Изыде конь рыжь... - Татьяна Апраксина

Человеку, пообещавшему в залог свою любовницу со свитой, персонал лаборатории и несколько грузовиков уникальной техники, так говорить не стоило бы. Впрочем, напоминание об этом Ульянов сам расценил бы как мелочное и недостойное. Оставалось кивать, слушать и запоминать, - благо, говорил гость в основном по делу... и не детей же с ним крестить, право слово, да и что взять с пронырливого, изобретательного, но безнадежно штатского франта? Хотя злость его отчасти облагораживала. И костюм на сей раз строгий - слегка старомодная тройка. От истовой белизны воротника и манжет на Ульянова прямо-таки веяло хлорной известью и кипячением с керосином.

Инструкции заняли пятьдесят минут. Пинцет стрелок уже почти уловил за ножку полуночного паука. Господин Рыжий не успокоился и не притронулся к стакану.

- Нет, мы не сошли с ума. Нет, никто не собирается трогать продуктовые склады. Под нож, вернее, под огонь пойдет несколько жандармских заправок. Да, они рассредоточили часть по городу, а мы кое-что нашли. А вот слух действительно пустят, что горят продуктовые. Да, жалко, но выглядеть все должно серьезно.

- Суток не маловато будет? - спросил Ульянов. Сейчас он больше всего боялся, что город просто не поднимется. Опара подкачает, тесто не взойдет. - Морозы, праздники...

- Достаточно. И хорошо, что морозы и праздники. В городе под миллион не очень вменяемого, а если точнее - почти совсем невменяемого гражданского населения.

- Насчет городских властей я бы согласился, а население-то чем вам не угодило? - хмыкнул Ульянов.

Население как население, даже разгула преступности нет. Спекуляции, грабежи, мародерство, подделка продовольственных талонов - в степени неприятной, но умеренной. В Бологом горожане разграбили продуктовые склады, забив оцепление до смерти голыми руками. Склады в тот же день сгорели. Остатки гарнизона разбежались, спасаясь от погрома: пожар вменяли им в вину. В Твери местный Союз промышленников стакнулся с жандармерией и установил террор. Единение сердец продолжалось, пока не кончилось продовольствие. Арестованные "враги Отечества" и "предатели народа", числом тысяч пять, до ссоры меж головами гидры, увы, не дожили.

- Чем оно мне могло не угодить? Вымирают потихонечку, есть друг дружку начали. Силы какие-то есть, но и край им виден. Самое время для пароксизма.

- Владимир Антонович, где вы средь зимы нашли муху?

- Прошу прощения, Илья Николаевич, это у меня с утра день не задался.

Ульянов не без печали осознал, что правила хорошего тона и интересы выгоды требуют от него выразить сочувствие и поинтересоваться сутью неприятностей временного компаньона и единомышленника. Поинтересовался.

- С утра, как вы знаете, у нас, согласно плана, поломался генератор, а я не люблю калечить технику, которая могла бы работать и работать. В то же самое утро люди Парфенова нанесли визит на одну из моих конспиративных квартир, в результате погиб достаточно полезный человек из числа уголовников - и мне еще предстоит выяснять, какая именно подземная фауна его туда пригнала ни свет ни заря, - покончила с собой связная, а хозяйку квартиры, мою давнюю знакомую и бывшую сотрудницу лаборатории, уже мне пришлось отравить за полной нетранспортабельностью и нежизнеспособностью. Потом я сходил на Очаковскую и выяснил, что визит был не случайным, и что, за вычетом дурацкой сентиментальности, эти люди понимают свое дело. Собственно, поэтому я и не стал ждать утра. Не хотел, чтобы при каком-нибудь "случайном" обыске обнаружились ваши коммуникаторы. Зашел домой поесть и узнал, что стал отцом.

Ульянов едва не пропустил финала монотонно-злого перечисления. Придавил вздох. Еще только в это не хватало лезть!.. но его интересовали колебания цен на рынке залогов и заложниц. Жизненно интересовали. А на петербургском красавчике не написано, не удерет ли он в последний момент на сторону своего политического приятеля или не вытворит ли еще какую-нибудь пакость посолиднее. Не похоже, чтоб он хотел быть отцом.

- Это, как я понимаю, стало неприятным сюрпризом? - поинтересовался Ульянов. Легкости, светскости и цинизма не хватило, правда: завидовал.

- Спасибо за точное преуменьшение. И я неправильно выразился сам. Узнал, что стану. Просто предотвратить это уже нет никакой возможности... эта... безответственная женщина не то не разбирается в элементарной биологии, не то просто ни о чем не думала.

В том, что в армии называлось "тесным мужским кругом" Ульянову доводилось слышать и не такое, а многое похлеще. Гость еще держался в рамках приличия. Ему можно было даже посочувствовать. На словах. В глубине души подполковник считал - лет двадцать пять из своих сорока, - что лучшее средство избежать таких сюрпризов совпадает с седьмой заповедью; в крайнем случае, с уточнением: "...а прелюбодействуешь, так с теми, от кого дети тебе будут в радость".

Сам так и жил, и так все и было. До 2009 года.

Нет, никак не получалось посочувствовать, хоть ты тресни. Разве что незнакомой барышне, особенно ввиду всех грядущих дальних дорог и казенных домов. Или он не о Павловской вовсе?..

- Вы свыкнетесь, Владимир Антонович... - усмехнулся Ульянов.

- Я... - кашляет Рыжий и наконец берется за остывший чай, - когда говорил, что все будет хорошо, не представлял себе пределов этого "хорошо". И того, как беззастенчиво этим будут пользоваться.

Гость поймал недоуменный взгляд Зайцева.

- Меня профессор Павловский просил позаботиться о лаборатории и об Анне. И я ему пообещал, что с ними все будет хорошо. Трудно отказывать человеку, которому делаешь инъекцию амидона. Они с Анной очень похожи в этом смысле... были. Им все равно, сколько это будет стоить, и долго ли проживет верблюд, у которого другой печали не было - тащить через пустыню все, что им нужно для счастливой жизни...

Ульянов прикусил ус. Очень хотелось предложить гостю удалиться. Увесистые выражения - "сопляк", "свинья неблагодарная", "трус", - вертелись на языке, а надо было молчать, а молчать было нестерпимо. "Мальчишка, дрянь..." - а тот сидел себе на стуле, крутил в руках полупустой стакан и подлым образом напоминал Ульянову отчима, который каждое неприятное событие в доме встречал бранью, стонами; пробивал кулаками стены... а потом вставал и шел платить по счетам за лечение и образование, за разбитые стекла и машины, за все, что творили дети семейства Ульяновых, - чужие для него дети, - за все, в чем они нуждались.

- Владимир Антонович, - умиленным голосом сказал тоже что-то сообразивший Зайцев. - А хотите из гранатомета пострелять?

- У вас есть лишние гранаты и что-то ненужное? - оскалился Рыжий.

- У нас есть свежепочиненный гранатомет, нуждающийся в проверке, и сарай, нуждающийся в сносе.

2-3 января.

"Время делить себя..."

- Господа сотрудники, прошу уделить мне пару минут вашего драгоценного внимания.

Странным вещам начинаешь радоваться на сорок втором году жизни. Например, тому, что ты не металлург. Потому что вставшая домна - это катастрофа, а вставшая вычислительная лаборатория - это тоже катастрофа, но она, лаборатория, достаточно легко разбирается на ограниченное количество ящиков и контейнеров, узлов и чемоданов, персонала и родственников, помещается в грузовики и перевозится на новое место, даже не замечая того обстоятельства, что директор соскочил еще на Литейном, естественно, ни с кем не попрощавшись. Вот попробуйте проделать такое с домной.

Более того, разговор в утепленном кузове непременно свернет на работу - и то, что колонна выехала за городскую черту, тоже останется незамеченным. А вот по прибытии, естественно, разразится скандал, потому что ожидали же переезда в новое здание - естественно, удобное, теплое... разбаловал их Владимир Антонович, нечего сказать, - а оказались в незнакомой воинской части, в помещении барачного образца... правда, неведомая армейская сила - чудо из чудес - сообразила барак этот к приезду гостей протопить и выгородки в нем сделать, а в хвостовой части здания даже водопровод действующий обнаружился. Впрочем, удивляться нечему: и по общему виду части понятно было, что человек здесь сидит толковый, и господин бывший директор предполагал, что из личинки этой вылупится вполне терпимый удельный князь...

Но жалобы и возмущенный плач следовало задавить в зародыше, потому что военные, даже лучшие из них, это военные - кому, как не Штолле, бывшему шифровальщику, знать, - и противостоять им следует единым фронтом.

Так что обстановку - вернее, будущую обстановку, - в городе Александр Демидович описывал в выражениях кратких, сильных и почти непарламентских.

- Возможен грабеж. Возможны пожары. Возможно абсолютно что угодно. Вы все знаете, что было в Москве. Но в Москве тогда не голодали. И людей не ели, кстати говоря. Мы с вами еще можем попрятаться по подвалам - но с неизвестным результатом. Техника - не может. Господин директор в предвидении всего этого договорился с военными и обеспечил нашу безопасность. Но вы должны понимать, что она зависит еще и от того, насколько ценным объектом мы покажемся. Господа, вас целый год отгораживали от этой стороны дела, но надо же когда-нибудь взрослеть?