Месть - Фиона Макинтош

Еще взмах.

– Гота?

Наверно, Клут расцеловал бы его, если бы мог… но все, что он мог – это снова взмахнуть крыльями. «Браво, Саксен», – похвалил Тор. Клук нахмурился.

– Значит, ты знаешь, что он жив. Ладно, давай я тебе кое-что расскажу…

Саксен уселся на траву под деревом и начал рассказ.

Тор чувствовал себя виноватым. Можно не сомневаться: клук думал, что разговаривает только с Клутом. И даже не догадывался, что не один Клут рад видеть старого друга.

– Иногда Херек берет меня с собой, когда отправляется на задание, – начал клук, пристально глядя на сокола. – Во дворце скучно, а я всегда любил странствия. И вот однажды выясняется, что мы отправляемся в Киракавию. Когда мы выезжали из Тала, об этом даже разговоров не было. Я начал расспрашивать прайм-офицера – кстати, теперь этот пост занимает Херек, – и тот рассказал мне о том, что несколько лет держалось в секрете. Гота не сожгли на костре. Эта мерзавка Ксантия устроила ему побег в ночь накануне казни Тора. Херек признался, что был настолько потрясен тем, что упустил преступника, что до окончания казни ни слова не сказал ни королю, ни королеве. А Лорис решил, что такие вещи не следует предавать огласке – по крайней мере до тех пор пока Гота снова не схватят. Оба думали, что это будет нетрудно – и Херек, и король. Однако воины «Щита», отправившись на поиски, вернулись ни с чем. Поэтому пришлось распространить слух, будто Гот умер в тюрьме. Отравился. Непонятно, зачем и каким образом, но… Решено поймать его и казнить тайно. После казни Тора весь Тал был в отчаянии, и люди поверили в эту историю с отравлением. Как будто никому дела не было до того, что случилось с человеком, из-за которого погиб Тор…

Саксен сморгнул слезы и замолчал, собираясь с мыслями.

– Почему он должен был умереть такой смертью, Клут? Ты ведь из-за этого нас покинул, верно? Сначала исчез Тор, потом ты… Элисса горевала, наверно, целый год. Кроме тебя, у нее после Тора ничего не оставалось.

Тора переполняли не менее сильные чувства, и Клут попытался успокоить друга.

«Просто слушай», – посоветовал он.

– Как бы то ни было, Херек решил, что навлек на себя позор, упустив заключенного, и поклялся сделать все возможное, чтобы найти Гота, – продолжал Саксен. – И до сих пор не отказался от своего слова… В общем, для начала мы заглянули в одно местечко под названием Ласточкино гнездо – по слухам, там было неспокойно, – а потом сделали большой крюк и отправились на север, в Киракавию. А я покинул их с утра пораньше и приехал сюда. Думаю, если искать кого-то вроде Гота, Карадун – самое подходящее место.

Клут возбужденно захлопал крыльями. Саксен лихорадочно думал – Тор почти видел, как это происходит.

– Он здесь? – спросил клук.

Клут сделал вид, что от радости не может усидеть на месте, перелетел на ветку повыше и замер, глядя на белое строение. Саксен проследил за взглядом сокола, и на его щеках заиграли желваки.

– Значит, будем следить за этим домом, пока я сам все не увижу.

Сказано – сделано.

Когда стало смеркаться, Саксен потянулся; Клут почти в точности повторил его движение.

– Пойду погляжу, – бросил клук. Он бесшумно скользнул между деревьями, покинул рощицу и осторожно пересек улицу.

«Что он собирается делать?»

«Тор, время – наш враг. Нам надо возвращаться в Сердце Лесов».

Нельзя сказать, что Тор пропустил предостережение мимо ушей. Но после его «Кыш, птица» они продолжали наблюдение в полном молчании.

Гот лежал среди шелковых подушек. На нем было что-то вроде длинной, почти до пят, свободной рубашки из легкого шелка – теперь бывший Инквизитор предпочитал одеваться именно так. Легкие складки хорошо скрывали худобу. Когда-то Гот был крепок и силен, но теперь от его мускулов почти ничего не осталось, и причиной тому была стракка. Комната могла показаться роскошной, но лишь на первый взгляд: она давно пережила свои лучшие времена… как и тот, кто в ней находился. Однако стракка творила чудеса, заставляя забывать о подобных мелочах. Гот мог вообразить, что он по-прежнему возглавляет Инквизицию, по-прежнему живет во дворце, его могущество по-прежнему безгранично, что он богат, что его почитают… и боятся. Да, боятся. Это всегда нравилось ему больше всего.

Дни были долгими, мучительно яркими – обычно Гот курил стракку по вечерам. Правда была беспощадна, как ядовитая змея, и наносила удар по-змеиному точно и стремительно, стоило только вынырнуть из дурмана. Иногда бывший Инквизитор плакал от боли. Тогда приходила Ксантия и начинала его утешать.

Гот так и не понял, почему она не покидает его. Ксантия говорила о родстве душ, объясняла, что у них одни враги, одни мечты и желания. Однако каждый раз, погружаясь в приятное забытье, Гот видел, как его спутница поджимает губы. Нет, эта жизнь ей не по вкусу. А он сам? В этом Гот сомневался. Но ведь она спасла его от смерти! Как дерзко она приказала этим жалким идиотам впустить ее в камеру! Такой простой план – и какой жестокий. Людьми вроде старой коровы Хегги можно жертвовать без зазрения совести. Ксантия дала ей денег, Хегги согласилась отправиться с ней в тюрьму и остаться в камере вместо Гота. В конце концов, что ей сделается? А если разобраться… даже если ее накажут как сообщницу, это ничего не значит. Вот за что он любит Ксантию. За жестокость. Ее жажда власти и неутолимая жажда мести опьяняют… почти как стракка.

Гот помнил, как она предложила ему задержаться в Тале и посмотреть казнь Торкина Гинта. Он помнил, как они посмеивались и только поглубже надвигали капюшоны… а эти глупцы вокруг рыдали, оплакивая осужденного. Сколько Чувствующих Инквизитор заклеймил собственноручно, но ни разу не испытывал такого удовольствия, как при виде Тора, висящего на кресте.

А еще он увидел Элиссу. Да, ради такого стоило рискнуть. Настоящая королева. Как она стояла на балконе – гордая, непокорная, не сломленная! Наверно, у него встал бы от такого зрелища… если бы было чему. Будь проклят клук, который лишил его мужского достоинства.

Ксантию эти тонкости, похоже, совершенно не беспокоят. Если женщина не собирается с тобой спать, ей наплевать, что у тебя между ног. Зато она может восхищаться твоим умом, твоей хитростью, твоей способностью заставить весь мир плясать под твою дудку.

А и вот самый восхитительный момент: камень угодил в лоб Торкину Гинту, и череп молодого лекаря раскололся. Да, этот юнец принял смерть храбро, этого нельзя отрицать. А это «Я прощаю вас, мой король»! Великолепный плевок напоследок. Воистину, в тот день Гот получил ни с чем не сравнимое наслаждение. Оставалось лишь стиснуть покрепче зубы, чтобы не расхохотаться во весь голос.