Львиный мальчик - Зизу Кордер

Мальчик и молодой лев то и дело переглядывались. Они не могли поговорить, ведь Маккомо находился очень близко. Надо было ждать. Но сколько?

Пение дрессировщика напомнило Чарли о той прекрасной музыке, что так поразила его в первый раз на корабле. Поскольку возможности переговорить со львами все равно не представлялось, мальчик решил найти мадам Барбю или Пируэт, чтобы расспросить их. По крайней мере, одним вопросом стало бы меньше. К сожалению, бородатая женщина была занята — она брила ноги, а гимнастка, как оказалось, репетировала на арене. Беспокоить ее явно не стоило. Чарли спустился в подсобку. Однако Джулиус тоже не смог помочь. Его отец потянул ногу на репетиции, и теперь сын должен был прикладывать к поврежденной ноге папаши-клоуна лед, чтобы до приезда в Париж все зажило.

— Так когда же мы приплывем? — поинтересовался Чарли.

Признаться, он был удивлен, что циркачи уже думают о прибытии. Они плыли три дня, но земля не показалась даже на горизонте. Странно, что Франция так далеко.

— Не удивляйся, мы плывем прямо по середине пролива, — ответил Джулиус. — Если бы мы шли вдоль берега, люди бы выбегали на пристани, махали руками и шумели. Они всегда просят нас остаться и дать представление. А когда обезьяны слышат шум, то начинают нервничать, прыгать и громко кричать. Представляешь, каково это? Теперь мы плаваем только в открытом море. Франция как раз по левому борту. Сегодня днем пройдем мимо Гавра и поднимемся по Сене. Завтра ночью минуем Руан. Лучше расспроси матросов — им виднее.

Как бы там ни было, Джулиус не мог ни на шаг отойти от отца.

— Спроси Ганса, — посоветовал он товарищу. — Он тебе все покажет.

Чарли отыскал Ганса в загоне ученого поросенка. Мальчик, как обычно грязный, одной рукой держал бисквит, а другой гладил маленького юркого котенка.

— Не такой уж этот поросенок ученый, — пожаловался Ганс. — Вот во Франции есть ученая лошадка, так она уравнения решает. А этот хрюндель знает только умножение и деление. Ну, сложение с вычитанием даже не в счет…

— Не понимаю, как поросенок может складывать или умножать? — невольно выпалил Чарли. — А лошадь? В смысле… это и людям-то не просто дается. Как же животные справляются с математикой?

Ганс медленно поднял голову. В его взгляде явственно читалось восхищение. Казалось, мальчик невероятно обрадовался, услышав, как Чарли задал этот вопрос.

— Не понимаешь? — переспросил он. — Ну, я не могу ответить. Пока не могу. Придется тебе подождать. Вот посмотришь представление и все поймешь. Поросенок очень даже может разбираться в математике.

Ашанти перевел взгляд на поросенка. Тот привольно развалился в самой грязной куче отбросов и довольно похрюкивал, полуприкрыв розоватые веки. Ученостью тут и не пахло.

С другой стороны, разве, глядя на Чарли, можно было бы предположить, что он умеет разговаривать с кошками?

Интересно, а поросята о чем-нибудь разговаривают? Хотя, увидев ученого поросенка, трудно понять, есть ему что сказать или нет. Ганс наклонился к питомцу и поскреб его промеж ушей. Поросенок шумно всхрапнул от удовольствия.

Чарли разочарованно покачал головой.

— Расскажи-ка мне лучше про музыку, — попросил он. — Когда меня подняли на борт, я слышал необыкновенную мелодию. Она и пела, и звучала скрипкой, и ухала тарелками. Было немного похоже на аккордеон, но все же не то…

— Вот ты о чем, — отозвался Ганс. — Это каллиопа.

— Калли… что? — не понял мальчик.

— Каллиопа, — повторил Ганс.

— Понятно, — сказал Чарли, хотя ничего ему не было понятно.

— Что-то вроде органа, — пояснил маленький дрессировщик. — Просто потрясающая штука. Хочешь на нее взглянуть? Пойдем!

Мальчишки вышли на палубу. Впереди шагал Ганс, прижимая к груди котенка. За ним семенил Чарли, стараясь не отстать.

— Эй, вы! Поосторожнее! — воскликнул матрос, когда мальчики проскользнули мимо, чуть не смешав ровные бухты каната.

— Извините! — бросил Чарли через плечо.

Ганс завернул за угол и отворил неприметную дверцу. Коридор уходил в глубь корабля. Странно, но его не отделали так, как все парадные проходы. Не было деревянных панелей и тяжелых занавесей. Однако не было и грязи служебных переходов. В коридоре не пахло шерстью и пометом животных, только почему-то казалось очень жарко. И с каждым шагом становилось все жарче. Уши терзал ровно нарастающий гул.

— Мы прямо над мотором, — пояснил Ганс.

Ему пришлось почти кричать, чтобы приятель его услышал.

— Почему? — заорал в ответ Чарли. — Как можно слушать музыку в таком шуме?

— Музыка — тоже часть шума! — выкрикнул Ганс.

Скоро мальчики дошли до небольшой дверцы. «Свинопас» отчаянно забарабанил в нее и, не дождавшись ответа, толкнул дверь. Она открылась. Ганс впихнул внутрь Чарли, а затем и сам зашел, плотно закрыв за собой дверь.

Стало тише, но ненамного. Шум по-прежнему резал слух. Комната оказалась довольно длинной и очень узкой. Вдоль комнаты протянулись три гигантские клавиатуры, похожие на фортепианные, только намного длиннее и шире. Вместо черного и белого клавиши были окрашены в зеленый и розовый. На полу виднелись три железные педали. На стенах и на потолке крепились разнокалиберные рычаги. С каждого рычага свисала аккуратно надписанная бирка. Над клавиатурой вздымались отполированные металлические трубы, уходящие прямо в потолок.

— Что это такое? — спросил пораженный Чарли.

— Я же говорил, что-то вроде органа, — терпеливо пояснил Ганс. — Трубы проводят звук наружу. Эта штука работает от корабельного мотора. Механизм примерно тот же, что у чайника со свистком. Нажимая на педали и рукоятки, можно извлекать различные звуки. А на клавишах играют мелодию.

— Можно мне попробовать? — с трепетом попросил мальчик.

Чарли довольно хорошо играл на пианино. А однажды в церкви он даже слышал настоящий орган.

— Нельзя! — довольно резко ответил Ганс. — Майор Тиб нас обоих просто убьет. Ты что, она же ревет как зверь! Услышишь, когда приедем в Париж. На каллиопе всегда играют, чтобы люди слышали, как мы приплыли, и раскупали билеты на представление. Звук распространяется на мили!.. Правда, знаешь что? Звук просто ужасный!

— Я слышал — тогда, на реке, — сказал Чарли. — До сих пор помню.

Да, он помнил, прекрасно помнил. И звук вовсе не показался ему ужасным. Он показался мальчику просто удивительным. Чарли не отказался бы еще раз послушать каллиопу!

Со львами Чарли смог поговорить только после обеда, когда Маккомо удалился принять ванну. Мальчик тут же подскочил к клетке молодого льва.

— Ладно… — напряженно прошептал Чарли. — Расскажи мне все.

— Есть две новости, — также шепотом ответил лев. — Еще в Гринвиче, до отплытия, на корабль пробрался портовый кот. Все бродил, вынюхивал и наконец зашел к нам. Искал он тебя. Тогда-то мы не поняли, что тебя, но говорил кот о мальчике, который знает наш язык. Он сказал, что мальчика любят все кошки, а у него беда — украли родителей. Их везут в Париж. Тебе повезло, ведь мы плывем именно туда. Ты рад?

Чарли расплылся в неправдоподобно широкой улыбке. Лев подождал, пока человек вновь обретет способность слушать и говорить.

— Они на «Акуле», — продолжил самец. — Кот тогда не упустил возможности распространить слухи. Говорят, его подружка — кузина одной кошки из развалин возле Лондона.

Мальчик улыбнулся. Да, друзья не бросили его в беде.

— Выходит, они лишь немного нас опережают? — с надеждой спросил Чарли. — Как думаешь?

— Да, — согласился лев, — далеко они уйти не могли.

— Если я буду хорошенько смотреть по сторонам, — воодушевился мальчик, — я, может, даже увижу этот корабль, и тогда в Париже…

— Не увидишь, — оборвал его лев.

— Почему?

— «Акула» — не корабль, а подводная лодка.

Подводная лодка! У Чарли сердце ушло в пятки.

Как здорово, что мама и папа совсем рядом. И как ужасно, что они заперты в металлической сигаре, погрузившейся глубоко в толщу воды. Страшные морские чудища заглядывают в иллюминаторы… Жуть! Но все равно — они рядом. Они плывут в Париж. Чарли был уверен, что там он неизбежно отыщет родителей.

— Почему их похитили? — спросил молодой самец.

В его голосе ясно читалось сочувствие. Неудивительно, ведь львов тоже крадут, похищают, увозят — от семьи, от дома, от былой привольной жизни.

— Скорее всего, потому, что они знали что-то важное, — горестно ответил мальчик. — Они ученые. Наверное, сделали открытие, а кому-то это не понравилось или… Честно говоря, я точно не знаю.

— А что за открытие?

Чарли пожал плечами.

— Они много чего открыли.

— Ты по ним сильно скучаешь? — спросил хищник. — Я слышал, что люди очень чувствительны.

— Очень сильно, — честно признался маленький человек.