Стать пустым - Артём Чазов

По крайней мере так нам рассказывают в школе. Я не считаю, что это так. Всё это — огромный труд, который тянулся долгие годы и лишь для тех, кто не участвовал в разработке какого-либо открытия, оно является внезапным. Но с давних пор подобные моменты, когда ты до чего-то вдруг внезапно додумался, люди начали называть красивым словом "Эврика", или нашим русифицированным вариантом — «Озарение». Именно озарение ко мне сейчас и пришло, а если проще, то меня осенило.

Мы стояли с Серёгой на балконе и курили, а точнее просто держали тлеющие сигареты меж пальцев, потому, что они больше не приносят такого удовольствия, как раньше, а всё равно, при их наличии, как-то легче разговаривается. Было видно, как мой друг пытается меня отвлечь, заболтать, чтобы я так сильно не грузился. Он знает меня, как облупленного, мы уже давно дружим и через многое с ним прошли. Хотя то, как мы познакомились, не предвещало долгой и крепкой дружбы.

Помню это была наша первая школьная линейка, маленькие новоиспечённые первоклассники, все с огромными букетами в руках, одеты в рубашки, костюмчики, галстуки. Загляденье. Грузная женщина директор, которая, сколько её помню, всегда ходила с химической завивкой волос, говорила в микрофон о том, как она рада нас всех видеть и желает нам лёгкой учёбы, напутствовала нам, что бы мы хорошо учились и слушались родителей и своих преподавателей. Мой букет, собранный бабушкой на даче из тюльпанов, бархатцев и гладиолусов, был настолько огромным, что я еле мог держать его двумя руками. Он то и дело заваливался из стороны в сторону и это начало бесить мальчика, который стоял рядом и уже несколько раз получил моими цветами по своему лицу.

Через два часа мы сидели в кабинете директора, с распухшими губами, фингалами под глазами и разбитыми кулаками. Моя жилетка была порвана, а галстук мальчишки больше походил на облезлый хвост дворовой собаки. Как же нашим родителям было стыдно за нас. Директриса отчитывала их, ругала нас и сказала, что если они нас не помирят, то им придётся искать другую школу. Целый месяц нам пришлось ходить в школу за руки с Серёгой, родители провожали нас в школу и забирали из неё и следили, что бы мы вели себя хорошо и не разрывали руки ни на секунду. Уже через пару недель нам это перестало доставлять дискомфорт, мы открыто шли на контакт, а к концу своего наказания были уже отличными друзьями. Вот с тех пор мы с ним уже и дружим, двадцать лет уже прошло, хотя у настоящей дружбы нет срока годности.

— А помнишь, как мы уехали с тобой ко мне на дачу? Сколько нам тогда было? Лет четырнадцать? Отпросились у родителей на пару дней, а сами зависли там на неделю, ох и получили мы с тобой тогда по шапкам.

— Да, Сер, такое не забывается, мамка меня даже не сразу тогда узнала, стоит перед ней заросший подростковой щетиной и провонявший костром сыночек и тупит глазами в пол. Хорошо, что всё обошлось тогда.

Мы разговаривали с ним пол часа, не меньше, пока моя мама, успевшая переодеться в домашний халат, не пришла нас искать. По её словам, гости уже почти разошлись, и она попросила нас помочь ей с уборкой посуды со стола.

Мы провожали последних гостей и беспокоились, как дядя Саша дойдёт до такси и не уснёт в ближайших кустах. Потому что на ногах этот здоровяк стоял уже едва ли. Но как только он вышел в подъезд, мы, облегчённо выдохнув, захлопнули за ним дверь.

По традиции моя бабуля предлагала нам остаться, а когда поняла, что это бесполезно, то попыталась всучить с собой еды. Я отказываться не стал, да у меня и не получилось бы, тем более дома всё равно шаром покати. А Серёга отмазался, сославшись на то, что жена будет возмущаться, что муж носит домой чужую еду, когда она пол дня стояла на кухне и готовила.

Распрощавшись с бабушкой, мы вышли на улицу, где уже вечерело. Летний зной уже почти сошёл на нет, на улице стало легче дышать, благодаря прохладному ветерку, дувшему со стороны Волги. Только всё это благолепие нарушали проснувшиеся под вечер комары, от которых не спрячешься ни за каким защитным заклинанием.

Был восьмой час, но мы никуда не торопились. Зашли в магазин, взяли по баночке пива, с пол часа ещё посидели на лавке под давно отцветшей сиренью и только тогда вызвали такси. Всю дорогу до дома я старался ни о чём не думать. Пока первую половину пути со мной болтал Серёга, это ещё получалось, но, когда его высадили и дальше поехал я один, мысли накатили на меня с увеличенной силой. Что это было? Что с этой фотографией не так? Почему я раньше не видел эту чёртову дымку и почему сейчас её вижу только я? Правда, чтобы не сойти за сумасшедшего, я сделал перед Серёгой вид, что мне что-то показалось и ни у кого больше ни о чём не спрашивал. И почему после увиденного у меня повысилась проницательность? Что там говорилось? Стоп! Я вспомнил! «Вы теперь можете отличать пустых от жителей». Как-то так. Залазить в систему и перепроверять я не стал, потому что неизвестно на сколько я опять туда погружусь, решил подождать до дома.

Доехали мы быстро и спокойно, я вышел из машины, как обычно нажав кнопку «онлайн оплаты» и побрёл в сторону своего подъезда. Перед тем, как зайти, я оглядел свой двор. Он жил обычной жизнью. На лавочках возле ограждения перед детским садиком сидели подростки, пили пиво и орали под гитару обычный репертуар молодёжи. В данный момент они пели «Группу крови» Цоя. Да, времена идут, но песни не меняются. Впрочем, оно и к лучшему. Под беседкой сидели мужики, местные забулдыги, которые по традиции играли в домино. Мне всегда казалось, что смысл этой игры в том, чтобы первому стукнуть фишкой о стол и во всю глотку заорать: «РЫБА!». По тротуару, вдоль двора шли две мамаши с детьми в колясках. Обычная вечерняя прогулка на свежем воздухе и обсуждение действительно важных для них тем. Как у кого-то мужья неплохо зарабатывают, а их денег с трудом хватает на пелёнки. Двор просто жил, как будто днём тут ничего и не происходило вовсе. Хотя, если верить Гролу, то этого утреннего происшествия никто и не видел.

Ладно, хватит размышлять, пора домой. Не торопясь, вразвалочку, я поднялся на третий