Укрощение строптивой (СИ) - Ростов Олег

— Привет. — Кристина молча смотрела на меня. Говорить она не могла. Челюсть у неё была повреждена. — Да, малыш, жестко ты с собой обошлась. Ну ничего. Главное живая. Ты ещё молода. Всё будет хорошо.

Кристина закрыла глаза, из-под правой ресницы выкатилась слеза. Не знаю почему, но я наклонился к ней и поцеловал её в сухие губы. С тех пор, раз в два дня я стал навещать её. Она молчала. Я приходил, сидел рядом и тоже молчал. Примерно недели через три она спросила меня.

— Зачем ты ходишь? — Говорила плохо. Но понял её.

— Как зачем, Крис? Я муж твой, пока что ещё. — Легкая улыбка тронула её губы.

— Муж… Объел… Груш. — Медленно проговорила она.

— Да хоть яблок.

— За…чем?

— Я всё же клятву давал. В горе и радости, в болезни и здравии. А я не клятвопреступник.

— Я… Не зна… Такой… Клятвы.

— Это не важно. Главное, что я знаю.

— Из… Алости?

— Нет. Из чувства долга.

— На х…й тво… Долг.

Я засмеялся.

— Ну вот, узнаю прежнюю Кристю! Начала материться, значит идёшь на поправку. Вот видишь, как хорошо! — Её губы опять тронула слабая улыбка.

Кристина медленно поправлялась. Ещё через месяц, её перевезли домой. Она сама попросилась. Я теперь ездил к ней за город. Тесть не возражал. Он вообще занял выжидательную позицию. Потом, он отдал мне «Порш Кайен» моей жены.

— У тебя почему машины нет?

— Не купил ещё.

— Чужие тачки прокачиваешь, а свою не имеешь? — Я пожал плечами. — Возьми «Порш» Кристины. Она всё равно уже не поедет, так зачем машина только зря пылится будет?

И действительно, зачем пылиться будет? Конечно, у Кристины была сиделка. Но как я понял, по сути всем было на неё наплевать. Тесть только дежурно спрашивал о её здоровье. Оплачивал лечение и лекарства, но и только. Мать вообще уехала во Францию и глаз не показывала. Справлялась о здоровье дочери по скайпу. Этим её участие ограничивалось. Не понимал я их. Всё же это дочь. Родная! Нет, уход за ней был хороший. Но ведь человеку не только это нужно было. Кристине за это время вставили выбитые при аварии зубы, привели в порядок её идеальную белоснежную улыбку. Когда с неё сняли гипс, а с ног аппарат Елизарова, я увидел её. Она была ужасно худой. Смотрела на меня зло.

— Что? Страшилище? Тогда чего пялишься? Пошёл вон отсюда.

Я не обращал на её выходки внимания. На убогих обижаться — себя не уважать, Поговорил с мамой и с тёткой. Решили, что я буду присматривать за Кристиной. Мама сама меня туда отправила.

— Иди, Степан. Она больше в тебе сейчас нуждается.

— За ней там присмотр хороший. А на меня ругается. — Я печально усмехнулся.

— Присмотр? Там за ней за деньги смотрят. А ей другое сейчас нужно. Понимаешь? Кому бедная девочка вообще нужна? Калека. А у вас с ней что бы там не было, детишки растут.

— Не у нас, а у тестя.

— Какая разница. Вот и поставь себе задачу, на ноги её поднять. А там глядишь она и матерью может станет нормальной. По кромке то пройти, это тебе не в магазин сбегать. Люди меняются. А то, что ругается на тебя, так это ничего. Защищается она так. Сделай чтобы не ругалась, а ждала тебя. Будь мужчиной, Степан. Не имеет сейчас значения кем она была и что делала. Важно, кто она сейчас. Ей помощь нужна. А как, если не от мужа её получить, если для родителей она списана уже и отрезанный ломоть?

— Да какие мы муж и жена…

— А вот такие. Назвался её мужем, будь добр в горе и радости, в болезни и здравии. Пусть радости у вас не было. Пусть в здравии вы не были вместе. Зато в горе её, в болезни ты будешь рядом. Это важно сынок.

— Мам, да на ноги поставить её навряд ли получится. Ей уже приговор вынесли, максимум инвалидное кресло.

— А ты не спеши. Сейчас одно говорят, а потом другое. Главное это желание и воля. Понял? Люди с инвалидных кресел встают и бегать начинают, хотя им тоже приговоры выносили.

— Ладно. Я постараюсь.

— Постарайся сынок, постарайся.

С того времени я переселился жить в Кристине. Спал в соседней комнате с её спальней. Вернее, спальня то как раз была наша с ней общая, брачная так сказать. Но сейчас там находилась одна Кристина. Пока я жил у неё, закончил курсы лечебного массажа. Стал упражняться на своей жене. Она сначала возмущалась и гнала меня. Но я не обращал на её ругань внимания. Тем более, сопротивляться она мне не могла. Её руки были очень слабыми. Она даже ложку удержать ими не могла. Поэтому я сам часто её кормил. Она сопела не довольно и отказывалась есть из моих рук. Я её уговаривал как дитя малое, она всё равно вредничала. Меня это достало.

— Короче, рот открыла или я тебе это силой запихаю.

Кристина посмотрела на меня и отвернулась. Дьявол. Повернул её лицо к себе. По щекам бежали слёзы. Да что б меня. Достал платок и вытер их ей.

— Извини, малыш. Нет, ну реально! Я тебя упрашиваю. Что за цирк и детский сад, вторая группа? Давай покушаем?

— Есть сиделка. Пусть она кормит.

— Обязательно. Это когда меня рядом не будет, тогда она кормить тебя станет.

— Слушай, Степан. Что ты тут ошиваешься? Наследство хочешь моё заграбастать? А что, ты мой законный муж.

— Вспомнила что ли? Я в восторге. Вот только никакого наследства твоего мне не надо. Всё ребятишкам достанется. Андестен? Решили с вопросом? Теперь ротик открывай, будем кушать.

Накормил её. Потом носил в ванную, мыл и подмывал. А что мне? Я и маму так носил мыл. Кристина ругалась на меня, плакала, просила, что бы я исчез. Наконец, сказала, что ей стыдно. Я рассмеялся.

— Крис, я тебя голой сколько раз видел и не только видел. Вон у нас два пацана растут.

— Это не твои дети! Так что можешь расслабиться.

— Расслабляться ты будешь, например на унитазе. Не надо мне лапшу на уши вешать. Пацаны мои. Я провёл тест ДНК. Так что сама отдыхай. Я их отец, поэтому имею полное право их пороть ремнём, когда подрастут.

Кристина смотрела на меня возмущённо.

— Что значит тест ДНК? Я тебе разрешала это делать?

— Да мне наплевать на твоё разрешение. Я такой же родитель, как и ты.

— Ну ты… — Дальше шла сплошная нецензурщина. Я её спокойно выслушал. И потащил Кристину в ванную.

— Скажи, сколько ты ещё надо мной издеваться будешь? — Спросила она, когда я расположил её в джакузи и включил душ.

— Пока ты на ноги не встанешь.

— То есть, до самой моей смерти?

— С чего бы это?

— Я никогда не встану на ноги, кретин!

— Кто тебе сказал?

— Врачи. А они лучше разбираются в этом, чем ты, придурок.

— Уверена? Я лично нет. Так давай ножку помоем. Теперь другую. Теперь промежность.

— Ты извращенец?

— Почему обязательно извращенец?

— Моешь калеке пи…ду. Тебе по кайфу?

— Во-первых не какой-то калеке, а больной жене. Это разные вещи. Во-вторых, мне не привыкать тебе там гладить, забыла наши развлечения? Я сейчас ещё зад тебе помою.

— Может ещё трахнешь меня туда? А что, тебе не привыкать.

— Обязательно трахну. Как только на ноги встанешь. Так что ждать тебе не долго осталось. Зад то не болит, Кристиночка?

— Не болит. У меня там вообще ничего не болит. Так что, подонок, можешь меня туда изнасиловать, даже без смазки.

— Не, без смазки нельзя. И насиловать я тебя не собираюсь. Сама отдашься, да ещё упрашивать будешь.

— Иди отсоси, идиот.

— И это ты сделаешь с удовольствием. Так руку подними, молодец. Так держи. Сколько сможешь руку поднятой держать?

— Не знаю.

— Но уже дольше, чем неделю назад?

Кристина задумалась. Потом кивнула.

— Хорошо. Руки у тебя восстанавливаются потихонечку. Скоро меня колотить сможешь. Давай теперь живот. Умница. Теперь грудь твою изумительную. Сейчас вымоемся, я тебе массаж организую, исключительно лечебный. Что?

— Лечебный?

— Исключительно лечебный. А ты какой хотела? Эротический? Извини, подруга, но эротический ты пока не заслужила. Так, переворачиваемся. Аккуратненько. Умница-разумница.

— Хватит со мной, как маленькой разговаривать.