Кошелек предателя - Марджори Эллингем

Он заставил себя окончить осмотр, но, окинув беглым взглядом последний ряд машин, увидел человека, склонившегося над нависшим кузовом. При ярком свете его бледное лицо показалось Кэмпиону знакомым. Вспышка словно озарила сознание Кэмпиона, и он вспомнил имя этого человека. Вместе с именем он почувствовал и полное отсутствие энтузиазма, как выразился какой-то остроумный наблюдатель.

— Уивер Би.

Когда он еле слышно произнес его, оно прозвучало нелепо и чуждо. Однако, при всей сумятице в сознании, это имя оставалось ему известным, и с ним было связано что-то неприятное.

Именно в эту минуту в нем окончательно укрепилось понимание собственной никчемности. Странное ощущение одной-единственной цели, прежде пронизывавшее все его существо, постепенно исчезало, и он уже объективнее оценивал происходящее, но в то же время подозревал себя на каждом шагу. Он подумал, что делает из мухи слона и, что еще хуже, им овладевает настоящая депрессия. К тому же все пережитое не замедлило сказаться и на его общем состоянии. У него страшно разболелась голова, а ноги сделались ватными.

Он повернулся и двинулся обратно. У правого поворота он остановился и прислушался. Из огромного спрятанного в пещере гаража до него не долетело ни звука. Поднимаясь по узкой железной лестнице, он попытался мысленно соединить все, что ему удалось увидеть в Лошади. Впечатления и дразнили и тревожили его. У него возникло мучительное чувство, что все это может быть совершенно обычным, если смотреть ясным взором хорошо знающего город человека. Полному невежде всякая старинная городская цитадель, вероятно, покажется фантастической. Однако, с другой стороны, любая, еле различимая особенность здешних мест может стать крайне важной и он должен был это сразу осознать. В повестке дня он заметил номер пятнадцать, что само по себе представляло интерес. А человек, которого он только что видел? Если его присутствие в пещере в порядке вещей, то почему он прячется?

Он продолжал раздумывать и уже пришел к ясному выводу, когда услышал прямо за спиной тяжелое дыхание Суперинтенданта. Ему оставалось одно: чтобы не допустить преступной небрежности, он должен немедленно установить контакт с Оутсом. Ему надо было сделать это раньше, как только он получил письмо. Кэмпион недоумевал, почему он упустил из вида столь явное решение, и вдруг вспомнил Энскомба и всю неприглядную роль в этом деле, когда он сосредоточил все внимание на собственной персоне. Конечно, Хатч разъяснил ему это только сейчас. Боже мой, он был ненормален! И вот он здесь, бредет во тьме, видит чудовищ, там, где растут кусты, и невинные тени там, где могут таиться смертельные ловушки, а драгоценное время уходит и уходит. Он был безумцем, вполне вероятно, опасным безумцем. К счастью, к нему мало-помалу возвращался рассудок и он это сознавал.

Суперинтендант с нетерпением ждал новостей, но с еще большим нетерпением мечтал покончить с компрометирующей его ситуацией. Они ускорили шаги и пробежали по залу Совета, как спешащие в норы лисицы.

— Грузовики? — удивленно переспросил Хатч, когда Кэмпион ответил на его вопрос. — И много их там?

— Несколько. — Кэмпион не мог объяснить, почему он так осторожен.

Хатч покачал головой.

— Я о них ничего не знаю, — сказал он. — Полагаю, что это дело правительства. В Институте ведутся эксперименты с искусственным бензином, по крайней мере, об этом ходят слухи. Мастера — хозяева Института, и, только подумайте, Корыто неплохое место, там можно спрятать парочку грузовиков. Что это вы так заспешили, сэр? Вас там никто не видел?

— Нет, — искренне отозвался Кэмпион, — но мне сейчас надо торопиться. — Суперинтендант открыл было рот, чтобы расспросить его поподробнее, но долгий служебный опыт предостерег его от навязчивости. К тому же в этот момент они приблизились к кладовой за лавкой.

Они выбрались на поверхность без происшествий, но Хатч был недоволен, что уже начало светать. К счастью, утро выдалось туманное, и оба с благодарностью погрузились во влажную пелену, словно она спустилась на землю специально ради них.

Когда они шли по широкому шоссе рядом с Лошадью, приземистые домики подмигивали им сквозь туман, однако Бридж выглядел не таким сказочным, как при лунном сиянии. Это был старый и очень живописный город, но его призрачность, фантастический колорит исчезли вместе с луной.

Кэмпион приободрился, увидев это, и поверил, что к нему действительно возвращается рассудок. Он чувствовал себя больным. В голове у него гудело, а тело ныло. Тем не менее он знал, что надо делать. Аманда оставалась его единственным спасением. Аманда должна отвести его к Оутсу. Странно, что одно лишь воспоминание о ней так успокоило его. Он подумал, что ему нужно освободиться от этого, если она уже сделала выбор. И однако это было абсурдно. Все это было чудовищно. Аманда не просто принадлежала ему, она была частью его самого. Аманда… он не мог это пережить. Он обязан пойти к ней… пойти за ней… пойти… за… ней…

Хатч подхватил его, когда он споткнулся. Они, пошатываясь, стояли на булыжной мостовой, и Кэмпион вдруг ощутил в себе какой-то запас сил, как будто в его теле находился другой человек, который извлекал из глубины на поверхность скрытые резервы энергии. Подобный опыт воодушевлял, как если бы тонущему во сне вдруг удалось спастись.

Лицо Суперинтенданта, казавшееся в тумане огромным, постепенно приобретало нормальные пропорции, и его голос, звучавший откуда-то издалека, стал слышен, как обычно.

— Вы переутомились, сэр, вот что. Мы как раз подходим к участку. Вам нужно сесть и отдохнуть. Нельзя же обходиться без пищи и сна, на это никто не способен.

Голос у него был жалостливый и чуть ворчливый.

— Если вы на ходу заболеете, где мы тогда окажемся?

Он успешно исполнял свои обязанности. Несмотря на бессвязные протесты Кэмпиона, они подошли к современному зданию полицейского участка, окруженного тюдоровскими домиками.

Сержант полиции встретил их на пороге и о чем-то шепотом доложил своему шефу, а тот ответил ему, тоже шепотом.

— Здесь? — произнес наконец Хатч. — Понимаю. Да, да, конечно. Соедините нас сразу. Мы будем разговаривать в кабинете.

Он с волнением повернулся к Кэмпиону.

— Вам только что звонили, сэр. Из Главного Управления. Вы можете сейчас говорить? Вы себя хорошо чувствуете?

Кэмпион весьма смутно представлял себе, как они шли по участку. Он очнулся, увидев черную трубку старенького телефона.

— Это Йо, мистер Кэмпион. — Услышал он голос прямо над ухом. Он был так тих и слаб, что походил на шепот в его сознании. — Йо. Шеф здесь, с вами?

— Оутс? — Голос самого Кэмпиона, напротив, звучал резко и настороженно. Ему даже представилось, что он вскрикнул.

— Да, сэр. Он исчез. Мы не можем его найти. Он вышел из своего кабинета вчера ранним утром, и с тех пор о нем ничего неизвестно. Он с вами?

— Нет, его здесь нет.

Здесь последовала долгая пауза. Казалось, что она растянулась на столетия и опять спрессовалась в пространстве одной минуты. У него было время, чтобы заметить, как проникают сквозь высокие окна потоки света. Они отражались на дальней стене комнаты, окрашенной блекло-зеленой краской.

Далекий голос вновь заговорил.

— Значит, теперь вы один, сэр. Вы, единственный, можете что-то сделать. Никто из нас не знает всего в полной мере. Не уверен, сочтете ли вы это мудрым, сэр. Только Шеф контролировал своих агентов.

Кэмпион не ответил, и после очередной паузы слабый голос задал вопрос.

— У вас все… удачно складывается, сэр?

Кэмпион закрыл глаза и вновь открыл их, когда еще один тайный источник энергии запульсировал в его венах.

— Пока нет, — отчетливо сказал он, — но у меня в запасе еще час или два. — Затем он склонился над столом, обхватив голову руками.

9

Кэмпион проснулся, держа Аманду за руку. Он так обрадовался, обнаружив это, так успокоился, увидев ее, живую, дружелюбную, прекрасно все понимающую, что на какое-то мгновение забылся и примирился с миром. Он лежал, глядя на нее безмятежным, бессмысленным взором.

— Ты болен, — сказала она, и в ее звонком, юном голосе чувствовалась откровенная тревога. — Я давно пытаюсь тебя разбудить. Что я могу сделать? Позвонить Оутсу?

Он пришел в себя. Ее слова окончательно вернули его к действительности. Все, что он знал, понял или пережил после того, как очнулся на больничной койке, стремительно пронеслось перед ним, как фильм через проектор на утроенной скорости. Эффект был ужасный. У него перехватило дыхание, и он покрылся потом.

— Нет, — сказал он, стараясь присесть на кровать, в то время как его голова от слабости клонилась в сторону. — Нет, ни к чему. Я хочу сказать, не стоит этого делать. Я сейчас встану.

— Ладно, — согласилась она, и он с глубокой нежностью поглядел на нее. Она, несомненно, беспокоилась за него, и, по ее мнению, он должен был оставаться на месте. Но она знала, что он хозяин, и не спорила с ним. К тому же она была так молода, так хороша и так тонко все чувствовала. Ему нравились ее карие глаза. Ему захотелось, чтобы она поцеловала его. Мысль, что он, возможно, навсегда потерял ее, казалась невероятной, и он решил выбросить ее из головы, не вникая в суть и по-детски сжал ее руку.