Горизонт края света - Николай Семченко

– Обманул нас всех Володька-то Атласов, обманул! Знал, я ему на смену буду послан: много воли не дам, потому и ушёл в поход. И вот-те на! – он схватил со стола бумагу и прочитал: «В прежние годы» – коряки-то, слышь – «в прежние годы», – он выразительно глянул на Миронова, – «слыхивали от своих родников и от служилых людей, что те де служилые люди ясачных людей не громят». А Володька их, мол, громит.

– Эва! – хмыкнул Миронов. – Атласов ласкою да приветом никогда не отличался. Ух, злой бывает, особливо, когда всё не по нему. Но и ясачные людишки горазды понапрасну жаловаться на притеснения…

– Так-то оно так, – кивнул Постников, – но эта челобитная правильная. Атласов собрал ясак вторично. Коряки с эвенами недовольны, того и гляди, бунт поднимут. Тогда Володька по своей дурости потеряет служилых людей…

Постников снова заходил по светлице, покусывая обвислые усы.

Осип уселся на скамью у стены и стал задумчиво смотреть в окошко, затянутое тусклым оленьим пузырем. О челобитной на Атласова он уже знал. Принёс бумагу в Анадырский острог человек из камчатской землицы – сказался посланцем Иктени. Он потребовал, чтобы его пропустили к самому большому начальнику. И когда туземца спросили, зачем, он простодушно ответил: «Жалобу велено ему передать…»

Молва быстро разнесла эту весть по Анадырскому. Люди говорили и о том, что, получив послание, Постников заперся у себя, никого к себе не допуская.

– Чьей рукой челобитная писана? – равнодушно спросил Миронов, не отрывая взгляда от окошка. – Знамо дело, язычники-то грамоте не умеют. Кто-то из казаков писал челобитную…

– Почерка не узнаю, – ответил Миронов. – Одно ясно: Володька набедокурил, язычники возмущаются, требуют справедливости…

– Эх, не вовремя он этот поход затеял! – вздохнул Миронов.

Положение и в самом деле было тревожное. После ухода Атласова в тундре снова зашевелились люди князя Канмамутея. Его род был старым, могущественным – перед ним преклонялись и оленные, и сидячие люди. Туземных воинов всё чаще стали замечать у Анадырского – знать, вели разведку. Канмамутей похвалялся, что-де сильней его никого в тундре нет, и мельгытангов не спасут даже их огненные палки.

– Если коряки совладают с Атласовым, то чукчи нас непременно тоже побьют, – мрачно молвил приказной и перекрестился. – Подмоги ждать неоткуда…

– Надо Володьку вернуть, – присоветовавал Осип. – С ним более шести десятков казаков. Вот где наша сила!

И вскоре из Анадырского острога вышел отряд казаков, посланный вдогогнку за Атласовым.

***

Тундру опутали бусы. Этот густой туман при сильном ветре и крепком морозе опасен для путешествий: одежда намокает, смерзается и превращается в толстый ледяной панцирь. Тогда шуба или малица не держит тепла, и если не обсохнуть у костра, наступает неминуемая смерть.

– Вернёмся в стойбище, – решил Атласов. – Переждём непогодь..

Потап Серюков вздохнул:

– Как-то там у олюторских еоряков Сидор Бычан столько лет пребывает? Поди, окромя бусов, и другие напасти на Камчатке есть?

Судьба Бычана, которого оставил на Олюторе-реке Лука Морозка, тревожила и Атласова. Корякские князцы не желали терять свободу и наверняка у казаков Бычана с ними тоже были схватки. А припасы пороха не безграничны… Ох, всё ли ладно у Сидора со товарищи?

В конце концов, Атласов надумал отделить от отряда две казачьих дксятки. Пусть перейдут через долину реки Таловки к олюторцам. Сидору надо выслать бумагу, написать, чтобы возвращался в Анадырское, а обе посланные десятки вместе с проводниками нагонят отряд у Камчатки-реки.

Вернувшись в стойбище Иктени, который было обрадовался, что удачно избавился от непрошеных гостей, Атласов ещё раз обдумал свой план. Его выбор пал на Потапа Серюкова. Силён Потап: в кулачном бою шутя мог уложить сразу двоих, да так, что их души едва-едва на место возвращались.

– Собирайся, Потап, в путь-дорогу, – твёрдо сказал Атласов. – Не сегодня-завтра бусы кончатся – мы отправимся своим путём, а два десятка казаков под твоим началом – на Олютору.

Об этом решении неведомо как узнал князец Ома. Он пришел к Атласову и без лишних церемоний заявил:

– Люди говорят, что Потап на Олютору идет. Такого сильного человека отряд лишится! Неясачные коряки могут бунт поднять…

Владимир Владимирович затаил в усах усмешку:

– А ты не бойся! Или забыл про наши «огненные палки»? Они и нас защитят, и твоих воинов…

Ома смолк. Необдуманными словами он мог выдать свой замысел. Хоть и не ладил с Иктеней из-за старой родовой вражды, но нашёл-таки с корякским вождём общий язык – нужда заставила. В ту ночь, когда Атласов и его ближние казаки развлекались плясками женщин, он вслед за Иктеней ушел к шаману.

В юрте от сырых дров до самого потолка стоял такой дым, что человека напротив разглядеть трудно. Спасаясь от угара, залезли в тёплый полог. В плошке тускло мерцал огонь, язычок пламени робко вздрагивал от малейшего дуновенья и грозил совсем угаснуть. Сидели молча, пили настойку из сухого кипрея. Наконец, Иктеня сказал:

– Зачем Ома со знатными чукотскими и юкагирскими людьми Починой и Позделей пришли вместе с мельгытангами? Мельгытанги хитрые. Они сами захватят все места, где живёт соболь.

Шаман, тихонько ударив лапой орла в бубен, закатил глаза и забормотал:

– Вижу кровь… Ай, много крови… Везде – кровь, кровь…

Он закачался из стороны в сторону, сильнее забил в бубен:

– Кровь! Кровь!

Пламя в плошке заметалось из стороны в сторону, вот-вот угаснет. Иктеня приставил к посудине огонь, прикрыл огонь, чтобы в переменчивом свете яснее видеть все движения шамана.

– Плохо будет Оме, ох, плохо! – верещал шаман. – Хитрый мальгытанин заманит его к камчадалам, огнём испепелит юкагиров…

– Он обещал отдать нам все реки, где живёт соболь, – напомнил Ома. – Наши люди будут там охотиться…

Иктеня громко, надсадно засмеялся, даже за живот схватился. У Омы кровь прилила к щекам:

– Зачем смеёшься надо мной, как над дураком?

– Обещать легко – сдержать слово трудно, – наконец сказал старик, вытирая выступившие слёзы. – Обманут вас мельгытанги! Всем нам они – чужие, и царь их – чужой…

– Он взял нас под защиту, – напомнил Ома. – Ясак сбавил юкагирам…

– А мы, коряки, разрешим юкагирам охотиться везде, где они пожелают: тундра велика, всем места хватит, – пообещал Иктеня. – Забудем старые обиды, дружить будем…

В ту же ночь в юрту шамана, воровато озираясь, пробрался один из казаков. Его испугались, но он, заговорив по-юкагирски, предложил составить челобитную на Атласова.

Иктеня осторожно молчал: не специально ли этот человек подослан? Выведает тайные мысли, узнает о недовольстве князцов – и ожидай расправы! Но пришелец, вынув бумагу, дружелюбно улыбнулся:

– Конечно, послание составлю за плату. Дадите столько собольков, сколько пальцев на одной руке…

Эти слова успокоили князцов, и жалоба была составлена.

А на следующий день ветер стих. Солнце разорвало туман, и блистающие снега ослепили глаза. К полудню отряд Потапа Серюкова ушёл к Парапольскому долу, а оставшаяся часть русских и юкагиров отправилась дальше, к югу.

От реки Подкагирной вскоре добрались до мест, заросших высокими деревьями. Меж них узкой лентой тянулась речушка, засыпанная снегом. Её так и назвали – Лесная. На ней ветер кое-где обдул снег, и сквозь окошечки льда можно было разглядеть на дне камешки, коряги и какие-то водоросли, спутанные в клубки.

Здесь, в лесной чаще, казаки и юкагиры обнаружили много следов – и беличьих, и росомашьих, и лисьих, а главное – легких, стремительных собольих!

Ома самолично подстрелил из лука матерую росомаху. Её тут же освежевали у костра. Горячие, дымящиеся на морозе печень и сердце князец разделил между своими ближайшими приспешниками.

– Хорошая росомаха, – нахваливали они добычу Омы. – Смелая была охотница. Её печень – сладкая, сердце – вкусное. Сила её к нам переходит.

– Шаманская была росомаха, – заметил один из юкагиров. – Смотрите: на её спине черного меха больше, чем у других росомах…

– Не про неё ли старики сказки рассказывали? – спросил молодой Ерёмка Тугуланов.

– А что за сказка? – заинтересовался Атласов. Ему нравилось слушать туземные рассказы ли, побасенки ли – не суть важно, лишь бы они касались происхождения и обычаев тех народов, с которыми его сталкивала судьба. Через них, как ни через что другое, определялся их характер. Так ему казалось.

– Ладно, расскажу, – сказал Ерёмка. – Ходила одна лисица по тундре – всё равно, как мы: измаялась, измучилась. Повстречала медведя, сказала ему: «Дед, боишься человека?» Медведь сказал: «Друг, зачем я его буду бояться? Я съем его, – всё равно как ягоду». Лисица сказала: «Дед, много я ягод видела, пойдем туда, иди за мной.» Лисичка пошла первой, человека встретила и сказала ему: «Медведя привела, карауль здесь».