Огонёшка - Маргарита Константиновна Агашина

размахивая какой-то бумажкой, Толька влетел в будку и закрутил диск автомата.

«Интересно, кому это он так срочно звонит…» — подумала Инна.

Рядом, на столике, зазвонил телефон. Инна сняла трубку.

— Можно Инну к телефону? — раздался не по-Толькиному вежливый Толькин голос.

— Суханчик! Что случилось? — закричала удивленная Инна, глядя на Тольку через окно.

— Вося! Я стихи написал. Слушай…

Каким необыкновенным был этот день! И первый снег. И диспут! И этот разговор с Толькой, как по видеотелефону, о котором она недавно читала в журнале «Техника — молодежи». Она слушала и думала о далёких лунатиках, которые там, у себя на Луне, совсем как Толька Суханов, не знают своей лунной математики, и о том, что у этого двоечника Тольки все-таки хорошая, пионерская душа…

А за окном, на Аллее Героев, падали крупные мохнатые снежинки, засыпая тонкие березы, стройные ёлочки и неуклюжие Толькины следы.

Вторая четверть самая короткая: не успеешь оглянуться, а уже и декабрь кончается. И уже по всему городу несут ёлки: кто в обнимку, кто на плече. А ёлки машут пушистыми маковками, словно манят за собой, — не хочешь, да пойдешь! А и уколются, так не больно, а так — по привычке: ёлка, да чтоб не кололась!.. На всех балконах ёлки. На улицах ёлки. В троллейбусах ёлки. У базаров очереди за ёлками. Не город, а хвойный лес! Скоро Новый год!!!

Вторая четверть самая короткая и самая вредная: как ни коротка она, а кое-кто, умеючи, успел нахватать двоек за её короткие зимние дни! Конечно, без двоек ни одна четверть не обходится. Не дожили ещё до такой сознательности. Но в любой другой четверти исправить двойку не проблема! Как почувствуешь, что четверти конец, садись — зубри, а потом бегай за учителем, проси, уговаривай, чтоб спросил. Клянись, что это в последний раз, что ты осознал свои ошибки. Ни один учитель не устоит — спросит! Вот тебе и нет двойки! Так все всегда делают… Только во второй четверти всё не так. Спросите любого двоечника, он вам то же скажет… Потому что в конце второй четверти по всему городу, как в лесу, пахнет хвоей. И несут по улицам ёлки. И на всех балконах ёлки. И в трамваях тоже ёлки. И никаких сил нет учить алгебру или историю. И как ты ни старайся, сколько над учебниками ни сиди, в голову лезет одна-единственная мысль: скоро Новый год!

Новогоднее столпотворение началось в шестом «А» дней за десять до каникул.

Перед последним уроком в класс забежала старшая вожатая Татьяна Сергеевна.

— Ребята! Вашему классу выпала честь…

— Ну, раз выпала честь, значит, опять или лом собирать, или ещё что-нибудь в том же духе! — перебил вожатую Толька.

— Не угадал, Суханчик! Не угадал! Сегодня вам выпала, по-моему, очень весёлая честь.

И от этих слов вожатой, и оттого, что она сказала не «Суханов», а «Суханчик», всем стало весело.

— Надо в зале на стенах лампочки переменить. Понимаете, мы к Новому году достали разноцветные лампочки. Чувствуешь, какая красота будет! — Татьяна Сергеевна весело дёрнула Тольку за вихор и, зажмурившись, продолжала: — Люстру погасим, и будут гореть только по стенам разные-разные огни: зелёные, красные, золотые…

Толька тоже зажмурился и крикнул:

— Серебряные?

— Ой, Танечка Сергеевна! Это нам не честь, это нам радость выпала… — пискнула Наташа.

Тала Стрепетова сказала:

— Ты, Наташка, такая у нас чувствительная! Только бы тебе умиляться! Подумаешь — «радость», «честь»… Не всё ли равно — честь или радость, лишь бы весело было!

Тут Толька, услышав слово «честь», вспомнил свою любимую песню и гаркнул на весь класс:

Трусов плодила наша планета.

Все же ей выпала честь! Да-да!

И все подхватили:

Есть мушкетеры, есть мушкетеры,

Есть мушкетеры, есть!

Все пели и смеялись. Всем было так весело, словно уже пришёл праздник и уже вспыхнули яркие ёлочные огоньки.

После уроков все помчались в зал. Никто не сказал, что ему или некогда, или надо в музыкальную школу, или ещё куда-нибудь! Всё-таки ёлка есть ёлка — все ее любят: и девочки, и мальчики, и большие, и маленькие.

В зале, возле сцены, стояла на двух сдвинутых стульях огромная коробка. В картонных гофрированных упаковках лежали лампочки. Упаковки были похожи на маленькие гармошки. Из каждой гармошки выглядывала цветная лампочка, гладкая, как огромная стеклянная бусина. На подоконнике стояла Татьяна Сергеевна и, вытянувшись и поднявшись на носки, ввёртывала зелёную лампочку в трехрожковое бра. Видно, и ей, как девчонке, просто не терпелось скорей погасить люстру и включить цветные огни.

Все сразу налетели на коробку. Поднялся такой шум, как в тот памятный день, когда в школьный буфет, по ошибке, раз в жизни привезли мороженое… Но все успокоились быстро, потому что лампочек было много, и каждому досталось по две, а то и по три лампочки. Работали быстро и молча. В зале было тихо. Девочки держали с двух сторон расшатанные стулья, поставленные на старые парты. А мальчики, стоя на этих стульях, засовывали в карманы курток и брюк старые лампочки и укрепляли новые, которые им подавали снизу.

В тишине было слышно, как скрипят стулья. И на каждый скрип девочки испуганно ахали, а мальчики снисходительно говорили:

— Это нам что! Подумаешь!

— Мы и повыше залезали…

И ещё что-то похожее.

Конечно, никто не боялся, что мальчишки упадут. Во-первых, все они, действительно, лазали и повыше и прыгали не с такой высоты. Во-вторых, девочки так крепко держали стулья, что и захочешь — так не упадёшь! Но всем было приятно видеть, что мальчишки дружно работают и стараются. И казалось, что они всегда такие старательные и дружные. И как же было не поахать, не поволноваться и не попереживать за таких хороших мальчишек!

— Ой, девочки, всё так хорошо, как будто мы опять жёлуди собираем, — тихонько вздохнула Наташа Парфёнова.

— А у нас всегда бывает хорошо, когда наши мальчишки на людей похожи, — откликнулась Инна и ещё крепче ухватилась за стул, который держала вместе с Наташей. На стуле стоял Саша Антошин. Он посмотрел на девочек сверху вниз:

— А мы всегда похожи на людей, когда делаем дела! Дела-а… — многозначительно протянул он.

— И никакой говорильни, — подхватил Толька, который не мог не ввязаться в разговор.

— Дела! — ещё раз повторил Саша. — А без нас вон они, ваши дела, на сцену выскочили. Видали? Все работают, а она…

Все посмотрели на сцену. Освещённая цветными огнями, стояла на сцене