Академия Карлайл (СИ) - Новак Настасья

Выйдя из теперь не «своего» укромного местечка, я пошла за Робертом в сторону главной парковки. Чем ближе мы подходили, тем отчетливее я начинала видеть машину. Ту самую машину. Это был автомобиль родителей…

Руки затряслись, голова разболелась ещё сильнее, а ноги и вовсе перестали меня слушаться: мои нижние конечности просто встали как вкопанные и не могли пошевелиться.

Серьёзно? Вот именно сейчас?! Когда я ещё так зла на них? Мне хотелось кричать и крушить всё вокруг. Боль от обмана родителей просто съедала меня изнутри. А ещё больше меня съедала моя ложь… Ведь я сейчас делаю все тоже самое со своими близкими, что и мои родители со мной.

Да чтоб меня! Хотя бы на секунду я могу забыть об обиде?! Сейчас я лишь хочу обнять их, а уже потом буду выяснять отношения.

Я сломя голову побежала к родителям, кинулась папе на шею, но, ощутив тепло родного человека, не смогла совладать со своими эмоциями — накопившиеся обида и злость вылились в страшный и нескончаемый поток слёз. Мне было так больно, что хотелось кричать.

Со спины я почувствовала, как мама гладила мои волосы и, обнимая, шептала: «Прости нас, милая». Я уж и забыла, что она может быть такой: мягкой и домашней. Последнее время я представляла её лишь в гневе или осуждающей, но никак не… виноватой, какой она и была сейчас. Сколько времени я так простояла… Может, пару минут, а может и дольше.

Немного успокоившись, я отстранилась от отца и сквозь пелену слёз попыталась разглядеть родителей: мама, как и всегда, выглядела потрясающе — теперь, узнав правду о деятельности родителей, я могу с уверенностью сказать, что она тратила много сил на свою внешнюю красоту — точёное и в меру накачанное тело (о да, она и впрямь могла драться на каблуках, я думаю), красивый и ровный загар, идеально выкрашенные волосы в иссиня-черный и ни намека на синяки под глазами. Для меня всегда было загадкой, как ей удается так идеально выглядеть. Тем не менее, мама умела показать всю свою внутреннюю мощь с помощью одного лишь взгляда.

А меленький и аккуратный курносый носик и голубые глаза добавляли в эту истинную красоту изюминку. Русские корни выделяли маму среди других женщин. Не даром папа всегда говорил, что русские женщины самые красивые в мире.

Ну, а папа для меня всегда был эталоном мужской красоты и силы. Крепкое телосложение, широкие плечи, брови домиком, сведенные к переносице, четкие и острые скулы могли напугать кого угодно. А рост под два метра усиливал этот эффект. Лишь те, кто знал его близко, могли с уверенностью заявить: Фредерик Кортез не был тираном и злодеем, наоборот — его вежливость, образованность и преданность близким поражала.

Однако, характер моих родителей никогда нельзя было назвать мягким — они оба были словно океан, который мог сменить свою благосклонность на гнев за считанные секунды.

— Моё солнышко. — Папа ещё раз обнял меня, целуя в макушку. — Мы с мамой только сейчас смогли приехать. Вероятно, ты знаешь, если не всё, то многое. Прости нас, малышка.

— Ана… Мы очень вин… — Кажется, мама действительно раскаивалась.

Я понимала, что если сейчас не выскажу всё, что у меня на душе, то это навсегда встанет стеной между мной и родителями. Пусть потом я пожалею. Но лучше сейчас, чем потом, когда страсти немного поуляжутся.

— Стоп. То есть вы сейчас думаете, что обнимите меня и поцелуете, попросите прощения за свою наглую ложь, и я все забуду? — Я не дала договорить маме. Гнев, обида во мне бурлили и делали из меня, возможно, подростка с бушующими гормонами (коим я, к слову и являлась, но почему-то всегда забывала об этом, чувствуя себя взрослее). — Нет, так не получится. Вы хоть понимаете, как мне сейчас больно и обидно? Родители, которые, как я думала, откровенны со мной, на самом деле всё это время лгали! Вся та немногая информация, которая была о вас в памяти, полетела к чёрту! Всё рухнуло, как карточный домик!

— Ана, ты уже взрослая девочка и должна понимать, что как раз это и было защитой! — Мамин взгляд с виноватого изменился на раздражённый. О да, теперь я её узнавала: именно это выражение лица преследовало меня всё время моего пребывания в Академии.

— Да ни хрена это не защита! — Я сделала ещё шаг назад. Хотелось всё бросить и убежать, хотелось по-детски топнуть ногой или плюнуть в них. Хотелось, чтобы меня услышали, в конце-то концов! — Вы! Вы должны были посвящать меня в подобные тайны, но не посторонние люди! Вы даже не представляете, как мне было тяжело! На меня вываливают подобное после того, как я знаю, что не поступила, а мне не с кем поделиться! Да что вы за родители такие?! — я снова заплакала.

— Анастейша Карнелия! Это твоя мать! Выбирай выражения! — Отец нахмурился, его глаза резко потемнели. Это означало только одно — он очень зол. — Живо в машину! — Его тон вмиг остановил мои слёзы.

— Зачем это? Мы уезжаем куда-то? — Я стояла как вкопанная. А я ведь и половины им не высказала! — И не подумаю сесть.

— Ана, лучше сядь. — Сзади подошёл Роберт и положил мне ладонь на плечо, дав понять, что ничего не случится, что он рядом со мной. Легче, честно говоря, не стало, но я понимала: втягивать ещё и брата в наши семейные разборки не стоит.

Я вздохнула, выпрямила спину и сжала кулаки до побеления костяшек. Сейчас главное не вспыхнуть как спичка. Медленно, постепенно выдыхая, я разжала пальцы. Прошла, чеканя каждый шаг, и в оглушительной тишине захлопнула за собой дверь родительского джипа. Честно говоря, я простила родителей. Давно поняла, что это важно и серьёзно. Но если бы я сделала вид, что ничего не произошло, то каковы шансы, что они не скроют от меня ещё нечто важное?

Всю дорогу мы ехали молча. Весь путь я слушала музыку в наушниках и смотрела в окно, не понимая, что вижу перед собой. Мысли атаковали мой разум: в голове промелькнули все прошедшие дни с момента начала экзамена. Ведь именно с этого дня началась моя новая жизнь. Жизнь в секрете, во лжи. Новые эмоции и новые люди в окружении: дружба с Амелией, хотя… можно ли это назвать дружбой? Все мои попытки что-то узнать о ней, не увенчались успехом, только выбросы общих фраз; не единичное столкновение с Джеком, его лицо совсем близко с моим, его сильные руки, которые не раз ловили мое неуклюжее тело; помощь Томаса с вещами, его голубые глаза и приятно ласкающий слух голос, его едва ли уловимая защита и поддержка. Нет, нет, нет, Ана. Твои мысли уходят совсем не туда. Они тебе не нравятся. Конечно, не нравятся! О чем ты вообще думаешь? Фу, Боже!

А могу ли я вообще считать этих троих за людей, которым я могу доверять? Едва ли могу. Мои дурацкие мысли прервал Роберт, сообщив, что мы приехали. Я посмотрела в окно:

— Папа! Это запрещённый приём! — Неужели это всё сейчас просто переведут в шутку?! Позволю ли я сделать это?

Мы приехали в моё самое любимое место. Именно здесь я чувствовала единение всей нашей семьи. Старенький домик в лесу на берегу озера. Сюда мы всегда приезжали на выходные, когда мама с папой возвращались с командировок. Даже тётя Лея и дядя Макс Васкесы всегда приезжали сюда, чтобы провести время с семьей. Снаружи домик казался маленьким, но внутри он был довольно просторным.

Злость испарилась, и на её место пришла окрылённость, то странное чувство, которое испытывают обычно люди, когда вдруг сталкиваются с чем-то забытым, но родным, когда они вдруг открывают в себе второе дыхание, чувствуют всю свою силу. Вот что я испытывала, стоя теперь на небольшом холмике и с высоты поглядывая на избушку. Тоска по родным с детства местам затопила меня: я слишком редко тут была.

Здесь ничего не изменилось с нашей последней поездки. Кажется, это было года два или даже три назад.

На первом этаже располагалась просторная гостиная и небольшая кухня. Удобные и уютные диванчики рядом с камином напомнили мне наши посиделки за различными играми зимними вечерами. Почти весь первый этаж был увешан фотографиями Кортезов и Васкесов.

Всё внутри пропахло деревом и сиренью. Запахом, который я бы узнала из тысячи. Он успокаивает нервы, заставляет расслабиться. То, что мне и нужно сейчас.