Дыхание в унисон - Элина Авраамовна Быстрицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не поеду в Херсон.
— А чому це так?
Я ей рассказала о «предложении» Морозенко.
Она на меня посмотрела с деланым удивлением и изрекла:
— Вы порочите наши кадры!
Я задохнулась от возмущения: меня режиссер пытается затащить в постель, и я же еще порочу эту «кадру»!
Было очевидно, что дама меня заставит туда поехать. Но я не хотела попасть в публичный дом!
Решительно повторила вальяжной чиновнице:
— В Херсон я не поеду.
Она не стала меня уговаривать: зачем тратить время на какую-то девицу? Куда она денется — не первая такая строптивая…
Не скрою, через несколько лет, когда я уже снялась в роли Аксиньи в «Тихом Доне» и успешно дебютировала в Малом театре, меня очень подмывало позвонить и ей, и «товарищу» Морозенко. И спросить:
— Ну як вы там?
Я знала, что Херсонский театр под руководством этого сластолюбивого режиссера медленно угасал. В своей не короткой творческой жизни я не раз была свидетелем того, как умирает театр, режиссер которого превратил актрис в свой гарем. Искусство не прощает распущенности…
Из Комитета культуры я вышла с твердым намерением взять свою судьбу в собственные руки. Размышляла, думала, искала выход. И решила попытать счастья в Московском театре имени Моссовета, который был в то время на гастролях в Киеве. Требовалось «показаться» художественному совету и руководителю этого театра — а вдруг меня возьмут, случаются же чудеса… Я уже к этому времени снялась в одном фильме, начинала сниматься в другом. Невелик, конечно, творческий багаж, но я им гордилась.
Добилась, чтобы меня принял Юрий Александрович Завадский. Пробивалась к нему очень долго, наконец пришла в Оперный театр, где шли спектакли Театра имени Моссовета. Завадский был на месте. Я очень нервничала — шутка сказать, встретиться с самим Завадским! Он разговаривал со мной в коридоре, мне это показалось плохим признаком. Волнуясь, стала говорить, как хотела бы работать в Москве, в его театре.
Юрий Александрович перебил:
— У кого вы учились?
— У Ивана Ивановича Чабаненко…
— А, так я его знаю, пусть он мне позвонит и расскажет о вас.
— Хорошо, — ответила я.
В институте уже жизнь замерла, сессия прошла, студенты уехали на каникулы, преподаватели — в отпуск. И я позвонила Ивану Ивановичу домой.
Мне на его квартире ответили:
— Иван Иванович поехал в Плюты на дачу.
Плюты — это сорок километров от Киева, на Днепре. Как туда попасть? Кто-то из моих друзей сказал, что есть такой парень, молодой архитектор, который строил в Плютах дачу драматургу Александру Корнейчуку, где тот и живет вместе с женой, писательницей Вандой Василевской.
Я нашла этого парня и попросила его поехать со мной.
— А мне тоже туда нужно, — кивнул архитектор. — Поплывем… Завтра в восемь утра отходит пароход прямо до Плютов.
В половине восьмого я была на пристани. Ни одного билета на этот пароход не было, и на наших глазах он отчалил.
Я пришла в отчаяние. Затягивать время нельзя, каждый день надо было что-то есть, а уже не на что… И я спросила архитектора:
— Петя, а как еще можно попасть в Плюты?
Он ответил:
— Пешком.
— Как? Сорок километров пешком?
— Ну, а что делать? До Корчеватого можно доехать на автобусе, а там все равно пешком.
Мы поехали на автобусе до Корчеватого — это восемь километров. Тридцать два километра надо было пройти пешком.
Когда мы вышли из автобуса, шел проливной дождь. Мы сразу промокли, никакого попутного транспорта не было. И пошли мы по шляху. Видела я тогда очень интересный мираж… Дождь вскоре кончился, и сразу наступила жуткая жара. И где-то на горизонте этот шлях блестел, будто река. Красиво!
Оставалось пройти совсем немного, когда нас догнала грузовая машина, на которой перевозили выкорчеванные пни. Шофер сжалился над нами и посадил на эти пни. По проселочной дороге доехали до Плютов и попросили остановиться у дачи Корнейчука.
Я не помню эту дачу, помню Ванду Львовну Василевскую — жену писателя. Она вышла нам навстречу босиком по прохладной земле и напоила холодной водой из погреба.
Я спросила:
— Где найти Ивана Ивановича?
— У Кривого, на краю Плютов.
Я сообразила, что Кривой — это один из местных жителей. Мы пошли искать хату Кривого. Нашли, и я спросила у хозяина:
— Скажите, пожалуйста, где Иван Иванович?
— А он утром уехал в Киев.
Я догадалась, что Иван Иванович уехал в одной из тех машин, которые шли нам навстречу, когда мы добирались до Плютов.
Ужас! Проделать такой путь — и напрасно? Я даже не задумывалась, когда мы добирались до Плютов: а как же обратно? Такая простенькая мысль не приходила в голову. Была цель, ее надо было достигнуть, а уж потом разберемся…
Кривой, увидев нашу растерянность, стал давать разные советы. Среди них оказался и очень дельный. Из местного дома отдыха в Киев должна идти машина, и если мы поторопимся, то, может, успеем ее перехватить.
Мы помчались в дом отдыха. Там действительно стояла грузовая машина с уже работающим мотором. Ее кузов был битком набит людьми, как бочка сельдями. У самого края, у заднего бортика, нам с Петей достались места — люди потеснились: наверное, им просто стало нас жаль.
В Киев мы приехали в половине одиннадцатого вечера, и я сразу бросилась к телефону-автомату.
Позвонила Ивану Ивановичу домой и попросила его о встрече. Сообщила, что ездила к нему в Плюты, но мы разминулись, а мне надо обязательно с ним поговорить. Наверное, что-то
