Николай II. Святой или кровавый? - Геннадий Потапов

В 1861 году крестьяне были освобождены от крепостной зависимости (фактически – от рабства), при этом их заставили заплатить помещикам за полученную землю. Платить по завышенным ценам, в кредит на 49 лет, из грабительских 6 % годовых. Выплаты были милостиво отменены лишь в 1907 году, когда до окончания срока оставалось три года.

Как же жили эти 4/5 народа? А вот как.

По разным данным, в стране в то время было от 15 до 20 млн крестьянских хозяйств. Из них около 75 % относились к бедняцким: надел менее 5 десятин, не более одной лошади и одной коровы. Абсолютное большинство не могло прокормить себя с земли и, зарабатывая где и чем придется, покупали хлеб. Или же побирались, а когда «кусочков» не хватало, умирали с голоду. Каждый год, вне зависимости от урожая.

«Крестьянское хозяйство на протяжении всего предреволюционного периода оставалось крайне примитивным. Доля хозяйств, не имевшая даже такого „чуда техники“, как обычный плуг, в 1917 году составляла 52 %. Главными орудиями труда крестьянина были соха, деревянная борона, серп, коса, цеп. Использование сельскохозяйственных машин в крестьянском хозяйстве было минимальным. Средний показатель по Европейской России впечатляет: 1 сеялка приходилась на 67 хозяйств, 1 жатка – на 25,1, молотилка – на 32»66.

Впрочем, о состоянии сельского хозяйства мы уже писали. Что же касается того, как жил русский мужик, можно почитать изданный в 1901 году доклад Общества русских врачей, Общества детских врачей в Петербурге и Статистического отделения Русского общества охранения народного здравия под названием «Смертность в России и борьба с нею». После констатации того, что в этой области в России дело обстоит неблагополучно, и особенно велика детская смертность, авторы перешли к причинам такого положения вещей. Причины, впрочем, лежали на поверхности. Напомним:

«…По данным д-ра Грязнова, вся пища крестьян состоит из ржаного и редко ячменного хлеба, картофеля и черной капусты, причем хлеба в день приходится 2,8–3,5 фунта на взрослого человека. Мяса приходится на человека (включая детей) в год 14–16 фунтов.

По вычислениям же д-ра Почтарева, каждый работник в исследованном им Духовщинском уезде сверх уродившегося хлеба только для одного прокормления должен заработать на стороне 17 руб. 26 коп., не говоря о том, что еще сверх того должен заработать для уплаты податей 15 руб. 61 коп., в силу чего и приходится, за невозможностью столько заработать, впадать в недоимки, за которые приходится платиться продажей скота. Удивительно ли после этого, что, по данным д-ра Святловского, 35 % хозяйств не имеют ни одной коровы, а в 25 % нет никакой рабочей скотины.

Конечно, после всего сказанного станет понятным, что население, существующее впроголодь, а часто и вовсе голодающее, не может дать крепких детей…»67.

Объективно такое положение вещей программировалось предельной слабостью и отсталостью крестьянских хозяйств, средневековым уровнем средств производства. Но крестьяне считали иначе. Они полагали, что их обделили при реформе 1861 года. И резон у них был. Половину земли безвозмездно оставили помещикам, а крестьян заставили выкупать у них свои наделы. При этом и не подумав компенсировать крестьянам два столетия рабского труда.

«Земля вся нами окуплена потом и кровью в течение нескольких столетий, – писали в мае 1906 года в письме в Государственную Думу крестьяне Волоколамского уезда Московской губернии. – Ее обрабатывали мы в эпоху крепостного права и за работу получали побои и ссылки и тем обогащали помещиков. Если предъявить теперь им иск по 5 коп. на день за человека за все крепостное время, то у них не хватит расплатиться с народом всех земель и лесов, и всего их имущества. Кроме того, в течение сорока лет уплачиваем мы баснословную аренду за землю от 20 до 60 руб. за десятину в лето, благодаря ложному закону 61‑го года, по которому мы получили свободу с малым наделом земли, почему все трудовое крестьянство и осталось разоренным, полуголодным народом, а у тунеядцев помещиков образовались колоссальные богатства». В этом вся суть крестьянских претензий к помещикам, и никакие революционеры здесь не нужны.

Слабосильные хозяйства подняться не могли в принципе. Но и деваться от земли крестьянину было некуда: Россия не имела ни заморских колоний, ни мощной промышленности, требующей рабочих рук. Со временем положение только ухудшалось: с ростом населения на человека приходилось все меньше земли, да и сама земля истощалась, голод был все более частым гостем в крестьянских избах. Аграрный сектор агонизировал, народ вырождался. Перед Первой мировой войной половину рекрутов признавали негодными к военной службе. И даже из тех, кто остался, сорок процентов впервые в жизни ели мясо, попав в армию. Про хлеб проверяющие не спрашивали, но если копнуть, наверняка выяснилось бы, что и чистый, без примесей хлеб они тоже ели впервые.

К началу нового века терпению народному стал приходить конец. Крестьянские волнения начались еще в 1902 году. В 1904‑м они ненадолго стихли, чтобы после Кровавого воскресенья вспыхнуть с новой силой, пока что в виде разграбления имений. Причем странные это были грабежи. Начались они в ночь на 14 февраля в Дмитровском уезде Курской губернии, уже в ближайшие дни пострадали еще 16 имений в округе, а там пошло…

Британский историк Теодор Шанин68 пишет:

«Описания тех событий очень похожи одно на другое. Массы крестьян с сотнями запряженных телег собирались по сигналу зажженного костра или по церковному набату. Затем они двигались к складам имений, сбивали замки и уносили зерно и сено. Землевладельцев не трогали. Иногда крестьяне даже предупреждали их о точной дате, когда они собирались „разобрать“ поместье. Только в нескольких случаях имел место поджог и одному-единственному полицейскому были, как сообщают, нанесены телесные повреждения, когда он собирался произвести арест. Унесенное зерно часто делилось между крестьянскими хозяйствами в соответствии с числом едоков в семьях и по заранее составленному списку. В одной из участвующих в „разборке“ деревень местному слепому нищему была предоставлена телега и лошадь для вывоза его доли „разобранного“ зерна. Все отчеты подчеркивали чувство правоты, с которым обычно действовали крестьяне, что выразилось также в строгом соблюдении установленных ими же самими правил, например, они не брали вещей, которые считали личной собственностью…

Другие формы крестьянского бунта распространились к тому времени на большей части территории. Массовые „порубки“ начались уже в конце 1904 года. Так же как и „разборки“, „порубки“ обычно происходили в виде коллективных акций с использованием телег. В ходе „порубок“ крестьяне стремились обходиться без насилия. Тем не менее, когда в одном случае крестьянин был схвачен полицией на месте преступления и избит, его соседи в ответ полностью разрушили пять соседних поместий, ломая мебель, поджигая здания и забивая скот…

В течение первых месяцев 1905 года крестьянские действия в значительной степени были прямым и стихийным ответом на нужду и отчаянный недостаток продовольствия, корма и леса во многих крестьянских общинах. Все эти действия были хорошо организованы на местах и обходились без кровопролития…

…Массовые разрушения поместий не были к тому времени ни „бездумным бунтом“, ни актом вандализма. По всей территории, охваченной жакерией, крестьяне заявляли, что их цель – навсегда „выкурить“ помещиков и сделать так, чтобы дворянские земли были оставлены крестьянам для владения и обработки».

Однако по-настоящему крестьянские волнения вспыхнули осенью 1905 года. Е. Прудникова пишет: «„Манифест 17 октября“ либералы из верхушки общества выдавливали из правительства для себя. У них и в мыслях не было, что еще кто-то, кроме них, захочет воспользоваться его плодами. Однако, едва узнав о даровании „свобод“, крестьяне тут же горячо откликнулись на события. Вот только свободы они понимали иначе.

…Уже 17 октября 1905 года в Марковской волости Дмитровского уезда Московской губернии на сходе тамошнего сельского общества крестьяне попросили местного агронома выступить с рассказом о манифесте. Аудитория сообщение выслушала и разошлась по домам – думать.

Через две недели, переварив новости, крестьяне собрали второй сход, уже гораздо более представительный. На него сошлись жители нескольких деревень. Сход принял своеобразную „синтетическую“ резолюцию, в которой смешались требования крестьянские и политические: демократические свободы, всеобщее образование, наделение землей безземельных крестьян и амнистия политзаключенным. Более того: сход постановил властям не подчиняться, податей не платить и рекрутов не давать до тех пор, пока эти требования не будут выполнены (из чего можно предположить, что агроном, вероятно, был „с народническим уклоном“).

Но все это оказалось только началом. Тут же, на этом сходе, было провозглашено „государство в государстве“ – Марковская республика, президентом коей избрали сельского старосту Бурышкина. В ноябре программу дополнили требованиями отмены самодержавия и созыва Учредительного собрания…