Возвращение Скорпиона - Юрий Кургузов

В зале наигрывала относительно приятная музыка, и за столиками расположились пятеро или шестеро человек. Наверное, это их тачки стояли сейчас на набережной перед кабаком. Я направился к стойке бара, и выражение лица моего было самым приветливым, чего никак нельзя было сказать про тонкую и худую физиономию бармена. Да и посетители встретили меня взглядами отнюдь не любезными.

Учитывая полуспортивное телосложение большинства клиентов, а также возможное наличие в их карманах некоего арсенала, я, приблизившись к стойке, развернулся вполоборота к залу. Но впрочем, кидаться на меня аки звери покамест никто не собирался — у людей за столиками были свои проблемы и вопросы, которые они сейчас и утрясали друг с дружкой. И мало-помалу я вроде бы утратил первоначальный, вызванный моим появлением интерес публики.

Но не бармена.

Вперив в меня взгляд серо-водянистых, чуть выпуклых глаз, он негромко, почти не разжимая губ, спросил:

— Ты кто?

Я горестно покачал головой:

— Нечего сказать, радушный прием!

Он дёрнул щекой.

— А что ты за яйцо? — И тотчас же поинтересовался: — Где Валера?

Я удивился:

— Какой Валера? Ах, так мальчика зовут Валера? Вот. — Достав из кармана куртки кастет, аккуратно положил его на стойку. — Вот. А Валера… В общем, он спит.

На рыбьем лице бармена не дрогнул ни единый мускул.

— Ты псих? — коротко спросил он.

Я улыбнулся:

— Нет, не псих… — и вырвал из-под стойки его руку с зажатым в ней пистолетом. Чешский "яга" калибра 6,35!

Пистолет стоял на предохранителе, и я, невзирая на дикие крики товарища, стал выкручивать ему кисть, одновременно вежливо глядя на изумленно вытянувших шеи клиентов.

Секунд через пять раздался хруст: рука треснула в кисти и локте, и бармен кричать перестал — потерял сознание. Пистолет брякнулся на стойку, я взял его в левую руку, а кастет в правую и наконец целиком и полностью повернулся к посетителям, растерянность на лицах которых уже сменилась куда более определенными чувствами.

Один из двоих, что сидели ближе ко мне, сунул руку в карман…

Надеюсь, вы понимаете, что стрелять не хотелось, разве уж в самом крайнем случае. Поэтому я просто метнул кастет, и его острые зубья врезались парню в лоб. Бедняга без вскрика свалился со стула, а его сосед побледнел.

Я повел дулом пистолета:

— Встань.

Он медленно поднялся и начал задирать грабли кверху, хотя никто его об этом покуда и не просил.

Я же кивнул на столик, где трапезничали (да нет, уже не трапезничали) еще трое.

— Туда. Живо. И возьми стул.

Он взял и потерянно присел рядом с теми тремя, а я смахнул с бильярдного стола кий и вернулся.

— В одну линию, пожалуйста.

Они загремели стульями, пересаживаясь. Пересели. Я приземлился напротив.

— Благодарю. А теперь…

— …!…!…! — точно прорвало одного из них, самого молодого. Конкретных выражений и эпитетов приводить не буду, неудобно, но легко догадаться, что касались они исключительно меня, а также ближайших моих родственников обоего пола.

Я терпеливо выслушал все до конца, а потом, точно зулус ассегай, воткнул острый кончик кия в горло сквернослова.

Остальные ахнули, охнули, ойкнули. А он, горемыка, еще продолжал сидеть, но кровь из пробитой шеи уже стекала на рубашку и капала на брюки. Резким ширком я продвинул свое импровизированное оружие вперед до упора, а затем так же резко выдернул его из раны, и грубиян, хрипя и булькая порванной глоткой, грохнулся на красивый итальянский паркет.

Перевел взор на оставшихся троих. О, они являли собой прелюбопытнейший групповой портрет. Был бы профессиональным художником, обязательно нарисовал бы когда-нибудь эти такие разные, разные, разные лица, выражения коих объединяло в данный момент одно. И даже не страх, а — непонимание. Искреннее, абсолютное, на грани безумия непонимание того, что происходит. Невесть кто вторгся в их обитель, самым наибеспардоннейшим образом осквернил этот их "Голубой поплавок", а они — не знали! Не понимали! Даже не догадывались! — кто? за что?

И я не стал их томить.

Я вытер кий о пиджак левого и сказал:

— Мне жутко неловко за произошедшее, господа бандиты! Но слушайте и запоминайте. Буду краток. Итак…

Итак, похищена женщина. Молодая женщина. Красивая женщина. Ее похитили, чтобы… А впрочем, неважно, важно лишь, что ее нет. Ей-богу, я совершенно не в курсе ваших здешних раскладов и разборок, понятия не имею, кто заказывает музыку и держит вышку, — меня интересует только эта женщина. И я хочу, чтобы вы рассказали всем — всем! — и своим тузам, и своим шестёркам, что я здесь. И что я — уж простите за высокий штиль — объявляю войну. Всем! Повторяю: мне глубоко наплевать, кто от кого кормится, у кого пасется и чье дерьмо жрет. Женщина должна вернуться домой, иначе каждый день будет умирать кто-то из вас и не в единственном числе.

— Н-но… — пискнул левый.

Я укоризненно покачал головой:

— Хочешь сказать, что слышишь об этой женщине первый раз в жизни? Верю. Но это ничего не меняет. Вам передано сообщение — вы должны передать его дальше. Извини, друг, однако…

Я ударил его рукояткой пистолета по ключице. Конечно, у "яги" рукоятка не очень, но все же. Хруст. Крик. Эффектное падение на пол.

— Вот видите, — сокрушенно вздохнул я, обращаясь к оставшимся за столом. — Но это ладно, зато вон там… — И кивнул им за спины.

Оба инстинктивно обернулись, а я воткнул правому в сонную артерию вилку, а его соседа схватил за волосы. Тот, что с вилкой, всхрапывая, опустился на четвереньки, пошел, пошел, пошел… Упал.

— Финиш, — сказал я последнему. — Промежуточный финиш: сегодня большой крови уже не будет. Но учти — только сегодня. Запомни и сообщи другим: женщина должна вернуться домой, и тогда я исчезну. Возможно, ты воспринимаешь случившееся сейчас как чрезмерную жестокость с моей стороны, но это не так. Просто я сокращаю объем работы на будущее.

Развернул парня к себе лицом и ткнул стволом в зубы, одновременно слегка стиснув кадык. Он застонал и замахал руками, захлебываясь кровью, слюной и разнокалиберными осколками зубов.

Я усадил его обратно на стул и кивнул:

— Арриведерчи. До побачиння. Да, кстати, твоя тачка которая?

Он выплюнул вместе с красной пеной:

— "Ф-форд"…

Проходя мимо стойки, я рванул шнур телефона — лучше поздно, чем никогда. Впрочем, у потерпевших, конечно, имелись сотовые, но когда еще они за них возьмутся.

Открыл дверь. Валерий начал уже понемногу приходить в себя, хотя ножки все еще подкашивались — вставал и падал, вставал и падал. Я сунул пистолет в задний карман и ласково похлопал его по щеке. Он снова упал.

Возвратясь на твердую землю, приблизился к "Форду"…

Нет, разумеется, это ребячество, согласен — но, чёрт побери, коли взрослый мужик ухитрился сохранить в себе мальчишку, это же здорово!

Покосился по сторонам (разбуженный пацанами Кузнеца зуд живописца вспыхнул в душе с новой силой). Поднял с асфальта ржавый гвоздь и быстро нацарапал на сверкающей двери короткое как "мир", но куда более обидное слово. Большой оригинальности, как видите, не проявил — да этого и не требовалось: я лично рассматривал сие действо не как творческий, а как некий сакральный, знаковый акт. И я этот акт — произвел.

Уже заворачивая за кипарисы, краем глаза увидел, что к "Поплавку" подрулил темно-синий "Чероки" (эх, Дон Фардон, "Песня индейца в резервации"! Молодость, где ты?..). Мысленно сделал ему (джипу) ручкой.

Как ни странно, мой Автомедонт был на месте. Я, кряхтя, влез на сиденье, чувствуя задом свой трофей, а он ехидновато ухмыльнулся:

— Ну что?

— А что? — не понял я.

Он прищурился:

— Правда, спрашиваю, про пистолет-то?

Я махнул рукой:

— Брехня.

Парень метнул на меня короткий взгляд, но, напоровшись на встречный, тотчас положил руки на руль.

— Ну-ну…

Глава двенадцатая

Распрощавшись с остроумным ровесником своей "Волги", я какое-то время поблудил по центру города, проверяя, нет ли "хвоста". Не давал покоя казус с мотоциклистом — надо же, вроде все предусмотрел, сменил машину, а просекли как сосунка!

По улицам спешили люди, однако было их не так много, как в прошлый мой приезд: курортный сезон-то еще не начался. Но сейчас мне здесь нравилось больше, чем год назад. Фактически уже стояло лето, было просто тепло — очень тепло, а, к счастью, не очень жарко, как тогда.

Поскольку все равно требовалось убить время, я пошел на пляж. Некоторые из приезжих купались. Да, конечно, вода была относительно прохладной, но лишь относительно. В наших среднерусских реках и водоемах она становится такой не раньше июня, а здесь пожалуйста: начало мая, а ныряй сколько душе угодно без риска отморозить задницу или простудиться.