Изоморфы - Дылда Доминга

Гай проводил взглядом ее покачивавшую бедрами фигуру, одновременно желая и ненавидя. Он не рассчитывал на постороннее вмешательство, так что теперь его задача усложнялась, а времени, пока им не заинтересуются все остальные, оставалось все меньше и меньше.

Летиция наполнила ванную, и, сбросив неудобное платье, окунулась в теплую воду и потрескивающую пену. От удовольствия она даже прикрыла глаза — ей просто необходимо было расслабиться после перелета и поисков этого мерзавца. Летиция никогда не питала особенной симпатии к Гаю. Он был, пожалуй, одним из самых разбалованных реберфов, который потакал всем своим желаниям, руководствуясь лишь собственной выгодой и удовольствиями. Но все они обязаны были выполнять определенный свод правил, одним из которых было не высовываться из толпы, чтобы не привлекать внимание. И никогда не подчинять президентов, госсекретарей, монархов — людей, которые были наделены большой властью, потому что изменение и гибель таких заметных фигур неизбежно привлекла бы к реберфам ненужное внимание. Если ты хотел денег — достаточно было вселиться в любого олигарха и наслаждаться его достатком. К тому же, если ты не желал следовать его привычкам, всегда можно было подыграть на нервном срыве от напряженной работы, или на раскаянии, да на чем угодно, лишь бы более-менее правдоподобно объяснить всем остальным отличие. Точно так же, уходя, можно было устраивать несчастные случаи, самоубийства, а в команде с несколькими реберфами, вообще, что угодно. Так отчего же Гай вцепился в это тело голландского бизнесмена? Этот вопрос не давал Летиции покоя. Да, он был недурен собой, у него водились деньги, но на этом все очевидные плюсы заканчивались. Значит, были минусы?

Летиция услышала, как в дверь постучали, и крикнула из ванной, чтобы заходили. За дверью раздались шаги, позвякивание стекла, затем снова наступила тишина.

— Кто бы подал мне его в ванную, — пробормотала расслабленная Летиция, но портье уже, очевидно, ушел, и ее слов так никто и не расслышал.

Летиция вновь прикрыла глаза и окунулась с головой в воду. Он всегда выполнял все ее капризы, некоторые еще до того, как она успевала их озвучить. Очаровательный француз со жгучими карими глазами, ресницами, которым позавидовала бы любая девушка, высокий, сильный и с немного смешным носом, похожим на картошку. Летиция сама не заметила, как ее губы растянулись в счастливой улыбке. Тогда она была Одри. Но при этом вдохнула в скромную, немного зажатую девушку, не знавшую мужской любви, столько жизни и задора, что покорила его почти с первого взгляда. Она помнила, как он смотрел на ее платье в горох и такую же шляпку, и как наслаждался близостью их тел под своим плащом, укрывая ее от дождя. Помнила любовь, отогревающую самые дальние уголки ее существа, когда они проводили дни и ночи напролет. Антуан знал, кем она являлась, но вместе с тем не смог ожесточить своего сердца. И когда ей пришло время уходить, Летиция горевала, как никогда. Еще ни к одному человеческому телу она не была привязана так сильно, но тело сопротивлялось, ее суть неизбежно его разрушала, и дни подходили к концу. В тот раз она даже не удосужилась замести следы, просто покинула мертвое тело за несколько секунд до смерти. И сильнее всего сожалела лишь о том, что не смогла в последний раз обнять Антуана, посмотреть в его глаза, еще раз запечатлеть в памяти любимое лицо. Она знала, что прощается навсегда, потому что глупый мужчина любил ее, как Одри, он даже наивно полагал, что все, что ему дорого в ней — это и есть молодая человеческая девчонка. Знал бы он, насколько это было далеко от истины. Психика реберфа полностью подчиняла себе психику хозяина, ему никогда не было бы так интересно и хорошо рядом с двадцатилетней девушкой. То, что его привлекало — было смесью опыта и свойственной Летиции жизнерадостности. Она даже потратила лишние силы и переместилась в тело коллеги Антуана, чтобы еще раз взглянуть на него, но то, что она увидела, заставило ее пожалеть о принятом решении. Антуан оплакивал Одри так, что сердце Летиции в новом теле едва не разорвалось от боли. Окружающие сочли это слабостью при виде смерти, но она видела, как он страдал, как сходил с ума, хотела утешить и не могла. И эта невозможность пожирала ее изнутри, становясь самым страшным кошмаром. Помнится, тогда Летиция прыгнула наугад — ей все равно было, кем она станет, лишь бы быть подальше от Антуана, никогда его больше не видеть, не ощущать этой разъедающей ее душу боли.

Летиция плотно закрыла глаза и вновь опустилась под воду, но теперь за закрытыми веками маячило его лицо так, словно между сегодня и прошлым не пролегли годы.

Костя из своего укрытия смотрел, как Саша шагает к Хайяту, но на этот раз не мог ни остановить ее, ни поговорить, потому что рядом с ним был Антуан Дюпре. На протяжении всего дня Костя пытался избавиться от француза хотя бы на несколько минут, чтобы поговорить с Сашей по телефону, предупредить ее, чтобы была более осторожной, но Дюпре прилип к нему, словно банный лист. К вечеру, даже Сергей Витальевич оставил свои попытки уговорить Дюпре на экскурсию по городу или совместный ужин и, махнув рукой, отправился по своим делам.

— Это она? — спросил Антуан, кивая головой в сторону торопившейся фигурки и безошибочно вычисляя Сашу.

— Да, — подтвердил Костя, потому что отпираться было бесполезно.

— Сочувствуешь ей? — взялся за старое Дюпре. — Она этого не стоит, сам подумай, что будет после того, как она поднимется к нему в номер. — И, наблюдая за лицом Кости продолжил: — Как уже не раз поднималась, — и что-то рассмотрев в его мимике, удовлетворенно кивнул.

— И как давно это продолжается?

— Сергей Витальевич Вам же уже все рассказал.

— Что вы узнали о Гае? Зачем он приехал?

— Встречается с партнерами по бизнесу, налаживает контакты, — начал Костя.

— Мерд, я бы все это проглотил, если бы он был человеком, но он не человек, — уставился француз на Костю своими темными глазами.

Костя лишь пожал плечами, подразумевая, что ему больше нечего предложить большому французскому боссу, сколько бы тот ни раздувался от негодования.

— Ты же не думаешь, что из-за нее? — съязвил Дюпре, и Костя вновь пожал плечами.

— Вы тут вообще хоть что-нибудь знаете, кроме того, как опохмеляться по утрам?

— Какое слово вы выучили, надо же, — не без издевки заметил Костя, но Дюпре лишь окатил его холодной волной своего презрения.

— Я — за ней, — коротко бросил Дюпре и побежал трусцой в сторону гостиницы.

— Но это же… — от неожиданности слова застряли в глотке Кости, — нарушение правил!