Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья - Александр Горбунов

При Самаранче олимпийские кольца превратились в товар, а победители Игр стали зарабатывать серьезные гонорары: медали превратились в пропуска-вездеходы в рекламные закрома.

У Самаранча было немало противников, выступавших против превращения Олимпиад в финансовые предприятия. Сторонников «чистых» Игр, свободных от нашествия капитала и, как следствие, помпезности, допинг-скандалов, нечестного судейства, можно обнаружить и сейчас, однако с каждой новой Олимпиадой «идеалистов» становится все меньше и меньше, а главные спортивные состязания четырехлетия, напротив, превращаются в основательные бизнес-проекты с участием почти всех сильнейших спортсменов мира.

До появления Самаранча на самой вершине олимпийской власти МОК влачил жалкое существование, и доходило до того, что искали желающих проводить Олимпиады: хозяевам Игр самим приходилось заниматься финансовым обеспечением соревнований, и слово «выгода» в МОКовской штаб-квартире никто не произносил. При Самаранче МОК стал не просто абсолютно самостоятельной в финансовом отношении организацией, но организацией, с мощью которой вынуждены теперь считаться самые крупные корпорации. Попасть в спонсорскую очередь, из которой МОК тщательно выбирает потенциальных партнеров, не так-то просто. Равно как и стать обладателями весьма дорогостоящих телеправ на показ летних и зимних Олимпийских игр. Подобного рода сложности всегда сопровождают разговоры о коррупции. Не избежал подобных разговоров МОК вообще и Хуан Антонио Самаранч в частности.

Испанский дворянин, поддерживавший в Испании фалангистов и входивший в окружение диктатора Франко, Самаранч не избежал разговоров и о чересчур тесных связях с Москвой. Его без документальных подтверждений, только на основании предположений, называли агентом влияния, завербованным КГБ. Вряд ли приходится сомневаться в том, что Советский Союз оказал ощутимую поддержку Самаранчу на выборах президента МОК, проходивших в Москве. Маркиз тогда прекрасно проводил время в советской столице в роли испанского посла, имел тесные контакты с руководителями советского спорта, в частности, с тогдашним заместителем председателя Оргкомитета Олимпиады-80 в Москве Виталием Смирновым, который считается одним из самых главных организаторов привлечения в пользу Самаранча голосов членов МОК из социалистических стран.

…Однажды на имя заведующего спортивной редакции ТАСС Александра Николаевича Ермакова поступило приглашение на прием в испанское посольство в Москве. Ермаков был в отпуске, протокольная служба агентства передала приглашение мне, шефа замещавшему. Протокольщику я сообщил, что, скорее всего, в посольство не пойду, поскольку никогда не любил подобного рода мероприятия. Он пожал плечами и ушел. Спустя полчаса в редакции раздался звонок. Звонил человек из КГБ. Представился то ли Каспаровым, то ли Гаспаровым. Он попросил меня обязательно сходить на прием, присмотреться к послу Самаранчу, по возможности поговорить с ним, составить свое мнение и позвонить ему, Каспарову (Гаспарову), по такому-то телефону, но только не из редакции, а из уличного телефона-автомата.

Дураку было понятно, что речь шла о банальной попытке завербовать меня в качестве осведомителя. Мое мнение о Самаранче им понадобилось! Да у них папки с досье на него не один шкаф на Лубянке занимают!

В посольство я пошел, а потом много чего «любопытного» рассказал из телефонной будки на Тверском бульваре невидимому Каспарову (Гаспарову). И о том – в подробностях, – как я тщательно подбирал галстук для похода на прием и выбрал в конце концов кем-то из футбольных людей подаренный галстук с эмблемой «Барселоны»: Самаранч, дескать, поклонник «Барсы» и обязательно должен был «клюнуть» на человека при таком галстуке.

О том также, в каких ботинках был посол: мне, мол, показалось, что левый у него жмет, левая нога, по всей вероятности, отличается от правой – на ней могут быть кожные утолщения. Сделал я упор и на то, как Самаранч отпивает вино из бокала – каждый глоток не больше 5–7 граммов, так мне, сообщил я Каспарову (Гаспарову), во всяком случае, показалось.

Больше «дурачка» с его галстуком, умением различать правую ногу от левой и сумасшедшим глазомером никогда из ГБ, к счастью, не беспокоили.

За глаза, а иногда и в глаза – в непринужденной обстановке московских посиделок «без галстуков» – Самаранча, одного из представителей высшего европейского общества, человека весьма состоятельного, называли «Иваном Антоновичем», и Самаранч воспринимал свое имя в русской транскрипции с улыбкой.

Самаранчу не раз припоминали его фалангисгское прошлое, которое он никогда не скрывал, но забывали при этом упоминать о политической гибкости маркиза, реально оценивавшего динамику развития испанского общества. Гибкость эту очень точно характеризует эпизод, произошедший в 1977 году, когда он был назначен на пост посла в Советском Союзе. Об эпизоде этом не раз рассказывал сам президент МОК (полностью он приведен в книге тогдашнего пресс-атташе Олимпийского комитета СССР Александра Ратнера, бессменного переводчика Самаранча): «Буквально через несколько дней после моего приезда в Москву в столице СССР проходил крупный международный форум. В качестве гостей на нем присутствовала важная делегация испанских коммунистов во главе с Долорес Ибаррури и Сантьяго Каррильо. Я поехал в Кремлевский Дворец съездов, нашел их и сказал, что мне, как послу Испании, доставит большое удовольствие принять их у себя в резиденции. И они приехали. Тем самым мы как бы доказали, что политические проблемы в Испании – дело прошлого. Началась новая эра…»

Виталий Смирнов пришел на помощь Самаранчу в 1992 году, когда после распада Советского Союза олимпийская команда великой страны – основной тогда конкурент сборной США – могла вообще не приехать в Барселону. Для Самаранча, с огромным трудом добившегося проведения Игр в своем родном городе, отсутствие советской сборной могло стать двойным ударом. Во-первых, Барселона осталась бы без ожидавшегося несколько лет зрелища – противостояния советских и американских олимпийцев. Во-вторых, и это главное, резко упали бы доходы от спонсоров и рекламодателей, для которых спортивное сражение между СССР и США в годы холодной войны было исключительно лакомым телеблюдом. Смирнов все сделал для того, чтобы в Барселоне появилась сборная Союза независимых государств, которую на Играх воспринимали как советскую команду.

«Вынимай, депутат!»

Владимир Баркая, тбилисский «человек-гол», по-домашнему «дядя Сема». Сам он «дядю Сему» объясняет так: «Из-за носа. Он у меня с детства крючковатый. Рыбаки-греки в Гаграх, где я родился и вырос и во время войны потерял отчий дом, называли свои хранилища для сетей „симер“. А хранилища эти были похожи на мой нос. Отсюда и „Сема“ – приклеилось это ко мне раз и навсегда».

Баркая обожал, боготворил Льва Яшина. Они познакомились и подружились, когда московское «Динамо» приезжало на сборы в Гагры.

Разница в возрасте – Яшин старше – на дружеских отношениях не сказывалась. Потом Баркая забивал Яшину. Однажды забил в товарищеском матче. Яшина перед этим в Москве избрали депутатом горсовета. Баркая, среагировав на фланговую передачу партнера, подставил ногу, забил и пошел к центру поля, небрежно бросив на ходу: «Вынимай, депутат!» Вдруг слышит за своей спиной пыхтение и получает пинок под зад. И тут же оба – Яшин и Баркая – рассмеялись. И удивленные поначалу зрители, не понявшие, что произошло, рассмеялись вслед за ними. «Лева, – рассказывал Баркая, – быстро остыл. Но пока не дал мне пинка, зол был, как черт».

Галстуки от звезд

Как-то раз в октябре 1963 года после завтрака на динамовской базе Лев Иванович Яшин, только-только вернувшийся из Лондона с матча сборных Англии и мира, сыгранного им блистательно, пригласил партнеров зайти к нему в номер. Каждому он вручил по очень хорошему галстуку. Динамовцы, зная, что на поездку их знаменитому вратарю выдали всего 5 фунтов стерлингов (примерно столько один галстук и стоил), удивились. И Яшин поведал им историю, которую Эдуард Мудрик запомнил так:

– Вечером после игры в дверь яшинского номера постучали. Лев открыл дверь и увидел на пороге Пушкаша и Шнеллингера. Ференц немного знал русский язык, но экспансивный рыжеволосый немец его опередил: «Яшин, ресторано!» Венгр пояснил, что звезды собираются в ресторане отметить проведенную игру, пообщаться. Лев, знающий свое финансовое положение, пришел в ужас от приглашения, но виду не подал, начал убеждать, что незачем куда-то идти, когда можно посидеть и в его номере. Тут же достал из сумки привезенные из Москвы бутылки с водкой, баночки икры, различные рыбные деликатесы. Ошарашенные гости тут же спросили, кто будет готовить, кто будет убирать, на что Лев ответил, что все сделает сам «айн момент».