Космический триггер - Роберт Уилсон

Через несколько вечеров Редактор “Плэйбоя” снова столкнулся с Тимом на богемной тусовке в особняке Хефнера.

Тим накачался спиртным и не сводил глаз с одной из хефнеровских кисок, которую явно хотел как можно скорее трахнуть, поэтому Редактору не удалось завязать с ним продолжительный разговор.

В то время вовсю разгоралась вьетнамская война, и настойчивость, с которой правительство лгало обо всем, связанном с войной, начала расшатывать социальную структуру США. По определению ученых, занимающихся теорией информации, систематическая ложь создает “ситуацию дезинформации”, когда каждый человек в конце концов начинает подозревать, демонизировать и дьяволизировать всех и вся.

Пол Уотцлавик, помимо прочих исследований, ставил классические эксперименты, в которых совершенно здоровые глюди начинали вести себя со всей иррациональностью госпитализированных параноиков или шизофреников — просто потому, что им намеренно и систематически лгали. Такого рода “дезинформационная” матрица настолько типична для…многих сфер нашего общества (реклама, организованная религия и правительство), что некоторые психиатры, к числу которых принадлежит и Р. Д. Ланг, считают ее основной причиной психотических срывов. Когда политика лжи становится…нормой жизни, паранойя и психоз становятся “нормальным состоянием”. Поскольку основным лжецом шестидесятых было правительство, оно заблуждалось больше, чем кто-либо другой, так как его карта реальности стала классической дезинформационной системой. Истеблишмент начал озираться вокруг в…поисках главных преступников, виновных в эскалации бро-же. ния и раскола в обществе. С единодушным одобрением на роль преступника номер один был избран Тимоти Лири.

Под вывеской “Война наркотикам” началась “война научным исследованиям”.

Иными словами, под вывеской “война наркотикам” в обществе нагнеталась истерия и велась самая настоящая “охота на ведьм”. Это привело к тому, что число людей, употреблявших наркотики, с каждым годом неуклонно возрастало, особенно среди молодых, невежественных и неподготовленных, и пагубные последствия были заранее предсказуемы. Единственными экспериментами, которые были остановлены, стали научные эксперименты ученых, только-только начинавших узнавать что-то новое о нервной системе. Именно тогда их заставили свернуть свои исследования.

Вот некоторые из свидетельских показаний д-ра Лири, которые он давал в Сенате в 1966 году:

Сенатор Эдвард Кеннеди: Не кажется ли вам, что следовало бы установить контроль хотя бы над ввозом наркотиков?

Д-р Лири: Что касается продажи, изготовления или распространения — да.

Кеннеди:... Вы даете свидетельские показания. Итак, почему вы считаете, что такой контроль должен быть установлен?

Лири: Я считаю, что коммерческая деятельность, связанная с изготовлением, продажей и распространением этих веществ, должна контролироваться, так как покупатель ничего не знает о качестве. Ему неизвестно, насколько это опасно, и он вообще не знает, что покупает. Нужны законы, точно так же как есть законы об амфетаминах…

Кеннеди: Вы говорите “ничего не известно о качестве”. Чего вы опасаетесь, говоря о качестве?

Лири: Мы не хотим, чтобы в Соединенных Штатах сформировался “черный рынок” по продаже или распространению ЛСД…

Кеннеди: Почему?

Лири:…Или барбитуратов, или алкоголя. Когда вы покупаете бутылку спиртного…

Кеннеди: Это к делу не относится. Мы говорим об ЛСД… Почему вы против их бесконтрольного изготовления и распространения? Потому что это опасно?

Лири: Потому что вы не знаете, что приобретаете…

Кеннеди: Потому что это опасно? [23]

И так далее. Лири постоянно пытался указать на ужасы “черного рынка”, который обязательно появится вследствие повсеместной криминализации ЛСД, а Кеннеди постоянно его перебивал и пытался запутать, чтобы выбить признание “вины”. Правительство шло напролом и запретило исследования в области ЛСД. Почти немедленно образовался “черный рынок” и начал быстрыми темпами расширяться в масштабах всей страны. Никто не знал, что покупает. Устрашающе множились плохие путешествия, особенно среди людей, которых арестовывали в моменты импринтной уязвимости, так как в этом состоянии у них импринтировалось ощущение беспомощности, страха и паранойи. Такие же результаты были получены во время секретных экспериментов ЦРУ, в которых субъекты не знали, что с ними делали. Все это можно было бы предотвратить, если бы работа Лири, касавшаяся установки, обстановки и дозировки, была правильно понята.

Увы, в средствах массовой информации суть работ Лири никогда четко не формулировалась. Там его выставляли сумасшедшим, который хотел, чтобы все принимали ЛСД, а позднее — криминальным гением, который стоял за “черным рынком”, хотя именно он всеми силами пытался предотвратить его образование. И нигде (!) и ни разу (!) не сообщалось, что во время проводимых Лири исследований по ЛСД не было ни одного плохого путешествия, ни одного нервного срыва, ни одного самоубийства.

Множественные реальности

Один из писателей в рекламном отделе “Плэйбоя” по выходным предпринимал “кислотные” путешествия, употребляя дрянь, которую его поставщик с “черного рынка” называл ЛСД. (К тому времени ЛСД объявили вне закона.) Как-то раз этот писатель, которого мы назовем Джозефом К., рассказал мне, что во время серии последних путешествий он принимал телепатические послания из внешнего космоса. Материалист не сумел полностью скрыть свой мгновенно возникший скептицизм, и Джозеф К. тотчас же умолк. Мы больше не слышали от него ни единого слова по этому поводу, а со временем он ушел из “Плэйбоя” и пытался писать для Голливуда.

В то время я выкинул из головы “всю эту мистическую чепуху” и играл роль светского, искушенного и преуспевающего Редактора “Плэйбоя”. Странное было чем-то вроде бедности и случалось только с другими людьми. Я шел прямо к цели — Гедоническому Удовлетворению — преимущественно благодаря новому наркотику, который вошел в мою жизнь, барышне-искусительнице по имени Мария Хуана, богине секса, экстаза и “поведения-в-соответствии-со-своими-желаниями”. К моменту трагических событий съезда демократической партии 1968 года Материалист почти регулярно курил марихуану, как делали это все остальные сотрудники не только редакции “Плэйбоя”, но и всех остальных журналов, которые мы знали, а также всей информационной индустрии в целом.

Как-то вечером Гедонист-Материалист блаженно балдел, одиноко покуривая дома травку — дети уже спали, а Арлен (парадоксально для жены редактора “Плэйбоя”, не правда ли?) ушла на собрание феминисток. И вдруг я сделал нейрологическое открытие. Самогипноз довольно легко воспроизводится на травке, без утомительной подготовки, с которой начинается обычный гипноз. Из травки, которая отправляла тебя экспромтом в очередное захватывающее путешествием по миру восхитительных ощущений, она становилась инструментом тщательно разработанной программы сенсорного обогащения. Ты мог превращать музыку в цветовую палитру, в нежные прикосновения, во вкусовые ощущения; ты мог разрастаться до гигантских размеров или сокращаться до размеров собственных клеток и молекул; ты мог настраивать собственную нервную систему, словно это гибрид микроскопа и телевизора.

Через несколько захватывающих месяцев экспериментирования я вдруг понял, что могу достичь всего этого без марихуаны. Именно тогда потрясенный Материалист в конце концов начал понимать, что имел в виду Фрейд, когда говорил о проекции, а Будда — о майе. Словно стопка кристально чистой водки, меня обожгла простая мысль: что бы ни означала “реальность” с философской точки зрения, наш повседневный опыт (то есть отвечающее здравому смыслу определение “реальности”) почти полностью программируется нами.

Этот киномонтаж столь стремителен, что обычно мы даже не осознаем, что занимаемся им постоянно; при этом мы вводим множество вещей, которых вообще нет (фрейдовская проекция), и упускаем миллионы вещей, которые есть.

Когда Будда говорил, что нормальное сознание — это иллюзия (майя), он как раз имел в виду отождествление конечного продукта с точным отражением объекта чувственного восприятия.

Любитель травки вскоре понял, что марихуана может стать инструментом, при помощи которого можно настраивать нервную систему с такой же легкостью, как изображение на телевизионном экране. Я пришел к тому, что семантик Кожибский называет “сознанием абстракции” — осознанием обычно подсознательного механизма, посредством которого каждый из нас переделывает мир по своему образу и подобию. Теперь Нейролог взялся за йогу — совершенно не мистически и без малейшего пиетета. Я понимал, что йогический тренинг — чем бы помимо этого он ни был — представляет собой метод освобождения нервной системы от обусловленного восприятия. Сочетая марихуану с йогой, я быстро продемонстрировал себе на непосредственном опыте, что нервную систему можно освободить фактически от каждого ощущения и рефлекса, которые составляют наш обычный спектр восприятия.