Войны и кампании Фридриха Великого - Юрий Ненахов

К середине XVIII века становилось ясным и в России, и в Западной Европе, что существовавшие орудия полевой артиллерии большого веса не отвечают требованиям боевой практики. Тенденция к облегчению орудий проявилась в рассматриваемое время в ряде западноевропейских стран. Однако только в Пруссии и России эта тенденция осуществлялась на практике последовательно. Особенно важным было то, что она проводилась в артиллерии в органической связи со стремлением к повышению действенности огня и с попытками найти целесообразные формы организации последней.

Артиллерийские преобразования 50-х годов XVIII века представляли выдающееся явление в развитии русского военного искусства и заслуживали большого внимания, поскольку содержали начала, выступавшие в той или иной мере прогрессивными элементами дальнейшего сложного развития, а кроме того, служили показателем высокого уровня русской военной и военно-технической мысли того времени.

Преобразования осуществлялись группой выдающихся русских артиллеристов, в которую входили генералы И. Ф. Глебов, К. Б. Бороздин, конструкторы артиллерийского вооружения М. В. Данилов и М. Г. Мартынов и другие теоретики и практики артиллерийского дела; коллектив возглавил генерал-фельдцейхмейстер П. И. Шувалов.

Поиски новых типов орудий, которые велись этими русскими артиллеристами, с одной стороны, по линии повышения эффективности картечного огня, а с другой — по линии уменьшения веса орудий, привели в 1753–1756 годах к созданию шуваловских (так называемых «секретных») гаубиц и единорогов. Нет необходимости останавливаться на первом из указанных типов: техническая идея, заложенная в шуваловские гаубицы (увеличение разлета картечи по горизонтали за счет придания поперечному сечению канала ствола овальной формы), не оправдалась.

«Единороги», наоборот, показали высокие технические качества и боевую ценность. Эти орудия представляли собой удлиненные гаубицы, сочетавшие свойства гаубиц и пушек. За счет уменьшения веса заряда удалось добиться значительного снижения веса орудия сравнительно с пушками. 12-фунтовая пушка обр. 1734 г. имела вес ствола 112 пудов и ее перевозили 15 лошадей; полупудовый «единорог» обр. 1760 г., предназначавшийся для замены указанных пушек, имел ствол весом 30 пудов и его перевозили 5 лошадей. В то же время «единороги» обладали и достаточной дальностью настильного выстрела, и возможностью вести огонь при больших углах возвышения; они могли стрелять картечью, сплошными, разрывными и зажигательными снарядами.

Таким образом, в направлении облегчения орудий был сделан большой шаг вперед. Однако это не было равнозначно повышению подвижности полевой артиллерии в бою. Следовало улучшить ходовую часть системы и усовершенствовать способ перемещения орудий на поле сражения. Шувалов и его сотрудники работали и над этой проблемой. В ходе Семилетней войны, по мере того как вырисовывалось значение указанных аспектов, были сформированы при полевой артиллерии «отвозные» команды, а позднее — два артиллерийских фузелерных полка для обеспечения перемещения орудий в бою вручную на лямках, а также для их прикрытия. Разрабатывались и новые способы передвижения орудий. Так, осуществлен ряд мероприятий, направленных на упорядочение организационной структуры артиллерии, введение фурштатских команд в состав строевых артиллерийских подразделений.

Благодаря преобразованиям, прошедшим в 1750-х годах, артиллерия русской армии поднялась на новую ступень развития, опередив при этом артиллерию западноевропейских армий. Результаты практической реализации перечисленных артиллерийских преобразований в сражениях Семилетней войны были, как показано ниже, весьма существенными, хотя и не все их возможности до конца использованы. Важно подчеркнуть, что Шувалов и его сотрудники в общем правильно определили направления дальнейшего развития в узловых вопросах материальной части, организации и тактики артиллерии.

Если в тактике пехоты этого периода обнаруживается сочетание целесообразных сторон и не обусловленных необходимостью шаблонов, тактика кавалерии может быть признана вполне отвечающей условиям и задачам ее применения, а недочеты боевого использования артиллерии вызвались объективными факторами, то положение в общей тактике приходится оценить по-иному. Именно здесь в наибольшей мере сказалось стремление западноевропейской (дофридриховской и послефридриховской) военной мысли к внедрению канонических правил и рутины, — тенденция, которой не избежало в той или другой мере и отечественное военное искусство.

Необходимо обратить внимание на это различие между характером тактики родов войск и общей тактики, сложившееся в рассматриваемое время. В дальнейшем, как будет показано, при сохранении форм тактики родов войск в общей тактике произошли значительные сдвиги.

Перечислим основные, наиболее типичные положения общей тактики середины XVIII века:

A. «Нормальный» боевой порядок: пехотный центр, образованный двумя, иногда — тремя линиями развернутых батальонов (третья линия — неполная), и кавалерийские крылья.

Б. Обязательная непрерывность боевого порядка: во всяком случае первая линия должна быть сплошной.

B. Равномерное распределение сил по фронту.

Г. Слабость или полное отсутствие в боевом порядке резерва.

Д. Искусственный и сложный способ развертывания из походного в боевой порядок (захождением).

Е. Слабость тактического преследования, иногда — полный отказ от него.

«Нормальное» построение боевого порядка основывалось, как уже говорилось, на рациональных соображениях: прикрыть фланги пехотных линий кавалерией, обеспечить последней возможности наиболее полного применения ее маневренных свойств; малая глубина боевого порядка выступала следствием стремления возможно шире использовать стрелковое оружие пехоты. Однако в рассматриваемое время такой тип боевого порядка приобрел характер застывшего шаблона, применявшегося нередко без учета конкретной обстановки. Характерной в этом отношении была практика установления рассчитанных на любые условия «ордеров баталии». Часто не придерживался данного шаблона и Фридрих Великий, одержавший ряд крупных побед в трех войнах, отступил от него и П. С. Салтыков при Кунерсдорфе, что и принесло ему тогда успех.

Требование непрерывности боевой линии было, видимо, наиболее серьезным дефектом линейной тактики середины XVIII века. Оно вытекало из опасения, что разрывы в линии батальонов создадут промежутки, в которые может ворваться противник, и прежде всего его кавалерия. Как показывают факты, именно это надуманное правило было в первую очередь отброшено в ходе дальнейшего прогрессивного развития военного искусства, и именно в прусской армии.

Отказ от расчленения боевого порядка создавал огромные трудности при наступлении даже на непересеченной местности. Поэтому в связи со сложностями ведения пехотной атаки, наступление в данное время сделалось наиболее «трудной» формой боя.

Нет необходимости доказывать, что равномерное или почти равномерное распределение сил по фронту являлось существенным недочетом линейного боевого порядка. Этот недостаток можно было значительно смягчить путем создания сильного общего резерва. Но западноевропейскому военному искусству того времени, включая и Фридриха II, эта мысль была совершенно чужда. Наоборот, этому полководцу было присуще выраженное стремление решить бой первым ударом. Ниже будет показано, что в русском военном искусстве в ходе Семилетней войны обнаружился иной подход к данному вопросу.

Способ развертывания войск из походного порядка в боевой, утвердившийся в линейной тактике, связывался с положением о непрерывности фронта. Считалось, что наиболее естественный способ — развертывание по головам колонн (так называемая деплояда) — не обеспечивает построения сплошных линий боевого порядка: практически не имелось возможности выдержать интервалы между подходящими к полю боя колоннами так точно, чтобы после их развертывания между соответствующими колоннам частями не получилось бы разрывов. Поэтому приняли способ развертывания захождением.

Как правило, армия образовывала две колонны, соответствовавшие линиям боевого порядка. Подразделения (плутонги или дивизионы и т. д.) двигались на дистанциях, равных протяжению фронта подразделения. При подходе к рубежу развертывания, колонны вытягивались вдоль него, а затем подразделения заходили во фронт и выстраивали таким образом линии боевого порядка. Крупные неудобства подобного способа очевидны. Прежде всего, он требовал высокой обученности войск. Не удивительно, что склонные вообще к осторожности австрийцы, чтобы избежать сложностей развертывания, предпочитали обычно занимать оборонительные позиции заблаговременно, передавая таким образом инициативу противнику. То же наблюдалось и в русской армии.