками, похожие на полушария.

— Скоро обед? — спросил замполит пожилую женщину в белом халате.

— У меня уже все готово: суп, каша, чай, — ответила повариха. — Раньше на обед собирались кому как вздумается, а теперь раньше двенадцати часов никто не бросает работу. Вон часы нарочно повесили. В двенадцать часов ударю в железину, народ и пойдет…

— Строгого дали вам мастера?

— А без строгости с нашим братом нельзя. Вначале тут всякий считал себя хозяином, всякий распоряжался. Которые с утра придут на работу, сядут возле костра и сидят до обеда, пальчиком в лесу не ударят. А потом жалуются — заработки малы, нормы высокие. Николай Георгиевич молодец, даст людям задание, а потом спросит.

Нина Андреевна пошла в вагончик. Посредине его стояла холодная железная печка, вокруг голых грязных стен — скамейки. В углу у окошечка такой же голый и грязный столик, на котором лежали счеты и старый распухший справочник по разделке древесины.

Вскоре в вагончик вошел и Зырянов.

— Борис Лаврович, — обратилась к нему Багрянцева, — неужели в леспромхозе нет никаких плакатов? Смотрите, какая тут запущенность.

— Видимо, Николаю Георгиевичу еще некогда было заняться. Летом вагончик обычно пустует, рабочие прячутся в нем лишь от дождя, а зимой приходят обогреваться.

— Тогда здесь надо сделать красный уголок.

— Правильно! Вот и займитесь этим, Нина Андреевна. У нас найдутся и плакаты и лозунги. Тут надо только руки приложить.

Ровно в двенадцать часов повариха ударила в железный брус, висевший у дверей вагончика. Последний раз вздрогнула вся живая, напряженная электростанция и замерла; из нее вышел в замасленной одежде электромеханик и направился к костру, возле которого стоял длинный на козлах стол с посудой, с буханками хлеба, с весами. Гуськом из леса стали подходить рабочие.

С замиранием сердца поглядывала Багрянцева в лес, туда, откуда приходили лесозаготовители. Она не ждала встречи с мужем, не стремилась к ней, но почему-то при мысли о том, что встреча с ним неизбежна, испытывала волнение.

И вот, наконец, показался он. Он шел из делянки не спеша, опираясь на метровую, четырехгранную мерку. Нина Андреевна круто повернулась и обратилась к рабочим, которые сидели на пнях, держа на коленях алюминиевые чашки:

— Давайте познакомимся. Некоторые, вероятно, меня уже знают, были в медпункте. Теперь я буду приходить к вам на участок не только как врач. Я буду проводить с вами беседы.

— Это хорошо! — послышались возгласы. — Наконец-то вспомнили про нас. А то, как медведи, живем в лесу. Хоть бы газеты кто пришел почитал!

В разговор вмешался Зырянов. Он сказал, что в лесосеках будет налажена массовая работа, станет выходить стенная газета и посоветовал рабочим писать в нее обо всем хорошем и плохом.

С этого дня Нина Андреевна стала приходить в делянки одна. И если случалось по делу разговаривать с Багрянцевым, то разговаривала как с посторонним человеком. Иногда в голосе ее проскальзывали ласковые нотки, но при первой же попытке мужа к сближению она становилась сухой, черствой.

Разбираясь в чувствах, в оттенках голоса жены, Багрянцев понимал, догадывался, что жена может его простить, но когда это будет? Иной раз его охватывало чувство отчаяния, тоски. Зачем себя обольщать, обманывать? Может быть, жена уже никогда не простит его?

Временами, когда нападала хандра, Багрянцев не ходил даже в поселок, оставался ночевать в лесу, спал в вагончике, на двух скамейках, приставленных одна к другой; матрацем служили пихтовые ветки, а подушкой — полено. В такие ночи он почти не спал. Лежал на спине с открытыми глазами, старался собрать, сосредоточить мысли, найти какой-то выход из положения и не мог, все что-нибудь отвлекало: то мыши поднимут писк под вагончиком, то филин закричит в глухом мрачном лесу, а то вдруг, ни с того ни с сего, грохнется наземь подгнившее сухостойное дерево, оставленное в одиночестве на свежевырубленной делянке. А утром, как станут подходить рабочие, Багрянцев разберет свою постель и отправляется в лесосеки, позабыв, что человеку полагается умываться, причесывать перепутанные на голове вихры.

Нина Андреевна сжилась, свыклась с его участком, с людьми. Чаще стала наведываться сюда. В побеленном вагончике появились плакаты, лозунги, шторки на окнах, скатерть на столе. И когда она не приходила, рабочие в обеденный перерыв собирались у вагончика и слушали радио.

Как-то, зайдя в вагончик, она увидела Багрянцева. Он сидел один за столом, устало опустив голову. Нина Андреевна вытащила из кармана измятую исписанную карандашом бумажку и спросила строго:

— Вот поступила заметка в газету. Правда, что в дальних делянках мастер несвоевременно принимает у рабочих заготовленную древесину?

Николай Георгиевич посмотрел жене в глаза.

— Да, правда. Я не успеваю обойти все лесосеки.

— Раньше успевал, а теперь нет?

— Я болен. У меня, видимо, грипп, температура.

— Почему же молчишь, не идешь в медпункт?

— Для меня дорога туда закрыта.

Нина Андреевна приложила ладонь к его лбу, потом взяла руку, нащупала пульс.

— Ты и в самом деле болен!

Она еще раз положила ладонь на его лоб, постояла в раздумье, потом вдруг прижала его голову к груди и сказала тихо:

— Ну, приходи сегодня домой, приходи.

14

На Новинку Зырянов приехал после полудня. Она изменялась с каждым днем. Здесь уже стояло не два больших дома, а пять, да два дома подводились под крышу. На стройке работали не только вербованные рабочие, но и часть кадровых, временно переброшенных из лесосек на Новинку. Зырянов подумал: «Здесь, как на фронте: копятся силы, стягиваются резервы для наступления. Придет осень — ну, лес, берегись! Начнется баталия, заухают леса и горы».