Цветок фикуса - Наталья Александрова

– Зачем вы мне читаете эту ахинею? – осведомился Тарханов, прервав Анну Николаевну. – Какое отношение все это имеет ко мне? Я никого не сбивал, машины «ГАЗ-24» не имею… зачем мне слушать про эти продукты… на березовых бруньках?

– А вы послушайте, послушайте! – вкрадчивым голосом проговорила она. – Дальше будет очень интересно! «…Мне удалось записать адреса двух свидетелей, которые прилагаю, а также запомнил номер машины «ауди», которая притормозила в момент наезда, так что водитель должен был все видеть и тоже может подтвердить факт события…»

– Ничего я не видел! – выпалил Тарханов. – Что за ерунда!

– А номер-то ваш! – Громова снова усмехнулась уголком рта. – Недаром вам пришел в голову кукольный театр! Значит, около одиннадцати часов вы находились не на строительном объекте, а проезжали на своей «ауди» по улице Некрасова, возле Большого театра кукол. Так что у вас была возможность в указанное время доехать до телестудии и убить гражданку Серебровскую… а потом вернуться на стройплощадку, чтобы обеспечить себе алиби.

– Бред! Чушь! Ерунда! – выпалил Тарханов. – На основании показаний какого-то старого, хромого пьяницы вы обвиняете меня в убийстве собственной жены?

– Очень интересно! – перебила его Анна Николаевна. – Откуда вы знаете, что свидетель был старым и хромым? Я вам этого не говорила! А его показания являются очень достоверными, поскольку всех свидетелей дорожного происшествия он описал очень точно и запомнил номер виновника… Так что, Борис Григорьевич, вам придется объяснить, с какой целью вы пытались ввести следствие в заблуждение своими заведомо ложными показаниями…

– Я не вводил… – Тарханов явно был в замешательстве. – Я не давал ложных показаний… и вообще, ее убили на телестудии, туда просто так не пускают, только по пропуску… так что ищите убийцу среди ее сослуживцев…

– Вы будете диктовать мне, как я должна проводить следствие? – проскрежетала Громова, сняв очки и сверля посетителя взглядом. – А впрочем… – Ее голос неожиданно изменился, она нажала на столе кнопку переговорного устройства и произнесла: – Ломтикова ко мне!

Видимо, этот Ломтиков сидел прямо под дверью кабинета, или подчиненные так боялись Громову, что мчались на ее зов со скоростью сверхзвукового самолета, во всяком случае, не успела Анна Николаевна выключить переговорник, как дверь кабинета распахнулась и на пороге появился маленький толстый розовощекий человечек в круглых металлических очках.

– Вызывали? – осведомился он, вытирая вспотевший лоб большим клетчатым платком.

– Ломтиков, вы вчера проводили следственные мероприятия на телевизионной студии?

– Так точно. – Ломтиков преданно смотрел в глаза начальницы. – Опрос свидетелей… осмотр места преступления и все прочее…

– Как вы прошли на территорию студии? – подала Громова следующую реплику.

– Как было приказано… не предъявляя служебного удостоверения. Подошел к дежурному на вахте, сообщил, что я приглашен в числе гостей на ток-шоу… Дежурный с кем-то созвонился, вышла такая девушка, – Ломтиков красноречивым жестом обрисовал в воздухе эффектную фигуру, – сказала: «Что же вы опаздываете? Все уже собрались», – и провела меня внутрь… Пока шли по коридору, я отстал и свернул за угол, потом переждал в туалете, а потом уже направился в нужный отдел для проведения следственных мероприятий…

– Спасибо, Ломтиков, можете идти! – милостиво разрешила Анна Николаевна.

Как только дверь за Ломтиковым закрылась, она сняла очки и уставилась на посетителя.

– Итак, Борис Григорьевич, в ходе следственного эксперимента мы установили, что проникнуть на территорию студии может любой человек, вовсе не являющийся ее сотрудником. А вы, поскольку там работала ваша жена… ваша покойная жена, – поправилась она, – вы наверняка хорошо знаете тамошние порядки, и для вас проникнуть туда не представляло никакого труда.

– Но зачем? – воскликнул Тарханов. – Зачем мне было убивать жену? У нас с ней были очень хорошие отношения!

– Вот, кстати, насчет отношений… – Громова снова надела очки, порылась в бумагах на своем столе и выхватила одну из них, как фокусник выхватывает из шляпы кролика, букет цветов или что-нибудь еще столь же бесполезное. – Вот показания вашей домработницы, Галины Лопатниковой. Она утверждает, что вы с женой жили практически как посторонние люди, между вами не было никакой близости и вы по многу дней вообще почти не встречались…

– Эта идиотка свихнулась от бесконечных телесериалов! – выпалил Тарханов. – Что она понимает?! Мы с женой прожили вместе много лет, и, конечно, у нас сейчас не медовый месяц, но отношения вполне приемлемые!

– Интересно, интересно! – пробормотала Громова и сделала в своих бумагах какую-то пометку. – Сколько, говорите, лет вы прожили с женой?

– Пять… пять с половиной… – проговорил Тарханов после секундного раздумья.

– Вы считаете – это много? – На лице Громовой появилось удивление.

– Я не понимаю – вы что, пригласили меня, чтобы обсуждать мои семейные отношения?

– Ваша жена убита! – проскрежетала следователь, сняв очки и обдав посетителя холодом. – И я буду выяснять все, что сочту нужным, чтобы найти ее убийцу!

– Извините, – стушевался Борис, – я не совсем верно выразился… Разумеется, я тоже хочу, чтобы убийца был найден… но вы понимаете, что у меня не было никакого мотива…

– Как раз мотив у вас был, – негромко ответила Громова и снова уставилась в свои бумаги.

Она молчала, перебирая записи, и Тарханов нервничал все больше и больше. Когда тишина стала невыносимой, он наконец прервал ее, проговорив:

– Какой?

Громова подняла на него удивленный взгляд, как будто забыла о его присутствии в своем кабинете.

– Что – какой?

– Вы сказали, что у меня был мотив… Что вы имели в виду?

– Ах мотив! – протянула Анна Николаевна и потянулась, как кошка, изловившая особенно крупную мышь. – Мотив найдется, стоит только как следует поискать. А уж я поищу, можете не сомневаться! – Она сняла очки и наградила Тарханова многообещающим взглядом.

Шурочка спиной открыла дверь и попыталась выйти в коридор. Руки у нее были заняты подносом с грязной посудой. Как обычно, никто из журналистов, операторов и прочих сотрудников студии, каждые пять минут требовавших от нее кофе, не удосужился вымыть свою чашку, и эта почетная миссия снова досталась ей.

Придерживая дверь плечом, Шурочка попыталась развернуться, и тут на нее кто-то налетел. Она взвизгнула, поднос накренился, пирамида из грязных чашек сползла на край… Шурочка уже предчувствовала, как все это великолепие рассыпается по полу грудой осколков, но тот человек, с которым она столкнулась, неожиданно ловко перехватил поднос и привел его в устойчивое положение. Шурочка облегченно вздохнула и подняла на своего спасителя глаза.

Это был маленький толстый розовощекий человечек в круглых металлических очках, с выражением мягкого укора на лице.

– Что же вы так много посуды нагрузили? – спросил он Шурочку, придерживая дверь.

– А вам-то что? – неожиданно для самой себя огрызнулась вежливая Шурочка. – И вообще, что вы тут делаете? Вас на ток-шоу к Яблокову пригласили? Так это в четвертой студии, налево по коридору…

– Я не к Яблокову, я к вам! – кротко ответил толстяк. – Давайте мы этот поднос куда-нибудь поставим, а то мне на него страшно смотреть…

– Ко мне? – недоуменно переспросила Шурочка. – Вы ничего не перепутали?

Она была личностью настолько незаметной и незначительной, что сослуживцы вспоминали о ней только в двух случаях: когда хотели кофе или когда нужно было кого-то послать в другой конец города с мелким и неприятным поручением. Поэтому сама мысль, что кто-то, пусть даже такой неказистый человечек, пришел именно к ней, показалась ей совершенно удивительной.

– Нет, Шурочка, я ничего не перепутал. – И толстяк показал ей служебное удостоверение.

– Ломтиков Георгий Михайлович, – прочитала Шурочка.

Фамилия «Ломтиков» очень подходила ее новому знакомому.

– И чего вы от меня хотите, Георгий Михайлович? – испуганно осведомилась девушка.

– Георгий Михайлович – это очень длинно… можно просто Гоша. – Он поставил поднос на свободный стол и повернулся к секретарше: – Вы ведь хорошо знали Елену Андреевну Серебровскую?

При упоминании покойной Шурочкины глаза немедленно наполнились слезами. Она хлюпнула носом, достала кружевной платочек и уткнулась в него.

– Она быва такая свавная… – прогундосила девушка, собираясь со вкусом разрыдаться.

– Не плакать! – неожиданно резко прикрикнул на нее Ломтиков.

Он совершенно не выносил женских слез и довольно давно сделал важное открытие: если женщина собирается заплакать, ни в коем случае не нужно проявлять мягкость и чуткость, это только укрепит ее в намерении. Ведь так приятно поплакать на плече у заботливого, внимательного человека! Вот если проявить неожиданную строгость и решительность, то можно избежать потока слез.