Тайна для библиотекаря - Борис Борисович Батыршин

— Ну, раз по справедливости — вернёмся в Село, получишь ещё пять рублей. А вы, мсье… — обратился Ростовцев к французу на его родном языке, — надеюсь, не собираетесь омрачать наше знакомство какими-нибудь глупостями вроде сопротивления и попытки к бегству?

«Атос» пожал плечами. Лицо его выражало крайнюю степень усталости — когда сил нет не то, что на сопротивление, но и на самое простое усилие.

Поручик собрался повторить вопрос, но тут француз заговорил. К нашему изумлению, отвечал он по-русски, хотя и с чудовищным акцентом, коверкая слова — но вполне понятно.

— Я ваш пленник, мсье. Вверяю свою жизнь вашей чести и состраданию.

И протянул саблю рукоятью вперёд.

— Что ж, тем лучше, господин лейтенант… вы ведь, если глаза меня не обманывают, в этом чине? — ответил Ростовцев тоже по-русски. «Атос» кивнул. — Прокопыч, помоги господину офицеру поймать коня. Садитесь в седло, мсье, вы едете с нами.

Не меньше половины ночи перед выходом авангарда из Богородска д'Эрваль потратил на изучение карт будущего театра боевых действий, чтение донесений, полученных от конных разъездов. И когда пленившие его гусары, не задержавшись, проследовали через Большой Двор и направились дальше по просёлку, лейтенант понял, что его везут в село Павлово, где, как рассказывали пленные пейзане, стоял отряд регулярной русской кавалерии.

Сражение, насколько он мог оценить, закончилось полной победой русских. Из переправившихся через реку двух рот вюртембергских конных егерей и пехотного батальона сумела уйти жалкая горстка, были потеряны все приданные авангарду орудия. Остальные, примерно три четверти наличных штыков и сабель, отошли к Богородску, сохраняя порядок и способность к сопротивлению — причём неприятель не пытался преследовать, ограничившись редкими наскоками казачьих разъездов. Тем не менее, удар по самолюбию французов был чрезвычайно силён, и лейтенант догадывался, какой площадной бранью маршал Ней встретит того, кто доставит ему известие об этом унизительном поражении. Впрочем, чего ещё ожидать от сына мастерового, да ещё и почти немца — если не по крови, то уж по языку наверняка[1] — и остаётся только порадоваться, что эта малоприятная обязанность выпадет не ему, а другому штабному офицеру. Тем не менее, радости это добавляло немного. Плен есть плен — пусть он ещё до конца не осознан, а захватившие его русские офицеры ведут себя предупредительно, деликатно, как и полагается представителям дворянского сословия — в России же все офицеры дворяне?

Дорога до Павлова заняла около часа, и всё это время д'Эрваль принуждён был отвечать на вопросы. Да он и не собирался что-то скрывать. Численный состав и задачи частей, к которым он был прикомандирован, не были для русских секретом, а из оговорок, который то и дело допускали его спутники, лейтенант понял, что эти двое осведомлены о состоянии Великой Армии и ближайших планах Императора чуть ли не лучше, чем он сам.

Примерно на половине пути они остановились возле небольшой рощицы у дороги. Лейтенант и двое русских устроились под большим деревом третий же, немолодой дядька, то ли слуга, то ли ординарец гусарского поручика, увёл лошадей поить к журчащему в соседней лощинке ручейку. И тут лейтенант обнаружил, что один из русских бесцеремонно копается в бумагах, извлечённых из ташки, отобранной у него вместе с саблей и поясом-подвесом.

Нет, никаких секретных пакетов с приказами в ташке не было. Там содержалось нечто куда боле ценное для самого д'Эрваля — записная книжка с заметками, составленными после беседы с учёным касательно поисков «библиотеки московских царей». Лейтенант собрался, было, протестовать против столь вольного обращения с его имуществом, но вовремя прикусил язык — несмотря на деликатность, проявленную его спутниками, не следует забывать о своём статусе пленного. Оставалось надеяться, что их интересует в первую очередь то, что имеет отношение к военным действиям, и они попросту не обратят внимания на остальное.

Русский тем временем просмотрел страничку, перелистнул, потом ещё, нахмурился — видимо, не смог разобрать написанное, — и протянул блокнот товарищу. Тот быстро пробежал записи, удивлённо хмыкнул и поднял взгляд на д'Эрваля, который сидел, привалившись к стволу дерева, ни жив ни мёртв.

— «…пронесёт? Мало ли что его могло там заинтересовать… скажем, наброски доклада о предыдущей вылазке с фуражирами…

— Не объясните ли, мсье, что это означает? — спросил русский, и протянул лейтенанту блокнот, раскрытый на странице с карандашным планом улиц, прилегающих к Московскому Кремлю. Рисунок был сделал уверенной рукой учёного-математика и был испещрён малопонятными пометками и цифрами, обозначающими расстояния в футах. Русский поручик терпеливо ждал ответа, и гасконец покрылся холодным потом, осознав, что на этот раз Фортуна окончательно отвернулась от потомка древнего рода д'Эрвалей…

[1] Будущий маршал Ней родился и вырос в немецкоязычном анклаве Саарлиусе в семье бондаря.

IХ

«…Первый крестовый поход начался в 1096 году от Рождества Христова. Возглавили многочисленные, отлично вооружённые войска граф Тулузский Раймунд Четвёртый, граф Тулузский, брат короля Франции Филиппа Первого Гуго де Вермандуа, граф Фландрии Роберт Второй, Готфрид Бульонский с братом Балдуином, герцог Нижней Лотарингии, Боэмунд Тарентский, сын Роберта Гвискара, с племянником Танкредом, и множество других европейских властителей и военачальников. В Константинополе, куда разными путями прибыли десятки тысяч крестоносцев, вожди Крестового похода признали ленную зависимость своих будущих завоеваний от императора Алексея Комнина и принесли ему подобающую случаю присягу.

После церемонии (Императору Алексею непросто было добиться своего, пришлось даже прибегать к вооружённой силе) крестоносцы в апреле 1097-го года пересекли Босфор и вступили в пределы Малой Азии. В июле они разгромили при Дорилее султана Килидж-Арслана, Балдуин утвердил свой стяг в Эдессе, была осаждена и после продолжительной многомесячной осады покорилась Антиохия. И наконец, в июне 1099-го года перед крестоносным воинством открылся Иерусалим, главная цель их похода.

На взятие города понадобилась всего неделя; одержав победу, крестоносцы учинили страшную резню мусульманского населения. Власть в Иерусалиме получил Готфрид Бульонский, одержавший эпическую победу над египетским войском под Аскалоном. В той битве плечом к плечу с Готфридом сражался и Раймунд граф Тулузский со своими воинами, и в их числе — гасконский рыцарь Хуго д'Эрваль.

Не станем вдаваться в подробности изнурительной борьбы, которую победителям пришлось вести с соседствующими мусульманскими владыками, и ещё более изнурительных интриг с византийцами, поспешившими мечами пришельцев с Запада вернуть свои владения в Малой Азии. В новообразованное Иерусалимское королевство прибывали всё новые и новые подкрепления, в том числе, и под стягами рыцарских орденов тамплиеров и госпитальеров. Упомянем только, что кроме этого могучего потока людей, жаждущих кто христианского подвига, кто мирской славы, а кто и самой вульгарной наживы и новых владений, имелись