Мистер Солсбери и каслинский черт - Виктор Петрович Поляничко

буквы начинаются четыре слова: голова, сердце, руки, здоровье. Это популярный клуб, в котором ребята состоят до 21 года. В основном, это сельские мальчики и девочки. Раз в месяц они собираются и отчитываются о своей работе.

Каждое занятие в данном клубе заканчивается клятвой. Она звучит примерно так:

«Верю, что работа в клубе сделает из меня полезного гражданина. Моя голова научится планировать и размышлять. Мое сердце будет добрым и верным, руки ловкими и сильными. Я буду здоровым, чтобы радоваться жизни и хорошо работать. Я верю в США и в свою ответственность за процветание моей страны».

Мы заметили, что многие родители заинтересованно следят за работой клуба. Ведь он помогает детям учиться выращивать скот, обрабатывать землю, изучать технику, вести журналы доходов и расходов.

В США много и других школьных клубов. Есть клуб скаутов. 12 заповедей скаутской организации знает каждый школьник. Тут и обещание делать хотя бы одно доброе дело в день, помогать старикам и детям, повиноваться властям. Скаут должен всегда улыбаться, никогда не выражать неудовольствия.

…Пасмурным утром в Нью-Йорке мы побывали на окраине Бруклина в детском музее. Музей разместился в бывшем гараже. На стенах здесь висят детские рисунки, в клетках мечутся зверушки.

На втором этаже комнаты для работы кружков. Здесь учатся играть на пианино, трубе, гитаре. И везде — пыль, грязь, ветхая мебель.

Наш приход был сенсацией. Музей впервые посетили иностранцы, да еще из СССР. Здесь никогда не были ни журналисты, ни государственные чиновники.

Запомнился директор этого музея. Пуэрториканец. Средних лет человек. У него нет идеала, а точнее сказать — он разочарован в тех, кому верил в молодые годы. Он ненавидит войну во Вьетнаме, но не из политических соображений, а сугубо личных, боится, что и его туда пошлют. Его больше всего удивляет то, как много сделано в нашей стране за годы Советской власти. Пуэрториканец знает имена советских космонавтов. Смотрел два-три фильма, читал кое-кого из наших поэтов. Беседуем с посетителями музея. Из-за шкафов выглядывают любопытные мальчишки. Мы спрашиваем 14-летнего паренька: «А чем ты гордишься?» — «Я уже два года езжу на машине, и у меня «железные нервы».

БУНТ МОЛОДЫХ

Наше знакомство со студенческой Америкой началось за несколько дней до «грандиозной битвы», как окрестила американская печать бурные выступления студентов в мае 1970 года.

Удалось встретиться со студентами разных университетов. Что их волнует? Многое. И постановка высшего образования в стране, и развитие форм студенческого самоуправления, и растущая плата за обучение.

Молодежь не стоит в стороне от борьбы против расизма, засилия милитаризма и вьетнамской войны. Отрадно, что студенты не только дискуссируют, но и действуют. В Чикагском университете они добились ликвидации призывного пункта на территории кампуса. На плакатах, призывающих юношей вступать добровольцами в американскую армию, мы видели надписи протеста против грязной войны, призывы уничтожать повестки в армию.

Чикагский университет — один из крупных в стране. Его корпуса, расположенные на дымной окраине города, окружены зеленью. Узкие асфальтированные дорожки ведут к двух-, трехэтажным коттеджам. Всюду валяются листовки.

Здесь прошла оживленная беседа со студентами, выпускающими университетскую газету «Мароон». Беседа вначале не клеилась. Но вскоре молодые американцы все чаще начинают вынимать тоненькие карандашики, что-то торопятся записать в свои блокноты. Многие из них откровенно заявляют о своем несогласии с грубостью и насилием, царящими в стране.

— Война, — говорят они, — это ужасно. Мы протестуем, боремся, но мало кто нас поддерживает.

Тема беседы серьезная, животрепещущая. И вдруг одна студентка переключает разговор на проблемы гомосексуализма. Они вызывают повышенный интерес у значительной части американской студенческой молодежи. И это не удивительно. Ее всеми средствами стремятся отвлечь от горячих проблем современной политической жизни страны. Толкают в омут разврата.

Интересуемся условиями поступления в университет. Никаких конкурсов в нашем понимании не существует. Хочешь учиться — пожалуйста. Но к заявлению прикладывается вступительный взнос — две тысячи долларов.

В дальнейшем студент, например, Пенсильванского университета платит 100 долларов — за консультации, 150 — за пользование книгами университетской библиотеки, 150 — за посещение лабораторий, 100 — за общежитие, 200 — за бытовые услуги и т. д.

За экзамены также платят. Зная, например, что по литературе экзамен стоит 25 долларов, студент оплачивает чек в банке и вручает его преподавателю. При пересдаче следует вторично оплатить чек на ту же сумму.

Таким образом, чтобы получить специальность педагога или врача, человек должен обладать кругленькой суммой долларов.

Мы не удивились, когда на «Рэдио-сити мюзик-холл» — у этого центра американского шоу, встречали парней с плакатами на груди и на спине: «Я хочу учиться в колледже. У кого есть доллары и доброе сердце — помогите!». Но им никто не протягивает и цента.

В университетах Америки оригинальные условия защиты диплома. Студент может, например, защищаться по фотографии или похоронному делу.

Нас немало удивили внешний вид студентов, нормы поведения. Многие одеты неряшливо, обросшие. В Чикагском университете студенты слушали лекцию профессора физики, развалившись на полу, на войлоке.

— Почему студенты лежат?

— А нам так удобней, — ответил, не поворачивая головы, детина, лежавший в ногах своей подружки.

ПЕНСИЛЬВАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ. В ПРИЕМНОЙ РЕКТОРА.

В Пенсильванском университете у двери с табличкой «Ректор» возлежал тип. Через него переступали, его фотографировали, с ним пытались заговорить — он безмолвствовал. Ректор, с которым мы вместе выходили из приемной, бойко перепрыгнул через студента.

— А почему студент лежит здесь? — спросили мы ректора.

— Да он, по-моему, уже несколько суток валяется. Недоволен. Ему третий раз ставят двойку по физике.

В Атланте в университете Эмори у нас состоялась встреча со студентами на семинаре, который вел молодой профессор Блаксвелл. Договорились с ученым, что вопросы будем задавать по очереди, по принципу «фифти-фифти». Первый вопрос задали мы.

— К какому виду деятельности вы себя готовите?

— К работе в государственных, а может быть, и частных организациях. Там будет видно. Не знаем. Вначале надо отслужить в армии и сохранить голову!

Вслед за тем студенты задали не один, а сразу десяток вопросов:

— Правда ли, что у вас обучение бесплатное? Каков размер стипендии? Сколько студент платит за общежитие? Есть ли студенческое самоуправление? Правда ли, что русские студенты не могут критиковать своих профессоров и у них нет газет и журналов?

Были и такие вопросы, которые свидетельствовали о серьезном желании разобраться в потоке разноречивой «информации», каждодневно обрушивающемся на голову молодого американца.

Наши ответы для многих были откровением.

Нас интересовало, что читают студенты, знают ли произведения В. И. Ленина. Из 30 человек пять назвали: «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Материализм и эмпириокритицизм», «О государстве».