Карусель сансары - Юрий Мори

– Это что за дела?! – заорал Филат и соизволил обернуться. Глаза его блистали яростью. – Вы что, охренели, подопечные? Кто это сделал?

Он уже нёсся в круг, к лежащему Мишкиному телу, один словно серая крыса среди разгорячённых розовых мышей.

– Ну-ка отвечайте, кто? Ну!

Судак поднял руку и ткнул пальцем в грудь Мякиша:

– Да вот он это! Как спятил, на всех кидался, а Ссыкуна зарезал.

Словно и после смерти Мишка решил подтвердить своё мерзкое прозвище – по земле из-под лежащего тела расширялось тёмное пятно мочи, рисуя карту неизвестного континента.

Филат немного растерялся. Посмотрел на Судака, потом медленно перевёл взгляд на Боню: тот снова сплюнул кровью, стараясь попасть на Мишку, и кивнул.

– Да он это, он! – загомонили пацаны отряда. – Плакса это озверел, откуда что взялось!

– Серьёзно? – усомнился командир. – А нож где взял?

– Ну это ж талисман, Филат. Бывает, дают с собой сюда пронести иногда. У него вот нож. Небось, бандюга раньше был знатный, – спокойно, привычно растягивая гласные, ответил Судак и почесал толстую ляжку, словно его цапнул комар, и не было сейчас ничего важнее, чем всласть подрать место укуса.

Мякиш стоял молча. Понятно было, что спорить, объяснять и обвинять бесполезно. Коллектив всегда прав, не ссы против ветра и ещё сотня народных мудростей.

Филат глянул на него, но спрашивать ничего не стал. Вместо этого шагнул к Алексею, уставившемуся в землю, поднял пальцем подбородок и заглянул в тёмные серьёзные глаза:

– Ну, Принц, а ты что скажешь? Кто с ножом был?

Тот молчал, да и все вокруг затаили дыхание. Пауза затягивалась, словно вся спортплощадка была одним большим стоп-кадром невесёлого кино.

– Плакса это, – наконец сказал Принц. – Антон. Мякиш.

На этом пауза кончилась, лопнув, как перетянутая струна на гитаре, со звоном в ушах, хлестнув жгучим обрывком по пальцам, по голым телам, по и так растрёпанным нервам Антона. Он вскрикнул – но не только и не столько от боли предательства: Мишкино тело, о котором все забыли, внезапно стало менять цвет, подёрнулось густой сетью тёмно-коричневых капилляров, какие бывают на давно упавших с дерева осенью и уже гниющих листьях. Плотной-плотной сетью, изменяя черты, делая мёртвого человека чем-то похожим на тюк ткани, брошенный под ноги ничего не ценящим живым. Потом эта масса, казалось, шевельнулась и начала растекаться по земле, частично впитываясь в неё, частично развеиваясь в воздухе, как плотный дым.

– Ничё! – гавкнул Судак. – Скоро вернётся, тогда и продолжим.

На этом Мякиш не выдержал и побежал к стене, расталкивая не очень-то и сопротивляющихся человекообразных. Боня пытался было ухватить его за плечо, но пальцы скользнули по мокрому потному телу, рука повисла в воздухе.

Антон бежал вдоль канавы, ставя какой-то немыслимый рекорд даже не скорости – исполнения желаний. Он хотел быть где угодно, но не здесь. Не с этими людьми, если их так вообще можно называть.

– Стой, стой, гадёныш! – орал вслед Филат. – Пацаны, держите его!

Несмотря на приличный отрыв, далеко уйти не удалось: земля под ногами покачнулась как при коротком, но энергичном подземном толчке, потом небо заволокло сизым плотным дымом. Отчаянно запахло табаком, будто невидимый курильщик стоял над ними, над двором, над интернатом и всем этим миром, и выдыхал прямо вниз.

От толчка под ногами Мякиш не удержался и свалился в ров, окунувшись с головой в вонючую стоячую воду. Вынырнул, отплёвываясь: стена с Воротами была так близка и так недостижима, что он вздрогнул и вновь погрузился в смрад канавы.

Кажется, его кто-то вытащил потом. Кажется, бил. Кажется, кричал.

Он не запомнил подробностей, с неким даже удовольствием потеряв сознание.

6

На полу перед глазами Мякиша колыхались отсветы, блики, неясное, но давящее мерцание. То медленно, будто танцуя неспешный вальс, то резкими быстрыми вспышками стробоскопа. Хотелось не видеть этого, отвернуться и снова спрятаться в раковину бессознательного, но не получалось. Посмотреть в другую сторону? Он попытался повернуть голову, но застыл от резкой боли в затылке.

Отсветы тем временем никуда не делись, они были везде: тревожные, багровые, льющиеся от стен в меняющемся дёрганом ритме.

– Где это я? – спросил Антон вслух. С детства казалось, что произнесённое вот так, громко, важнее, чем просто мысли. Даже если никого рядом нет, это обязательно кто-нибудь услышит. И не поможет – нет, так слишком просто – хотя бы примет к сведению.

Никто и не откликнулся. Мякиш прикрыл веки, застонал и с трудом, но сел на полу, обхватив голову руками. Был он гол и бос как в момент рождения, пальцы нащупали на затылке шишку, обильно покрытую запёкшейся кровью. Провел рукой по лицу. Тоже всё разбито, отзывается иголками боли при касании.

Приоткрыл левый глаз – по ощущениям ему досталось меньше, не так заплыл. Странное какое местечко, даже по меркам интерната, и так щедрого на необычности. Квадратная комната с высоким, как и везде здесь, потолком. Двери в каждой из стен, строго по центру. Даже непонятно, куда бы они могли вести, вход-то в любое из здешних помещений только из общего коридора. Остальное пространство стен занимали подсвеченные изнутри стекла жутковатых аквариумов, внутри которых колыхалась неясная масса, но медленно и вальяжно, то пульсируя предынфарктными сокращениями гигантских сердечных мышц. Проходя через это шевеление, подсветка и давала тот странный эффект освещения комнаты.

Неподалёку от Мякиша валялась его местная одежда. Помятые и сложно пожёванные штаны, завязанные узлом рукава куртки, трусы, натянутые на оба ботинка, отчего казавшиеся стоящими без посторонней помощи, майка. Всё это серое. От всего этого подташнивало не меньше, чем от головной боли и непрошеной пляски цветов по полу и потолку, дверям и самим аквариумам.

– Матрица какая-то, – назло себе и невесть кому невидимому прошептал вслух Антон.

– Точно, точно! И сейчас я скажу: «Мистер Андерсон! Мы наблюдаем за вами и не дадим сделать прежних ошибок».

Кто-то неприятно рассмеялся за спиной, коротко и зло, будто каркнул. Мякиш узнал голос Филата, но даже поворачиваться было больно и незачем. Какого чёрта он сюда припёрся, поиздеваться?

Командир отряда, по-прежнему в мышиной серой форме и поскрипывающих при каждом шаге высоких ботинках, не стал дожидаться. Обошёл с трудом сидящего и опустился перед ним на корточки, глядя в лицо.

– А это не матрица, мистер Мякиш. Господин Мякиш? Товарищ?

– Зовите меня просто – Ильич, – выдавил Антон, сражаясь с очередной волной головной боли, разрывающей затылок. – Могли бы и выключить иллюминацию, к чему она здесь.

– Оденься. А то слишком жалкое зрелище, – ответил Филат