Дорога к неведомому - Дорит Медвед

Отпустив его, я в шоке отстранилась. Я дрожала как осиновый лист, и впервые за долгое время меня обуял ледяной холод. Тем не менее все мое тело было покрыто пленкой пота.

– Я… я чудовище, – выдохнула я прерывистым голосом.

Я все еще чувствовала духоту, вдыхала запах крови убитых людей и слышала, как говорю все эти ужасные вещи о пытках и смерти солдату, убившему Леандера. Я вновь почувствовала ту пламенеющую во мне ненависть и жестокость, когда ударила его ножом. Но хуже всего было измученное от боли, умоляющее лицо Леандера прямо перед тем, как я проснулась.

Солдат превратился в моего брата. А может быть, это все время был Леандер, а я, в своей ярости и жажде крови, просто этого не заметила.

Сухо всхлипнув, я вздрогнула, когда Люсифер снова взял меня за руку.

– Это был всего лишь сон, – заверил он меня.

– Ничего подобного! – зло крикнула я ему – и уже в следующий момент об этом пожалела. Но это действительно был не просто сон! Все казалось таким настоящим, таким ужасно реальным. А еще сны возникали в подсознании[7], то есть я на самом деле представляла себе, как все это делаю. И если бы убийца Леандера был еще жив, возможно, я бы действительно учинила с ним такое. Я бы замучила его до смерти, как и представляла себе в березовой рощице около Белого дворца, перед тем как мой волшебный дар впервые вспыхнул во мне.

Я была жестоким чудовищем с холодным сердцем, ничем не лучше Авана.

Люсифер сел рядом со мной и нежно обнял меня. На этот раз я не отстранилась.

– Хочешь поговорить об этом? – тихо прошептал он мне на ухо. Я покачала головой, и мы замолчали.

И все-таки в какой-то момент я все ему рассказала. Я не стала упоминать все ужасные подробности, но совершенно точно объяснила, что чувствовала, когда истязала солдата. Я поведала Люсиферу о гневе, ненависти и ужасающем удовлетворении от жалобного хныканья этого человека. Я рассказывала ему о том ужасном чудовище, которое во мне таилось.

Мы все в той или иной степени чудовища.

Так сказала Морган. И она была права. Я же была величайшим из всех чудовищ.

Люсифер молча слушал, и когда я закончила, он лишь вздохнул.

– Тара, – признался он, – мне снились тысячи таких снов, а некоторые из них были намного хуже.

Я моргнула. Этого я не знала.

– Такие сны ужасны, – продолжал он, – и я знаю, насколько виноватым себя после этого чувствуешь. Тем не менее они остаются лишь снами.

– Но ведь чтобы тебе приснилось что-либо настолько ужасное, ты сначала должен себе это представить! – вспыхнула я.

– Знаю, знаю, – примирительно поднял руки Люсифер. – Наше подсознание может быть чертовски жестоким, тут ты права, но это не имеет никакого значения, пока мы знаем, что никогда не осуществим приснившееся на деле. Я знаю тебя и знаю, что ты время от времени страдаешь от вспышек гнева. Но я также знаю, что ты никогда не сможешь сделать что-либо по-настоящему жестокое. Всеми нами порой овладевает ужасная жажда мести, в особенности после войны, но у нас достаточно самообладания, чтобы не пытаться претворить мысли о мести в жизнь. Это и отличает нас от настоящих чудовищ.

И он очень серьезно посмотрел на меня.

– Тара, ты все еще человек, а убийца твоего брата мертв.

Я не осмелилась напомнить ему, что это я обезглавила этого убийцу еще на поле боя, а просто кивнула.

– Повтори! – велел Люсифер.

– Что именно?

– Повтори, что ты не чудовище. Пожалуйста.

Я посмотрела в его умоляющие черные глаза, а затем, пытаясь говорить ровным голосом, сказала:

– Я не чудовище.

Он удовлетворенно кивнул и поцеловал меня в волосы.

– А теперь спи, – велел он. – Я присмотрю за тобой и разбужу тебя, как только увижу первые признаки того, что тебе снова снится кошмар.

– Нет, возвращайся в свою каюту. Я не могу просить тебя больше не спать из-за меня.

Люсифер чуть приподнял бровь.

– Я всегда буду с тобой, помнишь? И меня не волнует, буду ли я слишком мало спать сегодня или в любую другую ночь, когда тебя мучают кошмары. Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке. Я останусь здесь.

Я знала, что теперь ничто не сможет изменить его мнение, а мое себялюбие и не собиралось его менять. Ничего не ответив, я просто залезла обратно под одеяло. Хотя на самом деле койка была слишком маленькой для нас двоих, Люсифер прижался ко мне и обнял меня своими сильными руками. Его лицо находилось всего в полудюйме от моего, и его дыхание касалось моих губ.

– Я что, кричала? – тихо спросила я.

Ведь он каким-то образом проснулся. Теперь я задавалась вопросом, не разбудила ли и других.

– Нет, – ответил Люсифер. – Ты была совершенно неподвижна, когда я вошел в твою каюту. На мгновение я даже подумал, что ты…

Ему не нужно было продолжать. Я и так знала, что он имел в виду.

– Тогда от чего ты проснулся?

– Понятия не имею. В какой-то момент я вдруг открыл глаза. Какое-то чувство дало мне знать, что с тобой что-то не так, – и большего, чтобы ворваться в твою каюту, мне было не нужно.

Странно. Я зевнула. Ладно, о внезапном пробуждении Люсифера я повнимательнее подумаю завтра. Теперь я почувствовала себя ужасно усталой. Я закрыла глаза, надеясь, что Люсифер немедленно разбудит меня, если мне приснится еще один кошмар, – и с этой обнадеживающей мыслью наконец снова заснула.

† † †

Люсифер, жаворонок по своей натуре, любил рассветы даже больше закатов. Стоя на носу корабля, он как зачарованный смотрел на яркое солнце. Светило уже с раннего утра излучало волны тепла, когда, большое и пылающее, поднималось из воды, превращая небо и океан в целое море цвета. Похоже, даже в середине большого Ничто сегодня будет теплый летний день. На розово-оранжевом небе не было ни облачка.

Люсифер медленно отвернулся. Палуба оставалась пуста, если не считать Гордона; впрочем, капитан дремал, прислонившись к штурвалу, и его не заметил. Паруса были свернуты – и, вероятно, останутся свернутыми до конца дня. Ветер дул с северо-востока, настолько слабый, что Люсифер его почти не чувствовал.

Появления Тамары на палубе ждать наверняка оставалось уже недолго. Некоторое время назад он покинул ее каюту, чтобы полюбоваться восходом солнца – и чтобы ей было легче, когда она проснется. Возможно, она забыла о том, что произошло прошлой ночью. Даже если и нет – что, по его мнению, было куда вероятнее, – у нее, по крайней мере, появится шанс собраться с мыслями, прежде чем выйти на воздух.

Люсифер достаточно хорошо знал свою подругу, чтобы предвидеть ее следующие шаги даже раньше ее самой. Она выйдет на палубу во всеоружии, и он будет биться с нею до тех пор, пока она не выпустит пар. Тамара была очень темпераментной и обычно реагировала на шок, страх или боль вспышками непредсказуемого гнева.

Он уже трижды переживал такие ее вспышки. В первый раз это произошло, когда Леннокс застал их вместе и она была потрясена, что теперь кто-то узнал их секрет и мог их разоблачить. После этого она попыталась напасть на Люсифера, и он провоцировал ее, пока она не успокоилась. Второй раз имел место незадолго до войны, когда она так боялась за него из-за пророчества, что исколола ножами деревья в дворцовом саду. А около двух месяцев назад, вскоре после смерти Леандера, гнев ее вспыхнул в третий раз, в буквальном смысле слова – и она спалила часть дворцового парка.

Что ж, после этого ужасного сна ее наверняка ожидала еще одна такая вспышка. Ему самому после войны снились подобные сны. Он бесконечно долго пытал всех тех солдат, которые ранили его самого или его друзей. Снова и снова он просыпался в холодном поту.

Он знал, что переживает сейчас Тамара, и все же сделал бы все от него зависящее, чтобы стереть с ее лица те