Жюль Верн - Геннадий Прашкевич

Но он упрям. «Я стремлюсь только к одной вещи в мире — служить моей музе, — как и раньше, пишет он отцу. — К сожалению, организация писателей-драматургов, к которой я принадлежу, не допускает того, чтобы директор театра ставил у себя пьесы своих служащих. Это записано в уставе. Так что, работая в "Лирическом театре", я останусь без какого-либо вознаграждения, даже если моя инсценировка будет принята к постановке…»

И жалуется матери: «Вижу, вижу, мама, что мои рубашки порождают у тебя страшные видения! Ты даже советуешь мне купить новую манишку. Но, дорогая мамочка, к сожалению, все мои рубашки в дырах. Может, как ты считаешь, госпожа баронесса Делаборд при моем визите к ней этого и не заметит, но я-то понимаю, что столь легкомысленный туалет больше подошел бы хорошенькой женщине…»

И решает: «В общем, сделаем так. Я закажу в Париже рубашку по своей мерке и пришлю тебе в качестве образца…»

Софи Верн намек поняла.

25

Подражая американскому писателю Эдгару Аллану По (1809—1849), необычные истории которого он очень любил, Жюль Верн совершенно неожиданно для «холостяков» написал рассказ «Путешествие на воздушном шаре». Впрочем, он и раньше пытался ввести на «обедах» обсуждение тех или иных научных тем, но это как-то не проходило. И вдруг он напрямую обратился к подобному сюжету.

Воздушный шар. Новинка по тем временам.

Уже обрублены тросы, когда в корзину вскакивает незнакомец.

Чтобы читатели с первых строк знали, с кем несчастному герою рассказа придется иметь дело, неизвестный громко и возбужденно выкрикивает: «Я изучал аэронавтику!»

И добавляет, не снижая голоса: «Так долго изучал, что это навредило моим мозгам».

Высоко над землей звучат ужасные монологи. Сумасшедший (а в корзину шара вскочил, конечно, настоящий сумасшедший) пытается уверить героя в своей непреходящей любви к воздушным шарам, к счастливому свободному парению в атмосфере. Правда, к месту и не к месту он вспоминает особенно ужасные происшествия, случавшиеся с аэронавтами. Кажется, Жюль Верн специально (и с большим удовольствием) перебирает известные ему воздушные трагедии. Кажется, мучает Жюля Верна мысль: а вдруг уже завтра не представится возможность поговорить на такую чудесную тему, вдруг завтра снова придется возвращаться к либретто, к песенкам, к «сломанным соломинкам»?..

«Слыхали про битву при Флёрюсе? — восклицает сумасшедший. — Именно тогда инженер Кутель организовал роту аэростатчиков! При осаде Мобежа уже генерал Журдан с большим успехом применял новый способ разведки — воздушный, а Кутель дважды в день поднимался в воздух вместе с генералом. Обо всем увиденном они сигнализировали людям, державшим шар внизу, при помощи белых, красных и желтых флажков. Позже, собираясь овладеть Шарлеруа, генерал Журдан снова воспользовался услугами инженера. На этот раз Кутель поднялся с Жюмейской равнины и его сопровождал генерал Морло, производивший наблюдения. Эти полеты значительно способствовали победе французов при Флёрюсе. Впоследствии генерал Журдан заявил об этом во всеуслышание. И что же? Несмотря на все заслуги аэронавтов во время бельгийской кампании, Бонапарт закрыл единственную школу, основанную правительством в Медоне. А ведь дитя родилось вполне жизнеспособным, его не следовало душить…»

Даты сражений, открытий, событий, имена известных и малоизвестных путешественников и исследователей, героев разных кампаний, названия трав, рыб, птиц, зверей — Жюль Верн старался ничего не придумывать. Жизнь настолько богата, настолько разнообразна, что нет нужды придумывать что-то. В этой работе ему немало помогла картотека, которую он в то время начал вести, тщательно просматривая журналы и газеты. В специальные самодельные тетрадки он выписывал все поразившие его географические и научные термины, имена исследователей, необыкновенные происшествия, новинки техники. Память — несовершенный инструмент. По ходу развития, ветвления, специализации мировой науки ее творцам требуются все новые и новые методы запоминания, подхода к теме. В будущем к подобным приемам будут прибегать и другие фантасты[13]. 

26

В ночь на 2 декабря 1851 года (годовщина Аустерлицкой битвы) на улицах Парижа вновь были расклеены воззвания. Президент Франции Луи Наполеон провозгласил себя императором и потребовал всей полноты власти.

Тезисы известные.

Страна должна стать великой!

Если французы доверяют президенту (читай, будущему императору), то он, Луи Наполеон, смело возложит на себя самые трудные задачи! И выполнит их! Выполнит непременно, потому что знает, как это сделать! Новая конституция — вот что сейчас необходимо стране. Только ответственный глава, назначаемый на десять лет, может обеспечить гарантии.

Начались аресты активных оппозиционеров.

Многие республиканцы предусмотрительно бежали из Франции.

Виктор Гюго укрылся в Бельгии, но скоро перебрался в Англию. Вождь социалистов Луи Блан (1811—1882) осел в Лондоне. Тайно покинули страну Эдгар Кине (1803—1875) и Арман Барбес (1809—1870). Знаменитый историк Жюль Мишле (1798—1874) и не менее знаменитый философ Ипполит Тэн (1828—1893) оставили университетские кафедры. Даже таким далеким от политики писателям, как Постав Флобер (1821 — 1880) и Шарль Бодлер (1821—1867), грозила тюрьма.

«Магазины закрываются, людей арестовывают ни за что, — писал Жюль Верн отцу. — Кое-где на улицах опять возводятся баррикады. Я ни во что не вмешиваюсь, но что будет дальше?»

«Я ни во что не вмешиваюсь» — это о многом говорит.

«В четверг жестоко сражались в нижнем конце моей улицы. Многие дома теперь насквозь продырявлены орудийными снарядами! Нарастает негодование против президента и против армии, которые опозорили себя такими действиями. Вот случай, когда право и законность вполне могут сосредоточиться в руках повстанцев… Вчера я обошел Париж… Бульвары наполнены пехотой, кавалерией, артиллерией… Здание Опера-комик изрешечено пулями…»

27

«Я ни во что не вмешиваюсь». Это было сказано не просто так, не по случаю. Жюль Верн увлекся наукой. Девятнадцатый век уходил от старых представлений о том, как должны развиваться народы.

Собирая материал для новых рассказов, Жюль Верн активно знакомился с новыми для себя людьми, порой замечательными. Это были не актеры, способные жить чувствами лишь на сцене, это были исследователи! Например, Жак Араго (1790— 1855) — брат знаменитого астронома. Этому человеку шел седьмой десяток, он практически ослеп, но ничуть не потерял жизнерадостности. Завзятый театрал, он сперва заинтересовался молодым писателем именно как театрал. Он явно слушал и видел «Сломанные соломинки». А Жюль Верн, в свою очередь, тянулся к нему. Кругосветное плавание Жак Араго совершил еще за десять лет до рождения Жюля Верна, и Жюль прекрасно знал четыре тома его воспоминаний под названием «Вокруг света».