Что делать, если ребенок сводит вас с ума - Эда Ле Шан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знаю одну мать, которая руководила жизнью двоих своих детей, ни на минуту не выпуская их из-под контроля. Она постоянно просматривала их вещи под предлогом уборки их комнаты, следила за каждым их шагом. И результат оказался очень печальным: дети выросли скрытными, неискренними, лживыми.
И другой пример. Я знала семью, в которой было пять человек: трое маленьких детей и двое взрослых, они жили в маленькой двухкомнатной квартире. Мать этих ребятишек рассказывала мне: «Мы сходили с ума от их ссор и стычек, от соперничества и ревности. Муж предположил, что это связано с тем, что у каждого из них нет места или вещи, которая бы принадлежала только ему. Он купил три металлические коробки с замками и дал по ключу каждому из мальчиков, объяснив, что, поскольку мы живем в тесноте, трудно хранить свои личные вещи, но теперь каждый из них может иметь сокровища, которые будут принадлежать только ему, и никто другой не сможет их взять. Результат превзошел все ожидания. Мы помогли нашим мальчикам осознать, что каждый из них – это личность со своими правами и тайнами и что мы уважаем индивидуальность каждого из них».
Проблема приватности возрастает по мере того, как возрастает степень близости отношений между людьми. Дети вырастают и начинают в конце концов жить своей обособленной жизнью. Супруги могут прожить вместе 50–60 лет. Никогда вопрос о поиске равновесия между приватностью индивидов и их общей близостью не становится таким острым и болезненным, как в браке. Здесь проблема не в том, чтобы отвечать за безопасность и благополучие партнера, а, скорее, в том, чтобы сохранить необходимую автономию каждого без обмана и уловок, которые могут так серьезно нарушить столь ценные участие и доверие по отношению друг к другу.
Похоже, что существуют пары, которые уверены в том, что секрет их супружеского долголетия и счастья в том, что они никогда не имели секретов друг от друга. Я убеждена, что у таких людей характеры очень похожи: у обоих «низкое напряжение» активности, интересов и стремлений. Среди этой группы мне никогда не попадались «ниспровергатели основ». Нет, я ни в коей мере не стремлюсь осудить их, просто на самом деле для людей высокой энергии и творческих способностей, для людей, обладающих предприимчивостью и врожденной тягой к переменам, такой вид абсолютной общности неприемлем. Вместо того чтобы рождать близость, это ведет к чувству ущемленности, а иногда даже ущербности.
Эталоном счастливого брака для меня служила пара, которая почти никогда не расставалась за все пятьдесят два года совместной жизни. Я подумала, что, если они так любят друг друга столько лет, это хороший пример для подражания, и решила, что последую ему. К моему удивлению и ужасу я обнаружила, что человек, за которого я вышла замуж, любит иногда побыть один, наедине со своими мыслями, что он не хочет рассказывать мне обо всем, что он думает, чувствует или делает. Чем больше я приставала и допытывалась, тем больше он боролся за свою свободу, и чем больше ему это удавалось, тем большую угрозу нашей близости и взаимопониманию ощущала я.
Когда наконец он собрался с духом и объявил мне, что собирается провести отпуск один, что ему нужно время для личностного роста, я повела себя ужасно. Я плакала шесть недель и писала ему детские письма, полные нытья, чтобы нарушить спокойствие его духа. Одна моя подруга, видя, как я схожу с ума, сказала: «Эда, когда ты сама вырастешь, ты поймешь, что если позволишь бабочке сидеть на ладони и разрешишь ей свободно полетать, то она обязательно вернется; но если ты зажмешь ее в кулаке, ты раздавишь ее и у тебя ничего не будет, кроме боли и воспоминаний».
Мне потребовался не один год, чтобы понять, что полная зависимость и полная общность – это не лучший климат, в котором брак будет процветать. Когда я стала больше себя уважать, одиночество и уединение стали драгоценным состоянием души. И чем больше я ценила свою потребность в приватности, тем меньше я воспринимала как угрозу такую же потребность со стороны своего мужа. Теперь, когда мы на время расстаемся, мы оба испытываем противоречивые ощущения: вместо того чтобы мне ощущать себя «брошенной», а ему «дезертиром», мы оба переживаем смесь грусти расставания и радостного предвосхищения новых впечатлений. Радость встречи теперь не омрачается ощущением «покинутости».
Мы все испытываем влияние революции в психологии, которая началась с Зигмунда Фрейда. Мы обнаружили новые способы проникать в тайники сознания, и это сильно уменьшило нашу приватность. В дофрейдовские времена можно было чихнуть, и никто не заподозрил бы вас в том, что вы подавляете свою враждебность! Гнев, ревность и страхи могли вызывать серьезные проблемы и препятствовать росту, но, по крайней мере, ни вы, ни другие не подозревали о том, что скрыто в вашем подсознании. Психоанализ руководствовался самыми благими побуждениями и помог многим людям, но нам всем приходится за это расплачиваться.
Мой друг психолог правильно догадался о том, что хотела ему сказать его дочь. До этого в своих взаимоотношениях с дочерью он исходил из убеждения, что она будет лучше себя чувствовать, если он будет постоянно анализировать все, что она делает и говорит. Из отца он превратился в круглосуточного психоаналитика! Однажды, когда девочке было 10 лет, она рассказала отцу про свой сон, в котором он был ювелиром и постоянно держал в глазу лупу – эту лупу нельзя было вынуть из глаза. «Я понял, – рассказывал позже отец, – что я переусердствовал. Я решил, что будет лучше, если Марта оставит некоторые из своих мыслей при себе».
В последнее время стремление к всеобщей открытости распространилось на групповую и семейную терапию, во время которой психолог призывает участников выразить свои «истинные чувства» друг к другу. Некоторая доля открытости может быть полезна – мы начинаем видеть в других таких же людей, как мы сами, достойных любви и уважения. Однако когда мы слишком раскрываемся, это нарушает нашу приватность, а в этом нет ничего «истинного».
Льюис Мамфорд, историк и социолог, правильно заметил, что чем большую дегуманизацию мы ощущаем, тем с большей страстью пытаемся всё и всех разоблачить. Чем меньше мы испытываем подлинной любви, тем больше говорим о сексе; чем менее деятельными себя ощущаем, тем больше выплескиваем наши личные мысли на каждого,
