Девушка и Ворон (СИ) - Кравцова Марина Валерьевна

— Ты ведь останешься? Здесь, со мной?

— Для чего же я выходила за тебя замуж? — удивилась она. — И здесь, и где угодно.

— Этот дом и для меня не сказать что родной. Я в Москве родился, там и вырос… Сюда наезжали так, по случаю, да и тогда я больше времени проводил в охотничьем домике. Мне и самому привыкать придется.

Лиза прижалась щекой к его плечу. Стоять бы вот так хоть век да смотреть на реку…

— Кстати, я человека отправил в Яблоньки за твоими вещами. Скоро должен воротиться.

— Спасибо, Федя…

Они оба, не сговариваясь, избегали сейчас говорить о чем-то важном и волнующим. Хотелось просто отдохнуть душой…

— Ну что, — сказал наконец Федор, — пойдем в дом? Выпьем по чашке чая…

Чай пили в маленькой синей гостиной, в этот час раззолоченной закатным солнцем. В этом доме, похоже, давно ничего не менялось, модные течения нынешнего века обошли его стороной. Большая печь с изразцами согревала комнату, было тихо, лишь доносилась откуда-то простая песня — девичий голос выводил что-то спокойное, текучее как Серебрянка… Лиза расспрашивала Федора о его жизни, о родных.

— Не только у тебя есть родственница в монастыре, — рассказывал он. — Моя матушка тоже приняла постриг, не здесь, в далеком скиту. Таково уж ее призвание… Отец мой в горячке сгорел, мне тогда пятнадцать было, и матушка ждала, когда я совсем повзрослею, чтобы можно было меня оставить со спокойной душой.

— Так ты совсем один? — посочувствовала Лиза.

— Сейчас нет, — улыбнулся Федор. — С тобой.

— А твой отец тоже вороном оборачивался?

— Мог, да… но не любил. Ему нравилась во всем степенность, размеренность, и меня он всегда учил прилежному поведению, но его наука впрок не пошла. Не зря Ворон Воронович меня любит, говорит, что я ему будто и не внук, а вроде сына.

— Часто тебе является?

— Раньше в год хотя бы раз прилетал, а то и чаще, но вот что-то давненько не было. Заскучал, видать, на Руси.

— А какой он?

— Огромный ворон, куда больше меня. А отец его — Царь-Ворон — вообще полнеба крыльями закрывает. И даже в мужском облике мой дед — нечеловеческий совсем. Глаза у него звездные, а волосы — как ветер. Он несказанно красив, и уверяет, что никогда не похищал девиц силой, просто ни одна устоять не смогла.

Лиза лукаво улыбнулась:

— А ты на него похож?

— Мне сложно судить, — муж вернул ей улыбку. — Но кто видел нас обоих, те говорят, что похож.

— Ты очень красив…

— Спасибо, милая. А ты… — он кончиком пальца обвел на блюдце контуры пышного белого цветка. — Ты настоящий цветок, удивительный, и не опишешь тебя. Не полевой и не садовый… Такие в Запределье цветут.

— Это я-то цветок из Запределья? — Лиза звонко засмеялась.

— Да еще и самый нежный… Но теперь чем займемся? Пойдем, покажу тебе дом. А хочешь, научу играть в ломбер? Или… лучше, наверное, в шахматы.

— Я умею в шахматы.

— Отлично! Непременно сразимся. А если читаешь по ночам… то-то в твоей комнате все огонек светился чуть ли не до утра, то пойдем в кабинет, там шкафы с книгами. Выберешь что-нибудь для чтения.

— Спасибо, я книгам всегда рада. Но пока расскажи еще что-нибудь, Феденька. О Запределье… с тобой чудеса так близко.

И вновь они говорили, потом играли в карты и немножко в шахматы, и смотрели книги, доставая их из старых застекленных шкафов, и в маленькой зале, низкой и темной, но полной вечерней таинственности, разглядывали в отблесках свеч портреты в золоченых рамах.

Наконец Федор сказал:

— Утомил я тебя, Лизонька. Иди-ка ты к себе, в свои новые покои, отдохни. Я провожу тебя.

«Вот оно…» — Лиза замерла в волнении, даже не зная, что ответить. А что говорят в таких случаях? Если б можно было, она попросила бы Федора… не приходить к ней ночью. Он не был ей неприятен, напротив, его прикосновения волновали девушку, вот только ей хотелось, чтобы пока, хотя бы совсем недолго, так все и оставалось. Чуть-чуть бы еще ей, венчаной жене, побыть невестой… «Ничего, — утешала она себя, опуская взгляд. — У других-то куда хуже, выходят замуж, едва зная жениха и не испытывая к нему ни малейшей склонности, и то ведь терпят…»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Федор поцеловал ее руку, не по-светски… просто так.

— Лиза, — сказал он мягко, — я только провожу тебя до дверей и пожелаю добрых снов. Я не войду к тебе, пока ты сама не дашь мне знать, что хочешь этого.

— Тогда… — Лиза благодарно взглянула на мужа. — Пожалуйста, подожди немного… все так скоро произошло, так неожиданно.

— Буду ждать, сколько скажешь, — Федор поцеловал ее волосы. — Я люблю тебя.

Глава 18. Наставник великого князя

— Эмиль Францевич скоро будет здесь, — сказала сыну великая княгиня Вера Павловна — худощавая женщина с величавой осанкой и классически-красивым строгом лицом. — Ты не рад?

Александр, окруженный сдержанной роскошью своего кабинета, выглядел сейчас очень просто в домашней одежде. Время от времени он рассеянно приглаживал чуть вьющиеся темно-русые волосы, бывшие сейчас далеко в не идеальном порядке. Когда юноша поднял взгляд на мать, она прочла в его глазах грусть и отрешенность и подавила вздох не то сострадания, не то раздражения.

— Саша, ты нездоров?

— Да, пожалуй, что и так… Что вы говорили, мама? Эмиль Францевич? У него, кажется, были какие-то дела в Петербурге…

— Так, стало быть, он разобрался с делами… — Вера Павловна с трудом подавила чувство острого недовольства. После короткого молчания, во время которого Александр упорно смотрел в окно — на небо, она продолжила: — Я знаю, ты зачастил в церковь в Лебяжьей роще. Все ждешь, что нежданно-негаданно туда явится Елизавета Измайлова? Это в конце концов неприлично, Саша. Ты на виду у всей Москвы, у всей России. Ты уже дал столько поводов для сплетен… Что скажет государь, если ему донесут… а донесут непременно!

— Мама, ну причем тут государь? У него и без того достаточно забот…

— Ты неисправим, Александр.

— Простите, что огорчаю вас, — печально ответил великий князь, на миг покаянно опустив голову. И снова уставился в окно.

— Приведи себя в порядок и выходи к ужину, — распорядилась его мать. — Сегодня будут только свои. Может, и Эмиль Францевич поспеет.

— Хорошо, мама…

На этот раз Вера Павловна вздоха уже не сдержала.

На приезд из Петербурга графа Эмиля Салтыкова, своего старого друга и наставника Александра, великая княгиня возлагала большие надежды. Этот человек был окружен тайной, болтали, что он обладает странной магической силой. А еще он был прекрасно воспитан, всегда любезен и готов оказать услугу. Но главное — поражал окружающих глубиной познаний в разных науках. Когда-то давно граф Салтыков произвел огромное впечатление на Веру Павловну — жену младшего сына государя. Именно она впоследствии настояла, чтобы он стал учителем ее маленького сына. За годы Александр привязался к наставнику, они стали друзьями. Вот поэтому-то Вера Павловна и позвала Эмиля Францевича из Петербурга в Москву. Он скромен, но про его таинственные способности рассказывают много интересного — так кто как не он сможет разобраться с этой странной, невозможной любовью великого князя…

— Александр Константинович… — Вера Павловна снова заглянула к сыну. — Все уже собрались, друг мой, ждут только тебя. Саша?

Она огляделась. Комната была пуста.

— Куда же он… — начала было великая княгиня — и осеклась. Окно, в которое во время разговора с ней ее сын так неотрывно смотрел, было распахнуто настежь. А на подоконнике лежало большое лебединое перо…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вера Павловна взяла перо, растерянно поднесла к лицу. А потом кивнула самой себе, словно что-то вдруг осознав, и прошептала:

— Упрямец!

На следующие день Зинаида Сергеевна Загорская принимала у себя графа Эмиля Салтыкова. Лишь они были посвящены в обстоятельства бегства великого князя, для всех остальных заготовили басню о том, что государь письмом отослал куда-то внука из Москвы с тайным поручением.