Игрушка для генерала (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

— Генерал, но не вы.

— Десять ударов, я сказала. Всё. Уведи ее отсюда

Когда они били меня по запястьям, я зажмурилась и снова мысленно писала его имя. Выводила букву за буквой. Я ведь знала, что за это последует расплата. За все приходится платить… Я заплатила несколькими минутами боли, красными рубцами, за возможность писать его имя. Я считала, что оно того стоило. Я еще даже не предполагала, какую боль готова буду вытерпеть ради него.

А потом меня бросили в карцер где-то в недрах этого дома. В кромешную темноту, в запах сырости и ржавчины. Они не видели, что я улыбаюсь. Наверное, это привело бы их в состояние ужаса.

«Владимир, возвращайся домой… я хочу просто знать, что ты где-то рядом, вдыхать твой запах и слышать твой голос. Вова… я же могу называть тебя так про себя»…

Я бы не сказала этого вслух, но про себя звала его, даже не осознавая этого. Любовь играет с нами злую шутку — мы хотим видеть хорошее там, где его нет и быть не может. Я все еще была полна своими детскими иллюзиями. Я видела его другим, не таким, каким видели другие. Почему? У меня нет на это ответов. Влюбленные смотрят сердцем, а не разумом. А мое сердце уже принадлежало ему. Вот так просто. Без причин и следствий, без какой-либо отдачи, без надежды на взаимность… Даже больше — я бы и не посмела на что-то надеяться. Где я, а где он? Небо и земля. Точнее, небо и грязь. Черное небо и черная грязь. Общий у них только цвет, но они далеки друг от друга.

Я заснула на каменном полу, свернувшись клубочком.

Меня разбудил лязг отпираемого замка… За мной пришли. Хозяин вернулся.

Увидела его и забыла, что, наверное, он и будет тем, кто меня приговорит за наглость, слышала голос Клары, как она обвиняла меня в проникновении на запретную территорию дома, как высказывала предположение, что меня этому научили, как описывала мое сопротивление и то, что я проглотила бумагу, чтобы скрыть написанное. Агент вышел из-под контроля и, по закону, должен быть уничтожен. Таковы правила. Это порченый товар и его нужно ликвидировать до того, как будет поздно, до того, как агент предаст или не выполнит задание. Все это время Владимир смотрел мне в глаза. Он молчал. Я видела, как темнеют радужки синих глаз, как играют желваки на идеальных скулах, покрытых легкой щетиной, и моя кожа покрывалась мурашками. Не от страха, а от дикого восторга, что он вернулся. Наверное, я не могла сдержать эмоции, и на моем лице отражалось все, что я чувствую. Мне не мешал даже голос Клары, которая не замолкала не на секунду. Я любовалась его лицом, впитывая каждую черту, черточку, морщинку. Я дышала полной грудью и сходила с ума от радости.

Владимир вдруг сделал предостерегающий жест, и Клара замолчала.

— Это правда? — взгляд становится тяжелым и требовательным.

— Ты спрашиваешь у нее? Не веришь МНЕ?

Резкий взгляд в её сторону и тишина. Ни звука. Кроме моего бешеного сердцебиения и учащенного дыхания.

— Отвечай, Мила, это правда? Ты находилась в моей комнате и рылась в моих вещах?

Я кивнула и стиснула пальцы, чтобы унять дрожь.

— Зачем ты это сделала?

Я посмотрела на Клару потом перевела взгляд на него и не произнесла ни слова.

— Клара, выйди. Подожди за дверью!

Когда мы остались одни, Владимир подошел ближе и резко поднял мое лицо за подбородок.

— Зачем ты это сделала?

Я не могла сказать, просто не могла сказать ни слова. Смотрела ему в глаза и понимала, что, если скажу это вслух — буду выглядеть ничтожной и жалкой идиоткой.

Пальцы сильнее сжали подбородок.

— Почему молчишь? Клара сказала правду?

Отрицательно качнула головой.

— Говори, пока я не заставил. Лучше сделай это сама — СЕЙЧАС!

— Запах…, — я задержала дыхание, — вас долго не было. Он пропал. А там…он все еще был.

Зрачки генерала расширились и пальцы ослабили хватку.

— Какой запах?

Я судорожно сглотнула.

— Какой запах, Мила?

— Ваш, — голос дрогнул, и у меня пересохло в горле. Глаза генерала сузились. Он мне не верил.

— Что ты написала на бумаге?

— Ничего особенного…

— Не лги мне.

— Я не лгу.

Владимир вдруг оказался возле стола.

— Иди сюда.

Я послушно подошла, и он протянул мне шариковую ручку, а также лист бумаги.

— Напиши, что ты писала вчера.

Я склонилась к столу, чувствуя его взгляд затылком, всем телом, словно он проник под одежду и обжигал мне кожу. Старательно вывела все буквы его имени и протянула бумагу. Но он даже не посмотрел на лист, сжал мое запястье.

— Смотри мне в глаза.

Я не умела играть в женские игры, в маскарад, в притворное равнодушие. Я даже не знала, что так возможно. Он усмехнулся краешком чувственных губ, и я почувствовала, как сердце забилось в горле, как захватило дух, и я полетела вниз, еще ниже, на одну высоту. От его красоты, от того, как сверкнули синие глаза еще незнакомым мне блеском, но таким притягательным…таким мужским. От него все тело наэлектризовалось, и я вдруг поняла, что Владимир держит мою руку за запястье. Забрал клочок бумаги и вдруг нахмурился. Я увидела, как он рассматривает длинный красный рубец, протянувшийся вдоль тыльной стороны моей ладони. Попыталась одернуть руку, но он сжал сильнее. Откинул манжет, изучая след от хлыста. Мне казалось, что воспламенилась моя кожа, дышать стало еще труднее, и я медленно погружалась в кипяток диких ощущений. Пожалуй, я готова была вытерпеть еще столько же ударов, лишь бы это стало причиной прикосновений.

— Клара!

Я вздрогнула от того, как сильно прозвучал его голос, нарушая тишину. Он вспорол её нескрываемой яростью, от которой зазвенел воздух и запульсировало в висках.

А потом я с ужасом смотрела, как на тонкой коже Клары вздуваются рубцы. На щеках, на подбородке. Как она закрывает лицо руками, и кровь сочится через ее пальцы, как она падает на колени и вздрагивает, вздрагивает, а на нее сыплется град ударов.

— Никогда не трогай то, что принадлежит мне! — женский всхлип. — Никогда не смей прикасаться к тому, что я назвал своим! — Клара стонет от боли, извивается на полу. — Никогда не делай больше, чем тебе позволено!

— Не надо!

Не знаю, как это вырвалось из пересохшего горла, но Владимир метнул на меня яростный взгляд.

— Пожалуйста. Не надо.

Он снова прищурился… словно плохо расслышал, что именно я говорю.

— Не надо, — повторила я и сглотнула, глядя ему в глаза.

Заметила, как, пошатываясь, Клара встала с пола, утирая лицо рукавом.

— У меня ночью будут гости, важные гости, проследи, чтоб её не видели, и прикажи сменить ей полностью гардероб, Клара. Мы не на острове. И еще — чтоб сегодня на ней не было ни одного шрама. Мне плевать, как ты это сделаешь.

Генерал вышел из кабинета, а я посмотрела на Клару и вздрогнула. Ее холеное лицо бороздили рваные рубцы, такие же, как на моих руках. А в глазах, с размазанной тушью и застывшими слезами, я прочла удивление, шок, полное непонимание и…еще более жгучую ненависть.

Она не сказала ни слова пока мазала мои руки какой-то вонючей мазью и прикладывала к ним повязки. Ни единого слова. Но в этот момент я поняла, что у меня появился личный враг и этот враг сделает все, чтобы меня не стало.

Глава 13

Я менялась с каждым днем, с каждым часом во мне происходили перемены.

Исчезала маленькая наивная девочка, которая не видела ничего, кроме синего цвета, номера на одежде и ежедневной шеренги, появлялась женщина. Еще не осознавшая собственного предназначения, но уже изнывающая от зарождающегося безумия. Я иногда ловлю себя на мысли, что никогда не чувствовала себя агентом, не испытывала фанатичного осознания своего предназначения. Да, я была превосходным агентом. Стала со временем, но не потому что это был талант. Я принадлежала генералу, и именно моя принадлежность ему и делала меня той, кого он хотел во мне видеть. Ни для кого другого я бы не стала ни агентом, ни кем бы то ни было другим.