Любовь слепа - Элеонора Глин

И вдруг что-то заставило его сказать авторитетным тоном: «Я думаю, вы устали, Ванесса, я отвезу вас домой».

Восхитительный трепет пронизал молодую женщину. Впервые ее муж употребил по отношению к ней тон властелина… Ее первым побуждением было повиноваться, но затем нечто чисто женское, присущее ее полу, заставило молодую женщину занять оборонительную позицию. Она сделала вид, что не слышит, всецело заинтересованная старым дядей. Это раздразнило Губерта — он повторил свои слова с еще более ясным оттенком приказания в голосе.

Ванесса не была актрисой — она не могла больше разыгрывать безразличие и, повернувшись, стала прощаться со своей сдержанной грациозной манерой, которая так нравилась леди Гармпшир.

Герцогиня смотрела вслед удаляющейся паре, и Ральф Донгерфилд решил про себя, что он должен, если сможет, предотвратить неприятности, которые, как он чувствовал, назревают в будущем. У парадной двери лакей расстелил перед Ванессой красный ковер до самого автомобиля: начинался дождь. Губерт помог ей сесть в машину. Когда они тронулись, Ванесса неожиданно увидела мрачные, полные страсти глаза Оскара Изаксона, который стоял среди нескольких человек, собравшихся поглазеть на входящих и выходящих гостей. Она вздрогнула и инстинктивно придвинулась к Губерту. Он обернулся и тоже заметил зловещее лицо старшего клерка.

— Это, кажется, клерк вашего отца? — спросил он. — Странная птица.

— Его вид всегда пугает меня, — робко проговорила Ванесса. — Он похож на безумного, но папа говорит, что он совершенно нормален и заслуживает полного доверия.

Губерт знал, что означает взгляд этого человека — дикое восхищение, и он с презрительной интонацией сказал ей об этом.

Ванесса встрепенулась — вся гордость Монтаньяни и классовые предрассудки восстали в ней: «слуга восхищается мною!». Затем она пришла в себя и вспомнила о христианском смирении, милосердии и об остальных хороших вещах, которым ее учили.

Губерт тихонько рассмеялся. Она была восхитительно хороша, и в ней было гораздо больше характера, чем он мог предполагать. Внезапно он почувствовал интерес к возможностям, которые хранила эта натура. Впервые близость Ванессы начинала волновать его. От нее распространялся слабый аромат красных роз, хотя ее букет был из белых роз. В нем воскресли воспоминания…

— У вас замечательные духи, — сказал он.

— Отец привез мне их из Болгарии; это натуральный запах роз, эссенция в таких причудливых металлических коробочках, наглухо запечатанных. Одной из них хватает на годы.

Губерт подумал, что аромат очень подходит к ней, как и чистота розы. Но тут же рассердился на самого себя; он понял, что начинает чувствовать интерес к этой молодой женщине, которую имеет все основания презирать, которая заставила его упрекать себя. Вся эта история была ему навязана, и он не даст никаким чувствам овладеть им. Однако прежде чем они остановились у подъезда своего дома на улице Сент-Джемс, он заметил, что борется с желанием схватить ее в свои объятия.

Ванесса не могла заснуть, очутившись в своей роскошной прохладной кровати. Что-то новое вошло в ее жизнь, что именно, она не знала. Губерт в холле сказал ей ледяное «покойной ночи», и она должна была бы чувствовать себя подавленной, но вовсе не чувствовала… Она протянула в темноту руку и сказала громко: «Я люблю тебя». Затем, застыдившись, спрятала лицо в подушки. Потому что брак ведь это только форма, и знатные люди должны сдерживать свои чувства.

Губерт же отправился в Тарф-клуб, так как не хотел оставаться наедине со своими мыслями.

В течение следующих дней они встречались только за едой, затем Губерта снова вызвали в Уэльс на совещание по поводу его рудников, и он отсутствовал целую неделю.

За это время Ральф Донгерфилд познакомился ближе с его молодой женой. Ванесса тотчас же привязалась к нему. Его спокойствие и терпимость, его милые карие глаза привлекали ее. Он был единственным человеком во всем этом новом для нее мире, который казался близким, который понимал ее и с которым она не чувствовала себя настороже. Однажды после полудня они сидели в парке, вдали от толпы гуляющих, и она, сама того не сознавая, нарисовала Ральфу полную картину своей девической жизни, протекавшей за каменной стеной, вдали от всякой действительности.

— Когда вы в первый раз увидели Губерта? — спросил ее Ральф. — Он принадлежит к тем мужчинам, на которых девушки сразу обращают внимание.

Ванесса очаровательно покраснела.

— В опере на «Мадам Батерфляй», и на следующий день папа сказал мне, что он просит моей руки.

Ральф отшатнулся. Значит, его подозрения верны… Она не принимала участия в сделке. И, очевидно, испытывает к Губерту романтическое чувство, краснея так по-старомодному.

— Вероятно, это тяжело для молодой девушки повиноваться во всем своим родителям, — продолжал он, — но я не думаю, чтоб было так уж трудно быть женой Губерта, — и он сочувственно улыбнулся ей.

Ванесса не была глупа. Она быстро взглянула на него — две недели жизни в свете сильно расширили круг ее понимания. Она наконец стала подозревать, что ее брак не похож на другие. Она ловко перевела разговор на другую тему, а Ральф был слишком деликатен, чтобы настаивать. Они заговорили о музыке, о книгах и о любимой ею Флоренции. И Ральфу показалось, что он перенесся на пять столетий назад и что Ванесса была знатной флорентийской дамой, которую он обожал. Очевидно, она никогда еще не жила в настоящем… Он увидел вульгарность и пошлость людей, которые окружали его — эта дочь ростовщика была аристократичнее и благороднее всех, кого он встречал в своей жизни. В конце концов они заговорили о Монтаньяни — это были флорентинцы, переехавшие впоследствии в Рим.

— Они не признавали больше моей матери, потому что она вышла за папу. Не глупо ли с их стороны? Ведь папа такой замечательный человек, — простодушно сказала Ванесса.

Так вот откуда происходила в ней эта патрицианская гордость. Молодая девушка была чудо, а Губерт — самый слепой дурак в мире. Но Ральф слишком хорошо знал своего кузена, чтобы вообразить, что он сможет прямо говорить с ним о его жене, — все должно быть предоставлено воле Божьей, он же постарается сделать, что возможно.

Ральф не знал точно, как далеко зашла связь Губерта с Алисой Линкольнвуд, Губерт никогда не говорил о женщинах… У него было тяжелое чувство, что их отношения могли быть серьезны. В таком случае, считает ли Губерт, что навязанный ему ненавистный брак должен служить препятствием для продолжения романа? Такое положение не сулило в будущем ничего хорошего.